Крест и крыло - Галина Дмитриевна Гончарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что произошло в следующий миг, я так и не поняла. Что-то негромко хлопнуло впереди. Захрипел Арсений. И что-то острое вонзилось мне в шею.
Шприц?!
Бежать! Вырваться хотя бы в коридор!!!
Но ноги уже подгибались. Последним проблеском сознания я услышала:
– А что с этим?
– Добить…
И мир погас окончательно.
Сорок шестой кабинет! Черти б его подрали! Снаружи у окна была пожарная лестница…
* * *
Аля выскользнула из дома, пока Тома и Васисуалий спали.
Еще три дня назад она бы потащила сестру с собой. По магазинам. Еще бы и оплатила все купленное ей. Но не сегодня.
За последнее время ее уверенность в том, что «Родные – это святое!» слегка поколебалась. И даже вовсе не слегка. А если честно – достали ее Тома с семьей до печенок и селезенок! И Аля искренне начинала сомневаться, что умри она – и Тома поможет Юле. Скорее это сделает Петруша. Приедет, будет тормошить, ругаться, поддерживать, пока дочка не встанет на ноги. От сестры этого не дождешься. Тома приедет, да, а еще притащит с собой Васисуалия и Библию. И так взбесит ребенка, что Юля ее с девятого этажа через окно спустит.
Костя – и тот старается держаться от ее сестры подальше.
Нет, ну как же так случилось?! Одна семья, одни родители… и какие же они стали разные, хоть и сестры…
– Алина Михайловна, садитесь, – симпатичный молодой человек распахнул перед ней дверь джипа.
– Ой, да зачем, я и пешком дойду…
– Алина Михайловна, Константин Савельевич приказал. Пожалуйста, не подставляйте нас под начальственный гнев, – попросил молодой человек. Как же его… Дмитрий, да!
– Дима, вы хотите сказать…
– Что мы с Толей – ваша охрана. Пока вы вне дома – мы ваши тени.
Аля вздохнула. Но спорить не стала. Костя лучше знает.
– Хорошо.
– Тогда садитесь на заднее сиденье. Куда едем?
Джип медленно выруливал со двора. У арки Дмитрий чуть притормозил и поехал медленнее. И правильно.
Под арку влетела со всей дури маленькая дамская машинка ярко-алого цвета. И естественно, впечаталась в нос джипа. Алю тряхнуло. Дмитрий вылетел из машины.
– Ты куда прешь, дура?!
Блондинка вылезла из машинки. Симпатичная. Только чуть полновата. Аля думала об этом как-то отстраненно, адреналин запоздало выплеснулся в кровь и ее слегка затрясло. Она знала, что большой опасности не было, но…
– Извините! – пискнула блондинка. – Я не хотела! Давайте посмотрим на тяжесть повреждений! Я все оплачу! Клянусь!!!
Дима сделал шаг вперед. Задние дверцы красной машины внезапно распахнулись. И две женщины, выпрыгнувшие оттуда, открыли огонь на поражение.
Дима упал как подкошенный. Два пистолета развернулись в сторону Али.
«С глушителями. Неужели – смерть?» – мелькнуло у нее в сознании.
Толя толкнул ее под сиденье, открывая огонь.
А минутой позже брызнуло осколками лобовое стекло. Пуля попала Анатолию прямо в переносицу. Оборотень всхлипнул – и завалился назад, обрызгав мозгами и кровью стекло и заднее сиденье.
Одна из женщин легко, словно птица, взлетела на капот машины – и хладнокровно разрядила всю обойму в беззащитную Алину спину.
* * *
Леонид осознал, куда едет, только когда увидел перед собой Юлин дом. Чертыхнулся. Но уезжать не стал. Припарковался неподалеку от арки, из-под которой выезжали машины – и посмотрел на окна.
Алина.
Аля, Алечка, Аленька, цветочек аленький…
Еще год назад он бы от души посмеялся над такой ситуацией. Профессионал. Пятидесятилетний безопасник. Оборотень.
И вдруг такая любовь к женщине!
Леонид понимал, что глупо, что он не может управлять собой, но и поделать ничего не мог. Любовь была сильнее его.
С того самого момента, как он впервые увидел Алю. Он заезжал за Юлей по какой-то мелочи. И девушка вышла из подъезда вместе с НЕЙ.
Поцеловала маму в щеку, запрыгнула на сиденье джипа – и произнесла с какой-то затаенной гордостью: «А это моя мама! Правда, красивая?»
А в следующий миг Аля вышла из тени дома на солнечный свет – и вдруг вспыхнула как феникс.
Засияли золотом темные волосы. Солнечный свет окатил стройную фигурку с головы до ног, очертил контуры тонкой руки… ничего не видел Леонид красивее, чем эта тонкая рука, поправляющая небрежно прядь волос. Полуоборот, Аля взмахивает рукой, посылая дочери воздушный поцелуй – и разворачивается к арке. Идеально прямая спина, темные джинсы отблескивают искорками от солнца, короткая куртка высверкивает пряжками – и она исчезает за углом. А Леонид остается сидеть, растерянный и ошалевший. И понимает, что пропал. Что уже не сможет забыть, разлюбить, развернуться и уйти… нет, никогда не сможет.
Быть вместе?
Нереально.
Она – мать Юлии.
Она – человек.
Она любит другого…
И это, последнее, было самым мучительным.
Он ведь знал историю Юлиной семьи. И понимал, что любовь между Алей и Константином – реальна. Он видел, как они шли куда-то вместе. Аля вся светилась и сияла. Константин улыбался ей, нежно и удивительно беззащитно, а Леонид чувствовал себя так, словно ему в сердце вонзались острые осколки стекла. Или это его сердце разбивалось на осколки?
Она. Любит. Другого.
И ничего ты тут не поделаешь. Хоть в лепешку расшибись.
Ей-ей, в то время Леонид начал хорошо понимать хозяина, который бесился от Юлиных выходок. Но и Юлю…
Сердцу не прикажешь. Его не заставишь полюбить или разлюбить. Не получится. Ты над ним не властен. Ты можешь свет во тьме зажечь и гору разрубить, только сердцу не прикажешь, только сердцу не прикажешь, человеческому сердцу не прикажешь полюбить…
Старая песня преследовала Леонида с навязчивостью шизофрении. А толку-то?
Ноль.
Он справился с собой, как и всегда.
Никто ничего не замечал. Юля поняла, но она – это другое. Как и Мечислав. Этим двоим было видно многое, чего не видели остальные. А сам Леонид был, как и всегда, спокоен и сдержан.
И только иногда позволял себе приехать – и посидеть под окнами. Посмотреть… хотя бы раз в неделю увидеть свою любовь.
Вот и сегодня, с утра…
Он бы даже во двор не заехал. Не стоило травить душу лишний раз. Постоял бы и уехал.
Но когда из-под арки донеслись крики, шум и выстрелы…
Волосы на загривке у оборотня встали дыбом. Он выдернул из тайника под сиденьем автомобиля надежного «стечкина» с серебряными пулями, так, на всякий случай, и принялся красться по направлению к арке, на ходу частично трансформируясь в боевую форму.
Появились клыки, лицо приобрело черты сходства со звериной мордой,
