Рыцарь из ниоткуда. Книга II. Сборник (СИ) - Бушков Александр Александрович

…Сварог и Рошаль стояли у перил поднимающейся лифтовой площадки, мимо проплывали решетчатые фермы «взлетных горок» — лифт двигался не просто медленно, а с прямо-таки с похоронной неторопливостью. Ветер трепал их накидки. Высота была — аж дух захватывало. Пилот Юж-Крагт ходил вокруг своего летательного аппарата, трогал многочисленные тросы, простукивал обшивку, забирался под брюхо машины.

— Если наша приятельница Мина назвала это «аэродромчиком», то как же тогда выглядит полноценный аэродром? — напряженно спросил Рошаль, спав, что называется, с лица.

— Не горюйте, масграм, — ободряюще заметил Сварог. — Доведется, увидим и собственно аэродром, и местный воздушный парад, и небо в алмазах увидим. А равно как и много других чудес и диковинок… Кстати, все хочу спросить — вам еще не надоело? Я имею в виду всякие диковинки и разнообразные чудеса.

— Не знаю… сам не пойму, — ответил Рошаль, с опаской глядя вниз, на удаляющуюся землю. — Вот бегать надоело, если честно, маскап. Я, право же, не Олес, то бишь недостаточно молод и недостаточно горяч для подобных занятий. Хотелось бы, по меньшей мере, передышки, а по большому счету, — охранитель вздохнул, — определиться как-то хотелось бы. Скажем…

Закончить мысль Рошалю не дал пилот Юж-Крагт — закончив обнюхивать летательный аппарат и вытирая руки ветошью, он подошел к своим пассажирам, лицо его прямо-таки светилось дружелюбием.

— Ну чего, взлетим нормально. А бог даст, так еще и сядем, где нужно…

— Не загадывали бы вы, а? — поморщился Рошаль.

— А что такого? — искренне удивился авиатор. — Можем сесть, а можем и хрястнуться…

— Никогда на таких штуках не летал, — быстренько сменил неприятную тему Сварог. — Как она работает, не просветите?

— А чего там просвещать! Во, глядите-ка. Разгоняемся по этой горке, накапливается заряд, потом магнето дает искру, включается мотор — и пока мы парим в воздухе, что твой кирпич, лопасти набирают обороты, дабы мы не шваркнулись раньше времени… Делов-то. Ладно, пошли причащаться, — и от избытка дружелюбия он хлопнул Рошаля по плечу, отчего тот чуть не перелетел через ограду платформы.

На краю лифтовой площадки трепыхались на ветру тряпичные стенки белой палатки — к ней-то и увлек авиатор пассажиров, взяв под локотки. Полог, откинутый пилотом, украшала вышивка золотой нитью: буквы «У. А.» над распростертыми крыльями. Овальный столик в центре, лавочки вокруг, белый сифон, маркированный теми же буквами «У. А.» и теми же крыльями, бокалы на толстой ножке, — больше ничего внутри палатки не было. Надавив на рычажок сифона, авиатор наполнил три бокала прозрачной пенистой жидкостью.

— У вас запрещено садиться за руль в трезвом виде? — с интересом спросил Сварог.

— Да вы, ребята, дикие, словно из лесов Акомбольи. Это ж всего-навсего энергин. Чтоб вы на высоте не задыхались, как рыбы в сухих песках Садаккеев. Там же наверху разреженный воздух, не знали?.. А вы, часом, не из Балора?

— Нет, — со всей искренностью ответил ему Сварог, — мы из другого тупичка.

— Ну и хорошо. Тогда за мной анекдот про то, как три балорца поймали карлика с золотой дудочкой. А сейчас… — авиатор взял свой бокал, прикрыл глаза, его лицо стало вдруг очень серьезным и даже каким-то одухотворенным.

Сварог догадался, что совершается некий устоявшийся предполетный ритуал. Неизвестно, что за напиток шипит и пенится в бокалах (но не яд — Сварог, разумеется, проверил жидкость на наличие яда и такового не обнаружил) и действительно ли он снижает воздействие разреженного воздуха, однако не стоит отказом настраивать против себя человека, которому вверяешь свою жизнь. Ладно, что нам стоит подыграть. Пусть даже и горька окажется микстурка…

— Что море поет? Что ветер судачит? Что чайка кричит? Что сердце плачет До края полно Одно?

— негромко, даже с каким-то надрывом продекламировал пилот.

— Море поет, Ветер судачит, Чайка маячит, Сердце плачет День за днем Там, где белый дом, Белый дом Над холмом седым — Серебро и дым, Серебро и дым Всегда. Куда? Куда Они Одни, одни, одни?

И Юж-Крагт выпил бокал до дна. Смысла стихов Сварог не уловил, но похоронно-упадническое их настроение очень ему не понравилось. Не с таким настроением надо в воздух подниматься… Однако делать было нечего, и он осушил свой бокал. Его примеру, чуть поколебавшись, последовал и Рошаль. Пресловутый энергин на вкус оказался сильно газированной шипучкой с легким травяным привкусом. Не встает колом во рту, однако и без подобного удовольствия вполне можно было бы и обойтись.

Когда они покинули палатку, лифт уже достиг стартовой площадки.

— По местам, бескрылые! — зычно скомандовал авиатор Юж-Крагт и первым занял свое место — в носовой части аэропила, перед панелью управления, являющей собой лес рычагов. — Шлем и очки под сиденьем!

Через кабину от носа к хвосту тянулись тросы, на которых были подвешены кресла для пилота и пассажиров. Пассажирских кресел было аж шесть, пустующие сейчас были сдвинуты назад до упора. «Ага, — сообразил Сварог, — кресла закреплены не намертво, их можно передвигать. Значит, где-то имеется кнопка».

«Кнопки» в виде двух рычагов он обнаружил под подлокотниками. И быстро, без магической помощи, освоил управление простейшим механизмом, напоминающее управление инвалидной коляской: двигаешь правым рычагом — кресло ползет по тросам к хвосту, шуруешь левым рычагом — к носу.

— Эй, бескрылые, не балуй без команды! — прикрикнул авиатор. — Взлетим, тогда и будете кататься.

— Яволь, герой люфтваффе, — легко согласился Сварог. Командир всегда прав, не так ли? — а у этой этажерки командиром был Юж-Крагт.

Хорошо, что у кресел предусмотрены опоры для ног, напоминающие ножные упоры зубоврачебных кресел, иначе высидеть весь полет, болтая ногами, было бы непросто.

Рошаль, страдальчески морщась от неприятных воспоминаний о прежних своих полетах, натянул шлем, подозрительно похожий на подшлемники строителей, и нацепил очки, не менее подозрительно похожие на мотоциклистские.

— Даю отсчет! — прокричал пилот. — Три, два, один… Поехали!

Он освободил колеса от тормозных колодок, и машина заскользила по платформе. Сердце ухнуло, когда аэропил клюнул носом — совсем как в детстве, когда вагонетка американских горок срывалась вниз со стартовой площадки и какой-то миг казалось, что — все, сейчас лететь, кувыркаясь в воздухе, пока не хряснешься всеми костьми оземь. Но обходилось — вагонетка благополучно съезжала по деревянному желобу и мчалась, мчалась, набирая скорость, обгоняя ветер, заставляя мужиков жмуриться, а женщин визжать. Обошлось и сейчас. Колеса задребезжали по глубоким, фиксирующим их, как ногу в лыжном креплении, желобкам. Ударила в лобовое стекло тугая воздушная струя, побежали слева-справа за окнами салона прощальные пейзажи острова…

Аэропил набирал ход. Машину мелко потряхивало, машину норовило подкинуть ввысь, но специальной конструкции желобки крепко держали колеса, не выпускали их из своего захвата.

Аэропил вошел в перигей пусковой эстакады, тело вдавило в кресло, как на учебной центрифуге. Впереди замаячил обрыв — трамплин взлетных горок обрывался аккурат над лазурными водами океана. Если что не так — допустим, магнето не включит моторы вовремя или пропеллеры не наберут достаточную скорость, — то аппарат рухнет в воду… что, разумеется, гораздо лучше, чем шандарахнуться клювом о землю, взрываясь и разлетаясь на обломки… Кто бы, как говорится, спорил. Сзади протяжно застонал Рошаль — вот уж кому несладко приходится, так это мастеру старшему охранителю. Лицо верного сподвижника было белее мела, но он старался держаться молодцом. Ничего, брат, терпи…