Царь Живых - Виктор Точинов

Ваня смотрел в бездонно-синие глаза и думал, что их обладатель скорее всего знает все: и о нем, и о Славке, и о Наташке, и о девушке-вампире Наоми.

А он, Ваня, знает только одно.

Каким будет Испытание.

Его Испытание.

Полгода назад.

Она была красавицей.

Не той красотой – что в глазах смотрящего, в которую надо долго вглядываться, дабы увидеть и понять – никого красивее для тебя на свете нет. Ее красота била наповал – достаточно держать глаза открытыми.

Она могла выбирать из многих – и, выбрав, могла без особого труда заполучить любого. Почти любого… И, как часто в таких случаях бывает, выбор ее оказался странен.

Даже страшен.

Черные волосы разметались широкой волной – и на белых подушках казались еще чернее. Он – стоял у окна. Молча. Неподвижно. Смотрел на бесконечный хоровод снежинок. Смотрел очень долго – казалось, он забыл обо всем. Или просто спал.

Но это лишь казалось. Она позвала – и он оказался рядом. Быстро. Почти мгновенно. Когда его звали – он бывал очень быстр. И – очень нетороплив, и ласков хотя странными порой казались его ласки. Страшноватыми. Но девушке с редким именем Наоми – нравились.

Губы ласкали, губы, руки – прекрасную грудь. След недавней любовной игры – круглый отпечаток перешедшего в укус поцелуя на ее шее – почти не виден под слоем тонального крема – никто и не увидит, никто не удивится двум крохотным, но глубоким ранкам-проколам среди отпечатков зубов.

Она отдается ему, закрыв глаза. Его серо-стальные глаза открыты.

Но спят.

Света на лестничной площадке не было.

Они столкнулись у Ваниной двери – два темных силуэта. Выскользнувшая из лифта Наташа и легко отшагавший шесть этажей вверх Ваня. Она отшатнулась было, но тут же узнала знакомую плечистую фигуру – и выдохнула с облегчением. Она шла из Публички медленно, неуверенно и… сразу все стало легко и просто, не надо думать и гадать, как встретит ее Славик. Бедный Славик… Бедный – пока он Славик…

…Кол был утоплен тупым концом в диван – и торчал острием под углом примерно сорок пять градусов. Полухин лежал на полу, рядом. Неподвижный. Голый по пояс. Наташка вскрикнула.

Ваня нагнулся, взял за руку. Пульс есть. Не ахти, но есть… Перевернул – поперек левой стороны груди протянулась царапина… Глубокая, рваная, заполненная спекшейся кровью – скорее даже рана. Глаза закрыты – обморок? На паркете небольшое кровавое пятно – натекло. Понятно… Ладно, не смертельно, жить будет…

Наташка, не дожидаясь распоряжения, уже подходила с аптечкой. Ваня внимательно посмотрел на острие кола – торчащее как раз на уровне сердца.

– Знаешь, он хотел стать мужчиной… – Слова падали медленно, как камни на дно реки. – По-всякому хотел… А сейчас, по-моему, – стал.

Немая сцена. Звуков нет, звуки ушли в самоволку.

“Хантер-хауз”. Прохор один. Мрачен, лоб хмурится. Все просчитано, до крохотных мелочей, – но Прохору тревожно. Он хорошо знает Ваню.

Крыльцо. Вечерний сумрак. Крупно: ноздри Прохора втягивают воздух. Раздуваются.

Уходит решительным шагом. Впереди мигающие отблески огней, музыка (но она не слышна).

Чуть позже. Возвращается с девицей. Молодая, но не чересчур. Лет восемнадцать. Прохор не любит рисковать ни в чем. Крашеная. Короткая юбка. Красивые ноги. Большая, немного уже отвисшая грудь.

Чуть позже. Внутри. Девица, наклонившись, опирается о стол. Юбчонка задрана, блузки нет. Прохор ритмично двигается сзади.

Крупно: ладони мнут грудь. Большую и чуть отвислую.

Крупно: лицо Прохора – все тревожней. На лбу капли пота.

Чуть позже. Прохор стоит лицом к зрителям. Ниже его пояса – затылок девицы мерно движется вперед-назад. Крупно: лицо Прохора – недоуменная злость нарастает.

Чуть позже. Девица (теперь – совсем голая) ложится, почти падает на пол, на медвежью шкуру. Лицом вниз. Шкура искусственная, но этого не видно. Прохор наваливается сверху.

Крупно: лицо девицы. Искажено. Рот раскрыт, но крика не слышно. Ей больно. Не привыкла к анальному сексу. Еще не привыкла. Сейчас видно, что мех медведя – фальшивый.

Крупно: лицо Прохора. Облегчение, лоб разглаживается – ненадолго.

Чуть позже. Девица одевается. Прохор протягивает ей деньги. Губы девицы раскрываются, недовольно кривятся. Прохор бьет ее по лицу. Она берет деньги. Уходит.

Прохор один.

На лице тревога.

Глава 15

– Тебя убьют, – обреченно сказала Наташа.

Он с чисто академическим интересом активизировал дар – идти в “Хантер” все равно было надо. Дар тактично промолчал. И то ладно…

Полухин спал. Он спал с каждым днем все больше и больше. После вчерашнего инцидента с осиновым колом проснулся лишь на утреннюю пробежку – а может, и на нее не проснулся, может, так и несся, не просыпаясь… Изъятие крови из пальца для гировампирского компаса Славу тоже не разбудило.

Приборчик, кстати, работал безупречно. Три взятых на рассвете из разных точек пеленга дали идеальный, как в учебнике, треугольник ошибок, который удалось отлично привязать к карте. Звучит банально, но Ная пристроилась на дневку где-то на кладбище. На относительно небольшом пригородном кладбище…

Несмотря на желание закончить все немедленно, Ваня понимал, что рысканье по могилкам с прибором в руках и заглядывание во все укромные кладбищенские места добром не кончится. Днем по крайней мере. Вызовут милицию, обвинив в хулиганстве, осквернении и прочих грехах… Не говоря уже о том, как могут отреагировать служители порядка и простые граждане на свежий труп с колом в печени – и на Ваню рядом. Доказывай потом, что дамочка полгода как мертва. Хотя вскрытие Наи, конечно, принесет массу нового и познавательного патологоанатомам…

Ладно, до полуночи время будет. Народ у нас хоть и воспитывали семьдесят лет в духе материалистического атеизма, но кое-каких суеверий так до конца и не искоренили. И по ночам ухаживать за могилками почивших родственников никто не стремится. Даже если ночи – белые.

А сейчас надо было идти в “Хантер-хауз”.

Наташа достаточно знала о клубе со слов и Полухина, и самого Вани, чтобы сделать простой, но логичный вывод.

– Тебя убьют, – сказала она обреченно.

И он ответил ей.

Он сказал ей слова, которые ему никто не говорил раньше. Слова, которых он не знал раньше сам – или думал, что не знает. Теперь он узнал их и понял, что они истинны.

Он сказал:

– Воина нельзя убить. Воин может только пасть. И это – истина.

Что за внешний вид, господин кадет?

Да нет, я не про сапоги, хотя и ими не мешало бы заняться… Я, как бы сказать попроще, интересуюсь генезисом не соответствующего вашему полу вторичного признака, украшающего, несмотря на свойственную означенному признаку парную природу, левую сторону вашей груди в гордом одиночестве…