Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра, знаменитого героя морских романов С.С. Форестера - Сирил Паркинсон

Хорнблауэр вышел из Панамы 24 июня, оставляя вице-королю планирование операции по реконкисте Панамы (в которой испанцам сопутствовал успех, так как им удалось разгромить «Эль Супремо» в Сан-Сальвадоре, а позже повесить этого сумасшедшего в Панаме), и направился к северу, в точку, где «Нативидад» мог рассчитывать на перехват манильского галеона. С несколькими пленными испанцами-навигаторами, командой, составленной из головорезов «Эль Супремо» во главе с «вице-адмиралом доном Кристобалем ди Креспо», которого они до смерти боялись, «Нативидад» отнюдь не казался простым противником в предстоящей схватке. Хорнблауэр тщетно искал корабль мятежников в заливе Фонсека, попробовал его обнаружить в заливах Эль-Либертад и Чамперико и, наконец, 20 июля 1808 г. увидел «Нативидад» в заливе Тегуантепек. Был сильный шторм, как это часто случается в здешних водах, и Хорнблауэр считал это преимуществом, так как полагал, что на «Нативидад» не смогут открыть пушечные порты на нижней палубе. В начале маневрирования более верткий британский корабль имел преимущества, но в результате обмена бортовыми залпами «Лидия» лишилась бизань-мачты. Дважды фрегат разворачивало кормой под продольный огонь противника, но матросам Хорнблауэра, приложив сверхчеловеческие усилия, все же удалось обрубить остатки упавших снастей и восстановить контроль над управлением. При следующем обмене залпами «Нативидад» потерял фок-мачту. Теперь оба корабля лежали в дрейфе вне зоны досягаемости пушек, и победа должна была достаться тому из них, кто первый сможет восстановить готовность к схватке.

На борту «Лидии» царил настоящий ад: шторм был в самом разгаре, корабль набирал воду через пробоины, полученные у ватерлинии, по главной палубе перекатывались разбитые пушки, пятьдесят человек были убиты или ранены и со всем этим надо было разобраться, прежде чем корабль вновь сможет маневрировать. Мало-помалу все проблемы были более или менее разрешены, для заделки пробоин под днищем фрегата был подведен пластырь из парусины, пушки закреплены, такелаж исправлен, четырнадцать убитых — похоронены за бортом и, наконец, с огромным трудом в шпор на кильсоне была установлена временная бизань-мачта. До захода солнца «Лидия» была готова возобновить схватку, но этому помешала смена погоды. Хорнблауэр остался на палубе и провел ночь на установленном тут же стуле, зная, что с рассветом «Нативидад» может быть уже вне зоны видимости. Ночью ветер несколько стих, так что можно было поставить паруса. Теперь все зависело от того, насколько точно Хорнблауэр сможет разгадать, что задумал Креспо.

Он угадал правильно и с первыми лучами солнца 21 июля увидел своего противника на расстоянии десяти миль, под неуклюже установленным временным такелажем. К сожалению, вскоре после этого ветер совсем стих и Хорнблауэру для того, чтобы сократить дистанцию не оставалось ничего лучшего, чем буксировать «Лидию» шлюпками. Это был выматывающий душу труд, который еще дополнительно осложнялся тем, что «Лидия» вошла в зону действия 18-фунтовых кормовых пушек «Нативидада» за час или около того, прежде чем смогла ответить ему из собственных 9-фунтовок. Только к концу дня этот страшный путь был, наконец, пройден, и Хорнблауэр подал команду открыть огонь. Дистанция при этом составляла около четырех сотен ярдов, а стрельба продолжалась последующие полтора часа. К вечеру поднялся легкий ветер, который отнес в сторону пороховой дым, открывая глазам англичан «Нативидад» совершенно разбитым, с одиноко торчащей бизань-мачтой — единственной уцелевшей. Поскольку уже начало смеркаться, Хорнблауэр установил «Лидию» перед носом «Нативидад», обстреливая противника продольным огнем, при котором каждое ядро попадало в цель с убийственно короткой дистанции. После захода солнца был момент, когда оба корабля на мгновение соприкоснулись, но вскоре они вновь разошлись. К этому времени все пушки повстанцев уже замолчали и Хорнблауэр, видя, что противник уже весь охвачен пламенем, призвал Креспо сдаваться. «Никогда!» — таков был ответ, и «Нативидад» действительно затонул, прежде чем его пожрал огонь. Лишь восемь человек из его команды уцелели, а «Лидия» теперь была одна во всем океане — полуразбитый корабль с почти уничтоженным такелажем и порванными парусами, который с трудом поддерживали на воде непрерывно работающие помпы. Пришлось похоронить в море еще двадцать четыре тела, что увеличило список потерь до тридцати восьми человек. Еще четверо во время боя были сброшены за борт и утонули, а семьдесят пять были ранены. Когда Хорнблауэр спустился, чтобы навестить импровизированный лазарет, то с удивлением отметил, что по-настоящему здесь распоряжалась леди Барбара. Корабельный хирург умер в начале плавания, а его обязанности были переданы стюарду корабельного казначея. Эта задача (что неудивительно) далеко превосходила его способности, и несчастный стюард едва справлялся с оказанием первой помощи. Не обладая большими познаниями в лекарском ремесле, леди Барбара, тем не менее, видела, что нужно было делать, и делала это. Конечно, это не могло спасти многих раненных от смерти из-за гангрены — среди них был и мичман Гэлбрейт — и в последующие десять дней было еще много похорон. Когда 19 августа «Лидия» достигла Панамы, между Хорнблауэром и леди Барбарой установилось некоторое подобие дружбы. Ничего подобного, напротив, Хорнблаэру не удалось установить с вице-королем Перу. После потопления «Нативидада», испанцы на тихоокеанском побережье больше не нуждались в британских союзниках. Они были явно разочарованы тем, что «Лидия» все еще находится в испанских водах, а их единственный военный корабль потоплен, а не отбит у восставших.

Наконец, испанское раздражение проявилось во всей очевидности — «Лидии» был воспрещен заход в какие-либо порты Испанской Америки. Не было и речи о том, чтобы Хорнблауэр смог бы обогнуть мыс Горн на поврежденном и протекающем корабле, даже если бы у него хватило запасов на обратную дорогу. Поэтому Хорнблауэр решил отремонтировать «Лидию» на необитаемом острове Коиба. Здесь его усталая команда разгрузила фрегат и вытащила его на отмель в укромной бухте, установив пушки на окрестных холмах. Пробоины от ядер в корпусе были заделаны, листы медная обшивки — заменены, а из запасной грота-реи была изготовлена и установлена на место бизань-мачта. Такелаж был заново обтянут, и корабль приготовлен к выходу в море. Весь этот грандиозный труд был выполнен всего за шестнадцать дней. К 14-му сентября «Лидия» была готова к переходу к родным берегам.

У Хорнблауэра не было приказа возвращаться в Англию, но он уже давно понял, что полученные им ранее приказы уже потеряли свою силу. Его направили сюда, чтобы поддержать восстание против Испании, а в дальнейшем, если это станет возможным, разведать пути к атлантическому побережью через Никарагуа. Сейчас же испанцы стали союзниками, которым, кстати, его присутствие не очень-то нравится. Логичным выводом из всего этого было решение возвращаться домой — тем более логичным, так как «Лидия» израсходовала большую часть своих боеприпасов. Расстояние же, которое фрегату предстояло преодолеть, было весьма значительным, а проблема со снабжением создавала основания для беспокойства. Он находился в 4500 миль от мыса Горн и еще в 3000 милях от острова Св. Елены — его ближайшего пункта снабжения. Всего же обратная дорога в Англию составляла около 12 500 миль и должна была занять шесть месяцев, с учетом возможных штормов и штилей. После того, как четверть команды «Лидии» погибла, припасов на корабле могло хватить и на более долгий срок, но, тем не менее, Хорнблауэр решил еще раз пристать к берегу — несмотря на запрет вице-короля — где-нибудь в отдаленном уголке Испанской Америки; возможно, в Консепьсьоне или Вальдивии, там, где вице-король не смог бы их достать. Это дало бы ему дополнительное преимущество — привести «Лидию» к мысу Горн в разгар местного лета. Совершить подобный заход было исключительно рискованным делом, поскольку Хорнблауэра несомненно обвинили бы в любых осложнениях, которые могли бы возникнуть из-за этого с Испанией. Однако, несмотря на это, он должен был обеспечить своим людям достаточное количество пищи и воды. Припасов могло бы хватить и без того, если бы не разрушения и пробоины, которые получила «Лидия» после второй своей встречи с «Нативидад», в результате которых одно время в ее трюме было более пяти футов воды, и часть сухарей испортилась.