Новый Мир ( № 6 2006) - Новый Мир Новый Мир

Звонок, трубку взять. Тамара, здравствуйте. Как у вас дела. У меня нормально. Спасибо, надо же, помните, а я не помню. Обязательно. Скучаю без вас, приезжайте как-нибудь. Не верю, не приедете. Верю, что говорите правду, но не верю, что приедете. Давайте поспорим. На что? На что хотите. Потому что если я выиграю, то не с кого будет взимать долг, а если я проиграю — что ж, с удовольствием проиграю вам все, что угодно. Хорошо, согласен.

Небо наизнанку

Переверзин Александр Валерьевич родился в 1974 году в городе Рошаль Московской области. Окончил Московскую государственную академию химического машиностроения по специальности “Инженер автоматических линий”. Учился в Литературном институте им. А. М. Горького. Публиковался в журнале поэзии “Арион”. В текущем году заканчивает сценарный факультет ВГИКа им. С. А. Герасимова. Работает редактором. Живет в Москве.

*    *

 *

Если забыла, напомню тебе

встречи с культуркой на Бронной.

Ты не подумай, я не по злобе —

по доброте беспардонной.

Двери не заперты. Недалеко

наши кучкуются в сквере.

Помнишь, тогда еще очень легко

было входить в эти двери

и убеждаться: вначале всего

слово. Известное дело,

мы находили не только его.

В спальне над креслом висела

карта Москвы. Я отметил флажком

наше нетайное место.

Хочешь не хочешь, но даже ползком,

посередине семестра,

через макдоналдс, пивною тропой,

вдоль неприметных построек

не за словами — сама за собой

ты возвратишься во дворик.

Дверь отворишь, на ступеньку шагнешь,

выше подняться не в силах.

Скоро обедать пойдет молодежь,

жди ее здесь, на перилах.

Хлеба без джаза получит народ,

кушанье стынет, готово.

Вольному — гречка, спасенной — компот.

Нам ни того, ни другого.

*    *

 *

Сквозь две арки прошли к остановке,

мимо детской площадки, парковки.

По Ордынке продолжили путь.

Рассказала мне, что в Третьяковке

ты хотела луну сколупнуть.

Доставая из сумки объедки,

бомж хрипел в подворотне, как в клетке.

О бетон ударялась вода.

Зацепившись за голые ветки,

небеса прогибала звезда.

На стене, что строители-турки

очень скоро пустили на слом,

наступая на хлам и окурки,

ты царапала по штукатурке:

вижу зверя в мужчине любом .

…А когда стал невиден с брусчатки

черный водоотводный канал —

свет от фары скользнул по сетчатке —

я плечо твое поцеловал.

Это просто — за горе бороться.

Сквер не спит, он от страха притих.

Не пугайся, не тронут уродцы —

монструозные девки и хлопцы.

Власти нас оградили от них.

Ворон

Воздух хватаю, держусь на плаву,

Свой рыбий рот разеваю:

“Да, я живой. Я тобою живу,

Только тобой прозябаю”.

И непонятно никак, почему

Этой порою осенней

Даже на юго-восточном Крыму

Нет мне ни сна, ни спасенья.

Утро. Последняя гаснет звезда,

Вран на столбе примостился.

Не говори никогда “никогда” —

Я вот договорился.

*    *

 *

Не забуду с дошкольного самого,

как боялись канадцы Харламова:

Кларк впечатывал, Хоу окучивал,

он их пачками здесь же накручивал.

Сила — скифова, мужество — греково,

воля — ромова. Зависть — канадова.

Им теперь и бояться-то некого,

разве только какого бен Ладена.

К горизонту щербатое, братское

подползает шоссе Ленинградское,

федеральное автологово.

Тьма чайковская. Пламя блоково.

*    *

 *

Я дотянул до марта неспроста:

он звал меня. За желтой занавеской

цветет герани куст, и от куста

по комнате расплылся запах резкий.

Так пахнет смерть, как известь, как карбид,

катаясь в луже, пузыри пуская.

Так пах февраль. Он музыкой убит.

В его затылке музыка сквозная.

Зачем мне этот март, в котором нет

тебя со мной? Похожий на чеканку,

за занавеской выпуклый рассвет,

герани куст и небо наизнанку.

*    *

 *

Я, во-первых, взлечу, а страх испытаю я во-вторых:

самолет упадет в горах, я случайно останусь в живых.

Я же сильный, я доберусь, докарабкаюсь, доползу!

(Если только вниз не сорвусь, не умру на камнях внизу.)

Снег пойдет на исходе дня. Продираясь сквозь хвойный лес,

будет тщетно искать меня экспедиция МЧС.

Но под вечер ученый пес обнаружит меня на снегу

и прогавкает: “Я принес вам привет от Сергея Шойгу”.

И тогда, несмотря на то что я сильный (вот это финал!),

я расплачусь и вспомню ЛИТО, где впервые стихи читал.

Про рассвет, про закат, затем про закат и еще — про рассвет.

Мне хотелось понравиться всем, а стихи были — полный бред.

Говорит:

Горалик Линор родилась в 1975 году в Днепропетровске, с 1989 года жила в Израиле — окончила Беэр-Шевский университет по специальности Computer Science, работала в области высоких технологий. С 2001 года живет и работает в Москве. Поэт, прозаик, критик. Автор трех романов — “Птицы” (готовится к публикации), “Нет” (М., 2004; в соавторстве с Сергеем Кузнецовым) и “Половина неба” (М., 2005; в соавторстве со Станиславом Львовским), монографии “Полая женщина: мир Барби изнутри и снаружи” (М., 2006), сборника короткой прозы “Не местные” (М., 2003), ряда статей.

... В общем, полгода, ты можешь представить себе? Уже, честно говоря, поставили крест. Ну, по крайней мере я по Светке видела, что она поставила крест. А мать и так его в гроб всю жизнь сводила, ей, кажется, вообще было все равно. И тут, значит, едут они на дачу, мать решила дачу подготовить, чтобы продавать, потому что, говорит, не могу я, Света, там быть с тех пор, как он пропал. И вот Светка мне говорит: “Я лежу наверху, сплю, и вдруг слышу, как внизу мать орет, просто истошно орет. Я такая: „А? Что?” — и несусь вниз — и тут я вижу отца, ты представляешь?” Она говорит: “Таня, я тебе говорю: вот как будто увидела покойника. Еще секунду — и я бы с ума сошла. Он такой жуткий, стоит, волосы до плеч, весь какой-то черный, одни глаза, Таня, я чуть не съехала, ноги дрожат…” Ты представляешь себе? Они же уже буквально похоронили его. Так оказалось что? Он лунатик был. Он все лето по ночам ходил и копал себе нору, а по первым заморозкам, как они собрались с дачи уезжать, он туда пришел и там всю зиму спал. И вот в апреле проснулся. Нет, ну ты себе представляешь? Дополз до дачи, ничего не помнит, ни-че-го. Ну это же надо было так достать человека, а?

— …Мать спальню разделила пополам и устроила музей в половине спальни. Причем натурально разделила: она так поставила стену, что из нее как бы выходило пол двуспальной кровати, и по кровати надо было перекатиться и лечь на его место, чтобы увидеть вторую половину комнаты. А она там все оставила, как, собственно, в то утро, когда он пошел на работу. Носки, там, какая-то рубашка мятая, стакан на тумбочке. Она доливает в него пиво — уже тридцать один год, мы понимаем, да? — потому что пиво высыхает, чтобы было как в тот день. А больше ничего. Просто рассеченная комната с застывшим временем. И на стене, которая, собственно, наружу, да? — его фотография с надписью “missed” — его искали что-то трое суток под развалинами, он на верхних этажах работал, а то бы больше искали. Я один раз там была, продержалась две минуты, ужас. И то когда ее дома не было, чтобы она не смотрела. А про это писали в какой-то газете, что-то такое, и в некоторых туристических каталогах есть их дом, она пускает туда в какой-то день недели несколько часов.