Наркомент - Сергей Донской

– Ты не молчи, – потребовала Марина. – Ты правду говори. Что?

– Ничего, – я улыбнулся, наслаждаясь произведенным эффектом.

– Как так?

– А вот так. Ничего, – повторил я, расплываясь в совсем уж лучезарной улыбке. А потом сжалился над Мариной и уточнил: – Ничего можешь больше не бояться. Вся бригада в полном составе отправилась на стрелку с обитателями пекла. Может быть, там они и заимеют какой-то авторитет, но здесь им больше ничего не светит. Кроме лампочек в морге.

– Ох! – в этом облегченном вздохе прозвучало столько эмоций, что они просто не поддавались классификации.

– Займемся немецким? – весело предложил я. – Помнишь, ты говорила про эмиграцию? Сегодня же куплю всякие самоучители и разговорники: «Хенде хох»; «Арбайтен, руссише швайне»; «Гитлер капут». Этого словарного запаса хватит на первое время в Германии?

Я паясничал, дурачился, расхаживая перед Мариной гоголем, и не сразу отреагировал на ее тусклый, бесцветный голос, тихо произнесший:

– Зачем нам немецкий? У нас вроде шведская семейка. Была.

– Забудь, – отмахнулся я. – Это просто нелепая случайность. Мне нужна ты.

– А вот ты мне теперь не нужен.

Я замер, потрясенный услышанным. Слово «теперь» больно стегануло меня по самолюбию. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить? Разносторонний любовный треугольник, образовавшийся в этой квартире, был только поводом. Истинная причина крылась глубже. Деньги. Проклятые деньги, которыми никто ни с кем не любит делиться.

Шумно вскрыв следующую банку, я приложился к ней, поглядывая на Марину одним глазом. Совершенно посторонний человек, малознакомая женщина, которую я успел узнать значительно хуже, чем подсказывало мне мужское самомнение. Обладая женщиной, ты имеешь только ее тело, а душа ее – всегда потемки. Секрет пресловутой загадочной женской натуры заключается в том, что никакой постоянной натуры нет – есть тысячи разных личин, которые меняются в зависимости от обстоятельств.

– Так я был нужен тебе только для того, чтобы избавиться моими руками от Саида и его команды?

Марина помолчала, нервно похрустывая суставами пальцев, а потом ответила с неожиданной прямотой:

– Сначала нет.

– И на том спасибо.

– Пожалуйста.

– А если я все-таки останусь? – Мне никак не хотелось свыкнуться с неприятной мыслью, что Марина, как и многие другие в этом подлунном мире, попросту использовала меня.

– Не советую. – Ее взгляд наполнился той истовой решимостью, с которой люди предают своих близких.

Можно было не уточнять, что подразумевалось под этой короткой фразой. Смяв пустую жестянку в кулаке, я посмотрел поверх Марининой головы и спросил:

– Где Верунчик? Хочу с ней попрощаться.

– Она ушла ночью. Сразу следом за тобой. Сказала, что идет к родителям.

– Адрес? – быстро сказал я. – Где она может быть сейчас?

– Думаю, это надо выяснять у патологоанатомов, – хмыкнула Марина.

– Что? Что ты сказала?

– Перед уходом она без конца нюхала свой порошок и была совершенно невменяемая. А из тайника в ванной исчез пакетик героина, Миша иногда его употреблял, чтобы снять стресс. Теперь-то ты понимаешь?

– Нет, – признался я. – При чем здесь этот проклятый героин?! – Меня буквально затрясло, когда я услышал это ненавистное слово, с которым было связано все самое плохое в моей жизни. Оказывается, убийственные сюрпризы, подготовленные мне этим дьявольским зельем, еще не закончились. Я уже знал, что сейчас услышу что-то плохое, возможно, самую скверную из всех последних новостей.

– Объясняю. – Лицо Марины ожесточилось. – По виду порошки абсолютно похожи, но действие у них разное. Помнишь «Криминальное чтиво»? Там одна стервозная дрянь, типа Верки, случайно перепутала героин с кокаином, нюхнула и скопытилась. Ее-то спасли. А кто бросится спасать блядюшку на ночной улице? Судороги, пена изо рта, бр-р!

Я прислушался к перестуку своего сердца и мне показалось, что его ритм постепенно замедляется, точно его сковывает холодом.

– Почему? – спросил я. – Почему ты не остановила ее, видя, в каком она состоянии?

– Я ей не нянька! – прошипела Марина, и в этот момент мне стало ясно, что она попросту подсунула очумелой девчонке смертоносный пакетик и выставила ее за порог, отлично сознавая, чем это закончится.

– Как же ты будешь жить с этим? – поинтересовался я тихо.

– Как все! – злобно выкрикнула Марина. – И уж, конечно, лучше тебя.

– Тогда желаю удачи, – сказал я. И добавил: – Задоржевская Марина Ивановна.

Шагая к выходу, я уговаривал себя ни за что не оглядываться, если она меня вдруг окликнет. Она не окликнула. Так что те, кто считает женщин более сентиментальными, чем мужчины, просто ни черта не смыслят в жизни!

5

Издали здание травматологической клиники с ее лепными колоннами, стрельчатыми окнами, порталами и лепными ликами медицинских светил вдоль карниза здорово смахивало на дворец. В одной из его высоких палат возлежал на подушках его милость Воропайло. Я, совершенно вымотанный и раздавленный, брел к нему на поклон. Тошно мне было от сознания этого. Но и пройти мимо я не мог. Путь в больницу был единственным, который не вел в тупик.

Он встретил меня приветливо, источая радушие и запах медикаментов. Бинтов на нем поубавилось, капельница в палате отсутствовала, пепельница была полна окурков. Все говорило о том, что Пашино здоровье идет на поправку.

– Хорошо, что ты заглянул, – сказал он, словно могло случиться иначе. – Результат твоих утренних похождений мне уже известен, а подробности можешь оставить при себе. И теперь настало время определить твою дальнейшую судьбу, верно?

– Пожалуй, – согласился я, стараясь сохранить позу человека, свободного в своих поступках и решениях.

– Я тут как раз дельце твое изучаю, попросил ребят принести в виде исключения, – сообщил Паша с таким сияющим выражением лица, словно рассчитывал порадовать меня этим известием. – Вот оно, на тумбочке лежит. Уже за сто страниц перевалило. Прямо какой-то триллер, честное слово. А концовочка вырисовывается для тебя крайне хреновая. Хочешь узнать, какая?

– Говори, – угрюмо предложил я, не ожидая услышать ничего обнадеживающего.

Неожиданно Воропайло широко улыбнулся, прямо-таки весь просиял своим круглым лицом. Короче, заулыбался он приветливо и заговорил с мечтательными интонациями:

– А не хотел бы ты, Игорь, пожить лет пять в российской глубинке? Представь себе: тихая речушка с непуганой рыбой, сосновый бор, в котором не переводятся грибы, по соседству пасека, над которой гудят пчелы. Благодать! Согласился бы ты после всех своих злоключений поселиться в какой-нибудь деревушке? С чистыми паспортом и совестью, при небольших, но зато честно заработанных деньгах?

Мой ответ был незамедлительным и, конечно же, утвердительным. Что вызвало бурную смешливую реакцию Воропайло.

– Я бы тоже хотел, – простонал он, изнемогая от хохота, который, по-видимому, болезненно бередил его раны. Смех прекратился так же внезапно, как и начался. Уставившись на меня круглыми выпуклыми глазами, Воропайло произнес уже без тени улыбки: – Хотел бы в рай, да грехи не пускают. Слышал такую поговорку?

– Слышал, – согласился я, чувствуя себя так, словно на меня вылили ушат холодной воды. – А тебе знакома поговорка про то, что как аукнется, так и откликнется?

– Ты угрожать пришел?

– Я пришел попрощаться, – ответил я, неожиданно поняв, что от этого человека не в праве принимать никаких подачек, даже если это дар под названием Жизнь.

– Неужели?

Сделав вид, что я не замечаю неприкрытого сарказма, прозвучавшего в голосе Воропайло, я сухо напомнил:

– Помнишь, я предлагал взять все заботы о Светке на себя? Это остается в силе. Если…

– О ней будет кому позаботиться, – оборвал меня Воропайло. – Все идет к тому, что из одной больницы она попадет прямиком в другую, которая называется психиатрической лечебницей. Шок, нервный срыв, депрессия. Я тут консультировался с одним знакомым специалистом. – Воропайло причмокнул губами, как бы от огорчения, и притворно вздохнул: – Есть мнение, что Светка уже никогда не вернется к нормальной, полноценной жизни. Проведет в психушке остаток своей жизни.

За окном палаты сыто урчали и перетаптывались на подоконнике сизые голуби, то и дело поворачивая свои изящные головки так, чтобы лучше видеть нас, двух заклятых врагов, которым надоело изображать приятельские отношения. Не отрывая от них взгляда, я спросил совершенно безразличным тоном:

– А куда определить мою дочь, ты тоже успел придумать? Она хоть и при руках, но тоже будет тебе лишней обузой. Может быть, интернат? Или детский приют, чтобы уж наверняка?

– Разберусь, – глумливо пообещал Воропайло.

Пока я, как последний идиот, разыгрывал из себя неумолимого мстителя, он отлеживался в больничке и, наверное, строил планы, как бы повыгоднее продать героин. А теперь с издевкой смотрел на меня и даже не прятал глаза.