Взбаламученное море - Алексей Писемский

— Ах, да! — перебила ее подруга: — какой он однако молодец из себя.

Бакланов при этом только выпрямился и шел грудью вперед.

Службу свою он совершенно кинул.

«Будет уж! Доблагородничался чуть не до каторги!» — рассуждал он самолюбиво сам с собой и каждый день ходил гулять в сад, с одной стороны — ожидая, не услышит ли еще раз подобного отзыва, а с другой ему стало представляться, что в этом саду он непременно встретит какую-нибудь женщину, которая влюбится в него и скажет ему: «я твоя!». Представление это до такой степени стало у него ясно, что он и самого сада не мог вообразить себе без этой любовной сцены, как будто бы сад для этого только и сделан был. Столь уверенно воображаемое будущее редко не сбывается: раз Бакланов увидел идущую впереди его, несколько знакомою ему походкой, молодую даму. Он поспешив ее обогнать и сейчас же воскликнул:

— Панна Казимира!

— Ах, Боже мой, Бакланов! — проговорила та, сильно покраснев и скорей как бы испугавшись, чем удивившись.

— Да сядемте же здесь! Постойте! — говорил Бакланов, беря ее за обе руки и дружески потрясая их.

Панна Казимира опустилась с ним на скамейку.

— Но как вы здесь, скажите? — говорил Бакланов.

— Я здесь замужем.

— За кем?

— За вашим приятелем, за Ковальским.

— А! — произнес протяжно Бакланов.

Казимира помотрела ему в лицо.

— Я знала, что вы здесь… — сказала она после небольшого молчания.

— Как же не грех было не прислать и не сказать?

Казимира стыдливо усмехнулась.

— И то уж хотела писать, — отвечала она.

— Но где же вы живете здесь? — спросил Бакланов.

— Я живу у одних Собакеевых; с ними в городе, а муж мой у них управляющий в деревне.

— Что ж вы у них — компаньонка, экономка?

— Да и сама не знаю: то и другое… Чудные люди, превосходные… Я вот таких вас, Александр, да их только и знаю.

— Merci, — сказал Бакланов и, взяв ее опять за руки, поцеловал их: — какие нынче у вас славные руки! — прибавил он.

— Жизнь-то понежней стала! — отвечала Казимира с видимым удовльствием.

— Стало быть, вы совершенно счастливы с вашим мужем?

— С мужем? — спросила, как бы совершенно не ожидавшая этого вопроса, Казимира.

— Да! Как вы за него вышли?

— А я и сама не знаю, как: он ходил еще при вас ведь… Вы уехали, я и вышла.

— И всему прошедшему, значит, сказали прости!

— Чему говорить-то было? Нечему!

— А мне казалось, что было чему, — сказал Бакланов кокетливо.

— Что было, то и осталось, — отвечала с улыбкою Казимира.

— Осталось? — произнес Бакланов и пододвинулся к ней поближе.

— Гм, гм! — отвечала Казимира.

— А шутки в сторону, — продолжал Бакланов: — дело теперь прошлое: скажите, любили вы меня?

— Не помню уж, — отвечала Казимира.

— Ну что, Казимира, скажите, — говорил Бакланов, беря ее снова за руку.

— Ну, любила! — отвечала она как-то порывисто.

— И я ведь тогда благороден был в отношении к вам, согласитесь с этим: я многого мог бы достигнуть.

— Были благородны, — отвечала Казимира.

— И за это самое, — продолжал Бакланов: — вы по крайней мере теперь должны меня вознаградить.

— Чем же мне вознаградить? — сказала Казимира.

— Любовью.

Казимира грустно улыбнулась.

— Теперь это немножко трудно.

— Напротив, теперь-то и возможно: другое дело, когда вы были девушкой, когда от этого зависела участь всей вашей жизни, — тогда другое дело; но теперь, что же может препятствовать нашему счастью?

Казимира качала только головой.

— Теперь какие, кроме самых приятных, могут быть последствия из того, что вы меня полюбите? — продолжал Бакланов, опять беря ее за руку.

— А такие, — отвечала Казимира: — что я-то еще больше вас полюблю, а вы меня презирать станете.

— Ей-Богу, нет! — воскликнул Бакланов.

— Погодите, постойте, вон идут! — сказала Казимира, в самом деле указывая на двух, неторопливо проходивших по дорожке мужчин. Прощайте! — прибавила она.

— Посидите! — упрашивал ее Бакланов.

— Нет, нельзя!.. Посмотрите, как вы платье мне все измяли, говорила она, вставая: — прощайте.

— Могу я, по крайней мере, приехать к вам?

— О, пожалуйста, приезжайте! — отвечала с удовольствием Казимира.

— У вас есть особая комната?

— Есть!.. — Голос ее при этом был как-то странен.

Бакланов возвратился домой в восторге: завести интригу с Казимирой он решился непременно.

17

Не всегда то найдешь, за чем пойдешь!

Дом Собакеевых стоял на одной из лучших улиц. Это решительно было какое-то палаццо, отчасти даже и выстроенное в итальянском вкусе.

Бакланов, ехав, всю дорогу обдумывал, как он будет расставлять сети панне Казимире. Но есть дома, в которых, точно в храмах, все дышит благоприличием и целомудрием: введенный в мраморную, с готическими хорами, залу, Бакланов даже устыдился своих прежних намерений.

— Г-жа Ковальская сейчас выйдет; а пока не угодно ли вам к Анне Михайловне, — сказал ему вежливо благообразный лакей.

— К г-же Собакеевой? — спросил Бакланов.

— Точно так.

— Прошу вас.

— Пожалуйте!

И человек, идя негромко вперед, повел его на правую половину дома.

В совсем барской гостиной, с коврами, с лампами, с масляными картинами в золотых рамах, Бакланов увидел пожилую даму, просто, но изящно одетую, в кружевном чепце и в очках. Лицо ее напомнило ему добродушные физиономии ван-диковских женских портретов.

— Казимира сейчас выйдет. Присядьте, пожалуйста! — сказала ему старушка, показывая на кресло возле себя.

Она что-то такое, необыкновенно тонкое, шила. На столе, впрочем, около нее лежала книга, на корешке которой было написано: «Сказание Тирона, инока святогорского».

— Вы недавно ведь здесь? — продолжала старушка.

— Да, недавно-с.

— И успели уж с некоторыми господами поссориться?

— Да, — отвечал Бакланов с самодовольною усмешкой.

— И прекрасно!.. Значит, вы честный человек!

Старушка понюхала табаку и принялась снова за свое шитье.

— Тут Бог знает что происходит! — продолжал Бакланов.

Старушка махнула рукой.

— Я женщина, а поверите ли, кровью сердце обливается, слушая, что они творят…

Собакеевы, довольно богаое и самое аристократическое семейство в городе, были в открытой неприязни с начальником края и со всем его кружком.

В губерниях, по степени приближенности к начальству, почти безошибочно можно судить о степени честности местных обывателей. Чем ближе они к этому светилу, тем более, значит, в них пятнышек, которые следует замазать.

К неудовольствию Собакеевой на начальника края отчасти, может быть, примешивалось и оскорбленное самолюбие. Вступая в управление краем, он третировал ее, решительно, как и других дам.

— У отца моего по нескольку часов в передней стоял, а теперь вот каким господином стал!.. — не утерпела старушка и объяснила Бакланову.

В комнату в это время вошла молодая девушка в белом платье и белокурая.

Бакланов невольно привстал на своем месте.

Если Софи Леневу можно было назвать южною красавицей, то эта была красавица севера.

— Maman, как я тут навязала? — сказала она, показывая старушке вязанье.

— Опять спутала! — отвечала та, подвигая на носу очки ближе к глазам.

— Monsieur Бакланов! Дочь моя! — познакомила она молодых людей, а сама принялась рассматривать и поправлять работу.

Бакланов поклонился, и mademoiselle Собакеева тоже ему поклонилась, и при этом нисколько не сконфузилась и не пожеманничала.

Бакланов почти с восторгом смотрел на молодую девушку. Ее довольно широкое лицо было исполнено какой-то необыкновенной чистоты. Несколько обнаженные руки, грудь и шея были до такой степени белы и нежны, что как будто бы она черненького хлебца никогда и не кушала, а выросла на одних папошниках. Стан у нее был стройный, но не воздушный. Соня Ленева, по природе своей, отчасти принадлежала к лезгинско-татарскому происхождению. Прабабка ее, жена Маркаша Рылова, была дочь князя Мирзы-Термаламы, а Сабакеева, напротив того, была чистейшая дочь полян, славянка; даже в наружности ее было что-то нпоминающее красивых купеческих дочерей; только все это разумется, было смягчено и облагорожено воспитанием.

— Ну, вот на, поправила, — сказала мать, подавая ей работу.

— Хорошо-с, — отвечала молодая девушка и не ушла, а тут села.

Бакланову ужасно хотелось с ней заговорить.

— Вы много выезжаете? — спросил он ее.

— Да! — отвечала девушка спокойно.

— Она больше дома у себя танцует; у нас обыкновенно собираются… — объяснила за нее старушка.

«Нет, это не светская госпожа!» — подумал Бакланов.