Клад - Медеу Сарсекеев

— «Мы»! — передразнил его Кудайбергенов. — Спасибо за помощь. Как бы твоя услуга не обернулась в медвежью. Давай предположим не самое лучшее: и ты потерпишь провал на Совиной, как уже случалось не раз с другими… Где я возьму два миллиона, чтобы залатать прореху в бюджете объединения?

Он встал, хлопнул себя по ляжкам, почти вскричал:

— Диву даюсь, выслушивая таких прожектеров! Вы же думайте и о том, где взять на все эти штучки-дрючки деньги!

Казыбек готов был крикнуть ему в тон: «А мало ли этих миллионов вы сами швырнули на ветер, когда набирали материал для диссертации? Бурильщики месяцами гоняли станки, техники корпели в лабораториях, конторские служащие переводили горы бумаги… Сколько анекдотов сочинено по поводу вашего так называемого вклада в науку? Кто учтет моральный ущерб для всего общества от подобных лженаучных сочинений?»

В перепалке мысли сменяли одна другую. Но разве осмелишься высказать их в глаза человеку, от которого зависит твоя жизнь? И не только твоя — судьба рудников, стотысячного города в тайге.

У любого честного человека до последних минут остается надежда на то, что столь важный руководитель вдруг сменит в разговоре гнев на милость. Казыбек повторял одну и ту же просьбу, оставаясь при своем мнении:

— Поверьте мне, Ильяс Мурзаевич… Надо окончательно убедиться, загляните еще разок в мои схемы. Вот здесь посмотрите, я предполагаю найти глубинные трещины, а там…

Кудайбергенов не пропускал его слов мимо ушей. Рот генерального скривился в иронии, а может, и от презрения к настойчивому посетителю.

— Как же не поверить, если ты просто гений среди нас? — проговорил он, срываясь. — Мне все уши прожужжали о твоих находках на Шокпаре. Будто и не существовало моего приказа о продолжении разведки вопреки отрицательным результатам. Оказывается, ты один верил в залежи и в одиночку пришел к успеху. Вот ведь как можно повернуть всю эту историю. А сейчас ходят слухи о том, что ты нащупал под ногами не одну, а три рудоносные структуры. Каков молодец, а? Скажи, как мы, старики, проморгали! Сколько лет ходили над богатством и не замечали, что топчем?

Это было уже прямое издевательство.

— Почему три? — закипел в ответ Казыбек. — Не три, а четыре. И не я их прогнозировал…

— Славно, Казтуганов! И об этом ты знаешь. А мы все здесь — неучи и невежды. Пусть маршрут указал кто-то другой! Важен итог. Значит, мы стали настоящими богачами. Похвально!.. Ну, вот что, — оборвал он себя, — не вздумай доложить о своих дурацких находках Кали Наримановичу. У него своих завихрений предостаточно. Есть такое понятие: секрет фирмы… Трудно с нами жить человеку с такой неуемной фантазией?.. В таком случае я посоветовал бы тебе перейти на работу в другую организацию. У нас ты угробишь свой талант. Таким прогнозистам больше подошел бы научный институт, где очень ценятся всякие предвидения. Мы, что ни говори, — практики. Видим — берем. Не видим своими глазами — помалкиваем. Надеюсь, понял мои слова?

Казыбеком овладело отчаяние: «Это что же он — гонит? — Потеряв контроль над собой, он продолжал верить в поворот событий. — Ну что стоит этому всесильному человеку разрешить хотя бы пять-шесть скважин?»

Генеральный уже бодал его гневным взглядом, выталкивал за порог. Голос его рокотал громовыми раскатами:

— Поступай как знаешь, но средств для твоих фантазий не имею!

Казыбек решился ударить Кудайбергенова по самолюбию. Он уже видел, что схватка с ним проиграна, денег на поиски вблизи Актаса не даст. И причина не только в его скупости или осторожности.

— Мне непонятна ваша позиция, Ильяс Мурзаевич. Вы не желаете свернуть чуть в сторону от избитых троп. Где же ваша прежняя смелость, жажда пойти на риск?

— Молодой человек, не надо меня сечь моими вожжами.

— Я всего лишь напоминаю о фактах… Вам жаль денег для Актаса? Потери возможны, но где их нет, когда люди думают о будущем целого района? Сколько лет впустую топчемся в долине Нарына, чтобы доказать вашим противникам безрудность структуры? А сколько средств ушло в погоне за призрачными залежами, нужными только для начальственных диссертаций? Чуть не каждый из ваших замов со степенью. Кому нужны эти, с позволения сказать, научные труды? Другим вы позволяли…

— Вы на что намекаете? — Кудайбергенов вскочил с места и резко остановился напротив Казыбека, пожирая его глазами.

Лицо генерального залилось краской, побагровело. Он даже качнулся слегка, будто от удара, провел ладонью по лицу. Затем круто повернулся и схватил короткой пятерней стопку заточенных карандашей, торчавших остриями вверх в подставочке. Но тут же, овладев собою, вернулся на свое место за столом и принялся те карандаши по одному заталкивать пляшущими пальцами обратно в подставочку, выточенную из местной голубой яшмы.

В подобных случаях, когда Ильяс Мурзаевич хватался за карандаши, будто монах за четки, посетители стремились поскорее ретироваться. Иначе не миновать беды…

Казыбек знал об этой странной привычке генерального, однако, вопреки опасности, не покидал кабинета.

— Казтуганов! — поднял на него сверкающие гневом глаза генеральный. — Ты уже предостаточно отнял у меня времени. Запомни: на следующую пятилетку экспедиция получит не больше половины средств по сравнению с теми, что вы там угрохали за прошедшие годы. И вообще закругляйтесь с Актасом. Перебросим на другое место.

— Почему? — выкрикнул Казыбек, и пальцы его машинально сжались так, что ногти врезались в ладонь. — Вы не можете поступить так, не смеете…

— Потому, — Ильяс Мурзаевич и не пытался смягчить гнева, — что ты до чертиков надоел своей болтовней. А могу я принимать решения или нет, не тебе знать… Зелен еще, для того чтобы указывать мне место.

Казыбек почувствовал, что летит в пропасть. С какими радужными надеждами шел сюда, и с каким никчемным результатом уходит! Терять было уже нечего, все потеряно.

— Если так, Ильяс Мурзаевич, нет смысла мне оставаться в экспедиции.

По столу опять со звоном рассыпались карандаши, которые никак не хотели слушаться своего владельца. На этот раз свалилась набок вся подставочка.

— Заканчивай годовой отчет и можешь проваливать… Если прихватил с собою заявление, давай подпишу.

Заявление действительно имелось у Казыбека. Он приготовил его давно, на случай, и держал сложенный вчетверо листок в кармане пиджака. Но сейчас он уже ни в чем не хотел соглашаться с Кудайбергеновым. Отвечал резко:

— У вас и без моего отчета завал в бумагах!.. Уйду раньше.

— Скатертью дорожка!

…Министр дослушал до конца историю, с геологом Казтугановым. Елемес Кунтуарович, разумеется, не знал всех подробностей последнего разговора Казыбека с генеральным, но причину раздора между ними представлял себе довольно отчетливо по неоднократным воспоминаниям дружка и по другим источникам. Как-то Кунтуаров спросил о причине ухода Казыбека у Шибынтаева. И если отбросить частности и расхождения в оценках деталей, причина конфликта была ясна: Казыбек заехал со своими принципами в зону, ревниво оберегаемую от постороннего глаза Кудайбергеновым.

Министру что-то не нравилось в поведении Казтуганова.

— Столкнулся с рутиной… Обиделся и… трусцой с поля боя? Два дурака сшиблись лбами. Каждый соблюдал свой интерес, а дело, выходит, оба похерили? И вы, Елемес Кунтуарович, хороши в этой схватке гигантов…

— Извините, в чем же моя вина? — попытался увильнуть от серьезного разговора Елемес.

Ералиев разгадал его прием.

— Заботясь о сокурснике, вы предоставили гонимому человеку убежище под крышей министерства. Не так ли? А отъезд хорошего поисковика за рубеж — не продолжение той же опеки?

— Да, вы отчасти, Максут Ералиевич, правы. Если всю эту историю обозреть с высоты прошедших лет, можно увидеть больше, чем тогда. Кое-что я беру на себя, но и в те дни я не был простым созерцателем в стычке между двумя геологами. Я доложил обо всем вашему предшественнику. Однако человек, сидевший в министерском кресле, не счел нужным вникнуть… Тогда Казыбек Казтуганов, не желая отступать, изложил причину своего ухода из рудного края в подробном рапорте. Документ тот был передан министру через его помощника. Как сейчас помню: сорок страниц машинописного текста… Больше чем уверен: такой длинный «меморандум» никто не стал читать до конца. Вероятно, целиком отправили в архив. А жаль! Ведь там не жалоба и не месть обидчику. Разговор о новых приемах разведки.

Ералиев с откровенной досадой заметил:

— Провалили хороший замысел! Взяла верх злая воля того, кто был сильнее в момент схватки. Можно сказать, Кудай ни сам не сумел отыскать руды, ни другому не позволил. А ведь тот спор продолжается и сегодня!.. Ну, вот что… Когда этот чересчур кипяченый джигит покажется здесь, приведите его ко мне на ковер. Я тоже ведь немалый спорщик… Авось мы с ним до чего-нибудь доругаемся. Уважаю, знаете ли, неудобных, способных потягаться с самим богом! Из таких ретивых выходят настоящие бойцы, ревнители профессии.