Драконы моря - Франц Гуннар Бенгтссон

вы увидите, что моё требование справедливо. Семь лет назад мне было нанесено жестокое оскорбление, и здесь, на пиру, слушая этих двух человек, я узнал, что они повинны в этом. Тем летом мы возвращались на четырёх кораблях домой из похода в южные страны. Там были Борк из Хвена, Серебряный Плащ, Свенсон Путешественник и я. По пути мы встретили три корабля, идущих на юг. Мы завязали с ними разговор, из рассказа этого человека, Токи, я узнал, чьи это были корабли. На моём корабле был один раб из Испании, человек с чёрными волосами и жёлтой кожей. Пока мы разговаривали с незнакомцами, этот раб бросился за борт, потащив за собой моего шурина Оскеля, очень достойного человека, и больше мы их не видели. Но теперь мы все слышим, что раб был принят на борт их корабля, это тот человек, которого они называют Соломоном и который служит им. Эти два человека, что сидят здесь, Орм и Токи, были теми людьми, которые вытащили его из воды, мы слышали это только что из их собственных уст. За такого раба я бы мог назначить хорошую цену. Этот человек, Орм, теперь предводитель тех, кто остался из людей Крока, и по закону должен возместить мне убытки. Посему я требую, Орм, чтобы ты мне с миром и по собственной воле отдал это ожерелье как плату за потерю моего раба и моего шурина. Если ты отказываешься, мы здесь и сейчас сойдёмся в равном поединке, за стенами этого дома, на участке земли, со щитом и мечом. Отдашь ли ты мне цепь или нет, я всё равно убью тебя, ибо ты сказал мне, что ущипнёшь меня за нос. Ты сказал это Сигтрюгу, сыну Стиганда и родичу короля Свейна, к которому ни один человек не обращался так резко, не умерев после этого в тот же день.

— Две вещи сдерживают меня, когда я слышу твои речи, — промолвил Орм. — Первая: ожерелье было моим, и оно останется моим, кто бы там ни прыгал с твоего корабля семь лет назад. Второе: я и Голубой Язык ещё скажем своё слово, о котором ты узнаешь завтра на восходе солнца. Но прежде давай послушаем, какова благосклонная воля короля Харальда.

Все в зале были рады тому, что возможен вооружённый поединок, ибо схватка между такими людьми, как Орм и Сигтрюг, обещала быть захватывающей. И король Свейн и Стирбьёрн придерживались мнения, что это внесёт разнообразие в празднование йоля, но король Харальд долго всё обдумывал, гладил бороду, и лицо его выражало неуверенность. Наконец он произнёс:

— Трудно принять решение по этому делу. Сомневаюсь, что Сигтрюг может требовать возмещения за убытки, которые он понёс не по вине Орма. С другой стороны — нельзя отрицать, что любой разумный человек, лишившись хорошего раба, не говоря уж о шурине, настаивает на том, чтобы ему были возмещены убытки. В любом случае, когда они уже обменялись оскорблениями, они обязаны сражаться. Ожерелье, которое носит Орм, несомненно, уже послужило поводом для многих схваток в прошлом и, я уверен, ещё послужит в будущем. Посему я не вижу причин, которые не позволили бы им решить этот спор здесь, в вооружённом поединке, за которым мы с удовольствием понаблюдаем. Поэтому, Хальбьёрн, позаботься о том, чтобы был очерчен участок ровной земли, и отгороди его верёвками, позаботься также о том, чтобы он был хорошо освещён факелами, а когда всё будет готово, объяви нам об этом.

— Король Харальд, — произнёс Орм неожиданно удручённым голосом, — я не желаю участвовать в подобном состязании.

Все посмотрели на него с изумлением, а Сигтрюг и несколько дружинников короля Свейна расхохотались. Король Харальд огорчённо покачал головой и промолвил:

— Если ты боишься сражаться, то нет другого выхода, кроме как отдать ему ожерелье и надеяться, что так ты смиришь его гнев. Но мне казалось, что твой голос звучал смелее некоторое время назад.

— Я боюсь не поединка, — ответил Орм, — а холода. У меня всегда было очень хрупкое здоровье, и я плохо переношу холод. Нет ничего опаснее для меня, чем выходить на холодный ночной воздух из жарко натопленной комнаты, после того как я выпил много подогретого пива; особенно опасно это теперь, когда я провёл столько времени в жарких странах и отвык от северных зим. Я не понимаю, почему я должен в угоду этому Сигтрюгу мучаться кашлем всю оставшуюся зиму. Ибо я подвержен насморку и кашлю, и моя матушка часто говаривала мне, что, если я сам о себе не позабочусь, обо мне никто не позаботится. Поэтому, король, я покорно прошу, чтобы бой состоялся здесь, в зале, напротив вашего стола, где вполне хватает места, и вам будет удобнее наблюдать за поединком.

Многие из присутствующих рассмеялись, узнав опасения Орма, но Сигтрюг не разделил их веселья, взбешённо проревев, что он вскоре рассеет все страхи Орма о его здоровье. Орм не обратил внимания на его угрозы и продолжал спокойно сидеть, обратившись лицом к королю и ожидая его решения. Наконец король Харальд промолвил:

— Прискорбно слышать, что в наши дни молодые люди столь не закалены. Это уже не те юноши, что были прежде. Сыновья Рагнара Кожаные Штаны не предавались столь незначительным рассуждениям о здоровье или о погоде. Да и я сам в молодые годы не думал об этом. Кроме Стирбьёрна, я давно уже не видел молодых людей старой закалки. Но, признаться, я уже стар, и мне удобнее наблюдать за поединком, не покидая трона. Нам повезло, что епископ болен и лежит в постели, ибо он никогда бы не допустил этого. Но всё же я не думаю, что мир, который мы празднуем здесь, может быть нарушен тем, на что я даю своё согласие. Также я не думаю, что у Христа найдутся возражения против подобного разрешения спора, если бой будет вестись по законам с надлежащим приличием. Посему пусть Орм и Сигтрюг сражаются в зале перед моим столом, на мечах и с щитами, в кольчугах и шлемах, и пусть ни один человек не помогает им, кроме тех, кто осмотрит их доспехи. Если один из них будет убит, стало быть, спор решён. Но если один из них не сможет более держаться на ногах, или бросит меч, или будет укрываться за столами, его противник