Наркомент - Сергей Донской

Любитель блатного фольклора не остался калекой, просто нелепо всплеснул руками и со всего размаха грохнулся на пол, вызвав тревожный перезвон посуды в серванте. С ковра он поднялся в два раза быстрее и проворнее, чем с кресла:

– Да ты! Да я тебя!

– Саид, – попросил я. – Угомони своего дуболома. Он сейчас или обстановку покрошит, или мне башку продырявит. Последнее – хуже. У нас же бизнес, или как?

– Бизнес, – зловеще подтвердил Саид, прежде чем подтолкнуть напарника к выходу из комнаты. Наверное, ему очень хотелось добавить к произнесенному существительному очень подходящее определение: «похоронный».

А я, оставшись один, с удивлением задумался: почему мне вдруг стало так легко, точно с души камень свалился? И вспомнил: пистолет. Оказавшись впервые за несколько дней безоружным, я только сейчас понял, какую непосильную ношу таскал с собой. Впечатление было такое, как будто я сбросил свой тяжкий крест, который уже не было сил волочить по жизни.

5

После того как они ретировались (совершенно очумелый нотариус даже выдавил вежливое «до свиданья»), я превратился в героя дня, калифа на час, располагавшего собственным мини-гаремом, наложницы которого, общим количеством две штуки, смотрели на меня с неподдельным восхищением и обожанием.

– Рассказывай, – торопила меня Марина. – Чем все закончилось? Когда раздался шум, я чуть с ума не сошла от страха. Думала, что это конец.

Подразумевалась, конечно, моя кончина. А насчет того, что Марина побывала на грани помешательства, не было никаких сомнений. Лихорадочная, перевозбужденная, она все никак не могла найти себе места – садилась, вскакивала, опять на мгновение опускалась на диван, чтобы через пару секунд затеять новое кружение по комнате.

Верка тоже отметила нездоровое состояние родственницы. Уткнув нос в чашку с остывшим кофе, она невинно осведомилась:

– Марин, ты петарду не забыла вытащить на радостях? А то гляди – это тебе не тампон.

Я ожидал, что ехидная шуточка вызовет взрыв негодования, но все обошлось. Марина лишь покосилась на Верку, потому что все ее внимание было сосредоточено на моей персоне.

– Рассказывай, – повторила она умоляющим тоном. – Что вы решили?

– И откуда у тебя двадцать кило героина? – подключилась Верка. – Бабушкино наследство? – Явно подслушивала, юная негодница!

Уходя от прямых ответов, я запустил встречный вопрос:

– Надеюсь, вам не пришло в голову потчевать плешивого нотариуса вином, которое я принес? Дорогое, между прочим, испанское.

– Я его кофе поила, – ответила Верка. – А в чашку, перед тем, как угостить, плюнула. Надо было туда еще помочиться, да от волнения все равно не попала бы.

Стервозности в ней не поубавилось ни на йоту, поэтому мне было вдвойне приятно, что эта черта ее тяжелого характера больше никак не проявляется по отношению ко мне.

– Тащите-ка сюда обе бутылки, – распорядился я. – Будем пить за наш успех и за погибель Мишиных последователей. Верной дорогой идут товарищи. Прямиком в горячий цех по перековке грешников.

Верка поперхнулась своей кофейной бурдой и отчаянно закашлялась. Марина бросила машинальный взгляд на групповой портрет разбойничков и невольно поежилась.

– Но ты так и не сказал… – заныла она тем капризным тоном, на который горазды дети и женщины всех возрастных категорий.

– И не скажу, – оборвал ее я, – пока не увижу перед собой полный бокал вина.

Вооружившись несуразно большими чашами, напоминающими те, в которых подают мороженое, мы выпили. Я решил частично удовлетворить их любопытство, не вдаваясь, правда, в подробности.

– Считайте, что ваши неприятности позади. Послезавтра никаких саидов, зариков и прочих специалистов бригадного подряда уже не будет.

– Героин, – напомнила Верка, пытаясь свести разговор к самой животрепещущей для себя теме.

– Тебе все равно ничего не перепадет, – нахмурился я, заново наполняя бокалы. – Лучше пей вино и не вспоминай о наркотиках.

– Оно напоминает мне кровь. – Верка подозрительно осмотрела вновь наполненный бокал на свет и нахмурилась.

Я неодобрительно передернул плечами:

– Почему обязательно кровь? Мне, например, представляется рубин.

– А вот и неправда! – хмыкнула Верка. – Про рубин ты только что придумал, а на самом деле…

– Да хватит вам о пустяках говорить! – рассердилась Марина. – Как дети малые, честное слово! – Она перекладывала свой бокал из руки в руку, но подносить его к губам не спешила, рассматривала блики на поверхности вина и о чем-то напряженно думала. Наконец перевела взгляд на меня: – Ты вот что лучше скажи: если твоя затея все же не сработает, то мы… то нас…

– Моя затея не может не сработать, – ответил я, напуская на себя вид таинственный и замкнутый. – Просто забудь обо всем. Ничего плохого не было. И уже не будет.

Похоже, моя уверенность передалась Марине, потому что она тряхнула головой и залихватски опустошила свой бокал. Верка пила свое вино мелкими глотками, не переставая зыркать на меня поверх бокала своими любопытными глазищами. А я переводил взгляд с одной на другую. Пора было ложиться спать, но я не знал, как разрешить эту проблему. После минувшей ночи Верка имела на меня прав не меньше, чем ее старшая родственница. И теперь, если бы я заявил, что хочу баиньки, неизвестно, кто из них двоих поспешил бы занять место рядом со мной.

Я не нашел ничего лучшего, чем просто встать, помахать ручкой обеим и пожелать спокойной ночи.

Стоило лишь мне раздеться и с наслаждением растянуться на кровати, как дверь спальни приоткрылась и вошла Марина. Что-то прошуршало, скрипнула кровать, принявшая дополнительный груз.

– Ты спишь?

– Да, – отозвался я.

– Я соскучилась, – прошептала Марина.

В следующую секунду она прижалась ко мне, давая возможность хорошенько ощутить все выпуклости и впадины своего тела, пышущего таким сухим жаром, словно Марина пришла ко мне голышом прямиком из финской бани. Единственный влажный участок соприкасался с моим бедром, которое она обхватила обеими ногами. В темноте не было видно ее синяков и ссадин, поэтому все настойчивее льнущая ко мне кожа казалась на ощупь мягкой и бархатистой.

– Ты вся горячая, а руки у тебя холодные, – сказал я, чтобы хоть что-нибудь сказать.

– Ноги тоже, – призналась Марина, проведя босой ступней по моим голеням. – Я вообще-то не мерзлячка. Это от испуга.

– Все позади, – пробормотал я, невольно вздрогнув, когда ее коготки искательно пробежались по моему животу.

– Хочется верить.

– Вот и поверь.

Вместо того чтобы продолжать приглушенный разговор, Марина вдруг с головой ушла под одеяло. Там, где только что блуждали ее ледяные пальцы, оказались горячие шершавые губы. А пальцы переместились ниже, отчего мой позвоночник выгнуло дугой, как при падучей.

В этот критический момент дверь снова распахнулась, впуская в спальню неугомонную Верку. Свет был уже погашен по всей квартире, поэтому, приглядываясь к высокой белой фигуре, я поначалу решил, что она одета в трикотажную пижаму, но очень скоро сообразил, что никакой пижамы нет, только кожа да местами кости.

– Не поняла, – удивленно протянула Верка, в свою очередь таращась на меня в темноте. – А где Марина?

– Съел, – ответил я. – Как и было обещано.

– Что тебе тут надо? – резко спросила Марина, возникая из-под одеяла со вздыбленными, надо полагать, волосами.

– Я буду спать с вами, – безапелляционно заявило юное создание, плюхнувшись по левую руку от меня, так, чтобы я превратился в живой заслон, отделяющий ее от кипятящейся родственницы. – Эй, дай хоть краешек одеяла, не жмись.

Верка оказалась с головы до пят холодной, так что теперь мне представилась не сауна, а прорубь, из которой она только что выбралась. С одной стороны лед, с другой – пламень. А между ними находился я, весь из себя притворно нейтральный.

– Что это еще за фокусы? – возмутилась Марина, когда до нее дошло, что родственница обосновалась на кровати надолго.

– Не волнуйся, я вам не помешаю, – успокоила ее Верка. – Можешь опять укрываться с головой. Не задохнись только. – Она помолчала, придумывая какую-нибудь каверзу, и закончила с ехидцей: – От избытка чувств.

Температура Марининого тела повысилась еще на несколько градусов:

– Убирайся отсюда, дрянь такая! Места тебе в квартире мало?

– Места много. Вот только там призрак бродит.

– Что ты выдумываешь? Опять порошка своего нанюхалась?

– Ничего я не выдумываю и ничего мне не мерещится, – возразила Верка. – Рыжий такой призрак, грустный. А в голове у него трещина, как будто перезрелый арбуз лопнул… Игорь мне соврал, что у него нет никакого имени. Но он мне назвался. Подкрался в темноте и стал шептать на ушко. Сказал, что его зовут Рубеном!

Веркин голос, звучавший поначалу монотонно, как у медиума на спиритическом сеансе, становился с каждой фразой все более эмоциональным, а неожиданную концовку она вообще почти что выкрикнула. Я вздрогнул. Насколько я помнил, имя убитого в присутствии Верки не произносилось.