Каин и Авель - Джеффри Арчер

21 марта 1929 года «Блэр и компания» объявила о своём вхождении в «Бэнк оф Америка», это было уже третье подряд банковское слияние, которое, казалось, открывает ещё более светлые перспективы, а 25 марта Тони Симмонс направил Уильяму письмо, где отмечал, что рынок поставил ещё один рекорд и что он продолжит наращивание инвестиций в акции. К тому времени Уильям реструктурировал свой капитал таким образом, чтобы в акциях осталось только двадцать пять процентов капитала, хотя этот шаг стоил ему двух миллионов долларов и удостоился неприятного замечания Алана Ллойда:

– Я очень надеюсь, что ты знаешь, что делаешь, Уильям.

– Алан, я вращаюсь на фондовом рынке с четырнадцати лет и давно научился ловить тренд.

Но рынок продолжал расти всё лето 1929 года, и даже Уильям прекратил продавать акции, хотя по-прежнему сомневался в точности оценок Тони Симмонса.

По мере приближения отставки Алана Ллойда Тони настолько явно выказывал своё желание заменить его на посту председателя, что к такому назначению стали относиться как к свершившемуся факту. Подобная перспектива беспокоила Уильяма: он считал, что Симмонс слишком ординарен по стилю своего мышления и оценок. Он был хорош во время бума, когда всё идёт хорошо, но эта же манера может стать опасной для банка, когда наступят более трудные времена, с более сильной конкуренцией. По мнению Уильяма, мудрый инвестор не обязательно должен идти рядом со стадом, пощёлкивая бичом и покрикивая, он должен идти вперёд – к тому месту, где стаду предстоит поворот. Уильям уже пришёл к заключению, что новые вложения в фондовый рынок стали очень рисковыми, а Тони Симмонс был убеждён в том, что Америка вступает в золотой век.

Другая проблема Уильяма заключалась в том, что Тони Симмонсу было только тридцать девять лет, а это значило, что Уильяму пришлось бы оставить надежду стать председателем совета директоров в «Каин и Кэббот» по крайней мере ещё на двадцать шесть лет. А это никак не укладывалось в рамки явления, именуемого в Гарварде «успешная карьера».

Тем временем образ Кэтрин Брукс не стёрся из памяти Уильяма. При каждом удобном случае он писал ей, рассказывая о продажах её акций и ценных бумаг. Это были официальные, отпечатанные на машинке письма, на которые он получал столь же официальные, написанные от руки. Она, должно быть, решила, что он самый добросовестный банкир в мире. Если бы она знала, что, когда за дело берётся Уильям, в его руках растёт любое досье, – то отнеслась бы к своим проблемам осторожнее, особенно в том, что касалось самого Уильяма. Ранней осенью она написала ему, что нашла фирму, готовую купить дом во Флориде. В ответном письме Уильям попросил разрешить ему обсудить от имени банка условия сделки, и она согласилась.

В начале сентября 1929 года он отправился во Флориду. Миссис Брукс встретила его на вокзале, и он был поражён, обнаружив, насколько наяву она прекраснее, чем в его воспоминаниях. Она стояла на платформе, а лёгкий ветерок заставлял её чёрное платье обтягивать фигуру. Такое зрелище заставило бы любого мужчину взглянуть на неё ещё раз. Любого, но не Уильяма, – он вообще не отводил от неё глаз.

Она всё ещё носила траур, а её обращение с ним было настолько сдержанным и учтивым, что поначалу Уильям даже отчаялся произвести на неё впечатление. Он как мог затягивал переговоры с фермером, который покупал Бакхерст-парк, и убедил Кэтрин Брукс взять треть вырученных денег, переведя в банк остальные две трети. Наконец все требуемые бумаги были подписаны, и он больше не мог подыскать причину, чтобы отложить возвращение в Бостон. Уильям пригласил её на обед в ресторан при гостинице, в которой он остановился, и решил, что откроет ей свои чувства. Но уже не в первый раз Кэтрин застала его врасплох. Он ещё не успел и слова сказать о своём деле, а она уже спрашивала его, крутя в руке бокал и пряча от него глаза, не хотел бы он остаться на несколько дней в Бакхерст-парке.

– Это будет небольшой отпуск для нас обоих. – Она покраснела, а Уильям молчал.

Наконец она собралась с силами и продолжила:

– Я знаю, это, возможно, звучит безумно, но вы должны понять, что я очень одинока. А необычность состоит в том, что неделя, проведённая здесь с вами, понравилась мне больше всех дней моей жизни. – Она опять покраснела. – О боже, вы теперь будете плохо обо мне думать.

Сердце Уильяма забилось.

– А знаете, Кэтрин, я хотел вам сказать, что последние девять месяцев были для меня самыми тяжёлыми.

– Так вы останетесь?

– Да, Кэтрин, останусь.

В тот вечер она поселила его в главной гостевой спальне в Бакхерст-парке. Позднее Уильям часто вспоминал эти несколько дней, они показались ему золотой порой в его жизни. Он катался с Кэтрин верхом, и она обгоняла его. Он плавал с ней, и она заплывала дальше. Он гулял с ней и всегда первым поворачивал назад. Поэтому в итоге он воспользовался покером и выиграл у неё три с половиной миллиона долларов.

– Примете чек? – спросила Кэтрин с достоинством.

– Вы забыли, миссис Брукс, я ведь знаю, сколько вы стоите, но могу предложить вам сделку. Мы будем играть до тех пор, пока вы не отыграетесь.

– Но на это может уйти несколько лет, – возразила Кэтрин.

– А я подожду!

Он неожиданно начал рассказывать ей о, казалось бы, давно забытом прошлом, о вещах, которые ни с кем не обсуждал, даже с Мэттью, – о том, как он уважал своего отца, как любил мать, как слепо ненавидел Генри Осборна, о своих амбициях в «Каин и Кэббот». А она в свою очередь рассказывала ему о детстве в Бостоне, о том, как училась в школе в Виргинии, о том, как рано выскочила замуж за Макса Брукса.

Когда пять дней спустя она прощалась с ним на вокзале, он впервые поцеловал её.

– Кэтрин, я хочу сказать тебе нечто очень дерзкое. Я надеюсь, что когда-нибудь твои чувства ко мне станут сильнее твоих чувств к Максу.

– Я начинаю думать, что так оно и есть, – сказала она тихо.

Уильям внимательно посмотрел на неё.

– И больше не исчезай из моей жизни на девять месяцев.

– А я и не могу, – ведь ты же продал мой дом.

Возвращаясь в Бостон, он чувствовал себя спокойным и счастливым. Подобное случалось с ним, только пока был жив отец. Уильям набросал проект отчёта о продаже Бакхерст-парка, но сердцем он постоянно возвращался к Кэтрин и воспоминаниям об ушедших пяти днях. Поезд въезжал на платформу Южного вокзала, а он писал короткое письмо своим чётким почерком:

Кэтрин, я уже скучаю по тебе. А ведь прошло всего несколько часов. Пожалуйста, напиши мне и дай знать, когда ты приедешь в Бостон. А я вернусь к банковским делам и проверю, могу ли я забыть тебя на достаточно длительные периоды (скажем, минут на десять).

Люблю!

Уильям.

Он опустил конверт в почтовый ящик на Чарльз-стрит, и тут от крика уличного мальчишки-газетчика все мысли о Кэтрин вылетели у него из головы.

– Крах на Уолл-стрит!

Уильям схватил газету и пробежал глазами первую полосу. Рынок рухнул за одну ночь. Некоторые финансисты высказывали мнение, что это только очередная коррекция, но Уильям увидел в этом событии начало лавины, сход которой он предсказывал последние несколько месяцев. Он поспешил в банк и прошёл прямо в кабинет председателя.

– Я уверен, что в конце концов рынок стабилизируется, – пытался успокоить его Алан Ллойд.

– Никогда, – сказал Уильям. – Рынок перегрет. Перегрет мелкими инвесторами, которые думают, что пришли за быстрыми деньгами, но теперь придётся спасать собственные жизни. Разве вы не видите, что пузырь сейчас лопнет? Я буду продавать всё. К концу года у рынка отвалится дно, а ведь я вас предупреждал ещё в феврале, Алан.

– Я всё ещё не согласен с тобой, Уильям, но созову пленарное заседание на завтра, и там мы сможем обсудить твоё предложение более детально.

– Благодарю вас, – сказал Уильям.

Он вернулся в свой кабинет и снял трубку внутреннего телефона.

– Алан, забыл сказать. Я встретил девушку, которая будет моей женой.

– Она уже знает? – спросил Алан.

– Нет, – ответил Уильям.

– Понимаю. Стало быть, твой брак ничем не будет отличаться от твоей банковской политики, Уильям. Все причастные узнают всё только тогда, когда ты принимаешь окончательное решение.

Уильям засмеялся, снял трубку другого телефона и немедленно выставил на торги все свои основные пакеты акций, переводя поступления в наличность. В кабинет вошёл Тони Симмонс, остановился в дверном проёме и задумался: не сошёл ли Уильям с ума окончательно.

– Если вы и дальше будете сбрасывать акции при нынешнем состоянии рынка, то завтра останетесь без последней рубашки.

– Я потеряю гораздо больше, если продолжу держаться за них, – ответил Уильям.

В течение следующей недели ему предстояло потерять более миллиона долларов, и такая ошибка могла бы поколебать менее уверенного человека.