Любовные секреты Дон Жуана - Тим Лотт

Я сделал ошибку, рассказав о своем сне Бет после того, как увидел его во второй или в третий раз. Она посмотрела на меня. В глазах у нее была ярость.

– Это всего лишь сон, – напомнил я.

Но Бет уже сделала собственные выводы. Она еще больше замкнулась в себе, а злосчастный сон стал сниться мне все чаще и чаще. Бет понимала, что означает этот дом. Понимала, чего нам обоим будет стоить мое стремление к открытым пространствам.

Что может быть отвратительнее, от чего так же несет гнилью, когда еще взаимное доверие опускается до такой низкой отметки, как в приходящем в упадок браке? Мне не хочется даже ничего об этом писать, потому что умирающий брак – это скучно, он похож на то, что Теренс называет «тупиковым состоянием». Это просто набор заданных, однообразных моделей, изменить которые никому не удается – слишком прочна жесткость конструкции. Все доводы – лишь видоизмененные вариации давно известных доводов, все споры черпаются из одного и того же стоячего заболоченного пруда. Ни у кого не осталось достаточно веры в брак для того, чтобы сделать над собой усилие и сдвинуть что-то с мертвой точки или взять на себя ответственность. Слишком много разочарований позади, чтобы поверить в успешность подобных усилий.

Остаются только механические действия, ряд хорошо отрепетированных движений, и в постели, и вне ее, когда вы принимаете решение, что человек, с которым вы живете, – единственный человек в мире, на котором вы можете с достаточной степенью безопасности выместить вашу боль и разочарование. Нельзя выместить это на друзьях, потому что получите отпор. Нельзя вывалить это на ребенка, потому что он ваше дитя. В результате мы стали использовать друг друга в качестве боксерских груш.

Ситуация была невыносимая. Вы не поймете, что такое боль, не поймете, что такое ярость, пока не окажетесь в ситуации распадающегося брака при наличии ребенка. Раскаяние, чувство вины, гнев, взаимные обвинения, страх. Если вы видите только сны о скрытых пространствах в темных домах, то конец не за горами. После того, как мою книгу постигла неудача, неудачу потерпели мы оба.

Я переехал. Бет наняла адвоката. И вот тогда действительно начался кошмар.

Я еще долго ждал весточки от Кэрол. И однажды получил конверт, но в нем не было ни письма, ни даже записки – лишь дешевая безделушка. Я достаю ее и кручу между пальцами.

– Папа, что это такое?

– Брошка. Очень старая.

– Дай посмотреть. Я хочу посмотреть.

Я протягиваю ей крошечное позолоченное по-прежнему «разбитое» сердце. Трудно поверить, что Кэрол хранила его все эти годы, с тех пор, как я дал его ей на вечеринке у Шерон Смит, больше тридцати лет назад. Все ясно и без записки.

Ничего нельзя начать сначала. Второго шанса не бывает.

– Красивое. А можно его взять?

– Конечно можно. Это подарок от тети Кэрол.

– А когда она придет?

– Не знаю, малыш.

– Я люблю тетю Кэрол.

– Я тоже.

Поппи играет сердечком, открывая и закрывая его. Потом пристегивает к своей футболке.

– Красиво?

– Очень.

– Ты будешь его носить?

– Оно, вообще-то, не для мальчиков.

– Кроме случаев, когда они похожи на девочек.

– Верно. У мальчиков не бывает разбитого сердца.

– И поэтому они лучше? Потому что у них части не ломаются? А я думала, девочки лучше.

– Серьезно, милая? А почему?

– Все так говорят.

– Что ж, все правы.

– Пап, ты правда так думаешь?

– Нет. Может быть. Не знаю.

– Скажи.

– Не могу.

– Скажи. Кто лучше?

– Хочешь, я раскрою тебе один секрет про взрослых?

– Я люблю секреты.

– Этот тебе может не понравиться.

– А что это за секрет?

– Мы не знаем, что делаем. Мы не знаем, куда идем. И мы не знаем, что думаем.

– Пап, а у тебя еще будет подружка?

– Не уверен, радость моя. Я делаю все, чтобы ее не было.

– Я бы хотела, чтоб у тебя была подружка. А почему ты грустный?

– Я не грустный, куколка. Я просто… подпаром.

– А что это значит?

– Это когда на поле выросло много всего, и оно плодородное, а потом оно истощается, и ему надо дать немного отдохнуть, пока оно снова не станет плодородным.

– А сколько оно будет отдыхать?

– Не знаю. Может быть, я и не под паром. Может быть, я – тундра.

– А что такое тундра?

– Это вечная мерзлота. Как в Сибири. Мертвая земля. Там никогда не бывает тепло.

– Не понимаю.

– Не переживай. Я не уверен, что я – тундра. Думаю, я все-таки под паром. Ты увидишь. Однажды пробьются ростки.

– Но у тебя будет подружка? Будет?

– Не знаю.

– Ты опять женишься на маме?

– Нет, милая. Не женюсь.

– О-о-ох. А на тете Кэрол?

– Нет.

Поппи вздыхает. Она разочарована этим откровением, но от горя не обезумела. Пелена забвения быстро поглощает все горести в детстве. Насколько настойчивее недавнее прошлое преследует взрослых. Способность к восстановлению сил с возрастом угасает.

Поппи достает из кармана леденец и начинает задумчиво сосать его.

– А что случилось с Элис?

– Я не знаю.

– Мы можем поехать к ней в гости?

– Нет.

– Почему?

– Потому что она ушла.

– Туда же, куда тетя Кэрол?

– Приблизительно. Да, туда же.

Прошел год с тех пор, как Элис вернулась к Мартину. Однажды она прислала мне письмо, я вернул его, не распечатывая. Хоть чему-то научился. Этот Любовный секрет остается в силе. Будь безжалостен. Слабые мучают слабых.

Впервые я впал в такое состояние, когда совсем ни на что не надеешься… и не вижу в этом ничего плохого. Я всегда слишком много надежд возлагал на отношения с женщинами. Отчасти поэтому Мартин говорил, что временами я веду себя, как баба. Но теперь все. Я выше этого. Есть Поппи, я и работа, а больше мне и не нужно. Я устал от борьбы. Награда не стоит затрат. Других устраивает, но не меня. Я не гожусь для этого. Для меня любовь – не стоит боли, через которую надо пройти, совсем не стоит: это уравнение с сильно неравными частями – ты делаешь очень щедрые вложения и практически ничего не получаешь взамен.

Теперь, когда Бет стала партнером в пиаровской фирме Миранды Грин, я чаще общаюсь с Поппи. Она со мной по четыре-пять дней два раза в месяц, и благодаря ей мои чувства по-прежнему живы.

Я выставил свою квартиру на продажу. Работая не покладая рук, смог накопить денег, чтобы купить жилье с двумя спальнями, так что там хватает места для Поппи. Мы с Бет перестали воевать. Думаю, воевать больше не из-за чего. А потом, ее письмо что-то изменило во мне, изменило взгляд на прошлое. Слова обладают удивительной силой. Нам надо научиться чаще использовать правильные слова. С Оливером у Бет полное взаимопонимание, они прекрасно ладят. Он – отличный парень. Я хочу, чтобы у нее все было хорошо. И у него все было хорошо. Чтобы у всех все было хорошо.

Господи, я ведь неплохой человек. Но я отвратителен: я пытался изнасиловать Кэрол, я спал с бывшей подружкой Мартина, я уронил презервативы на колени Джульетты Фрай, я сказал восьмилетнему мальчику, чтобы он отвалил, и собственной дочери – что ненавижу ее. Конечно, я отвратителен, иначе моя жизнь не была бы таким кошмаром. Да только одних фактов недостаточно, хотелось бы понять, почему я отвратителен? Что за всем этим стоит?

Если пойму, сумею разрешить проблему. И смогу начать новую жизнь. Хотя не уверен, что мне это действительно нужно. В состоянии под паром есть что-то успокаивающее. Даже против Сибири и тундры ничего не имею. А вот женщин больше не хочу. Я мало что могу им дать. И не чувствую в себе сил еще раз прыгнуть выше головы. Считайте это поствоенным синдромом, или контузией, но я ушел в бессрочную увольнительную. Чем плохо быть эксцентричным одиноким старым холостяком?! Хватит. Хватит боли. Мне достаточно переливов смеха Поппи и ее обнимающих рук. У меня полностью атрофированы чувства, и это означает, что я, по крайней мере, больше не злюсь. На злость требуется слишком много энергии. А я парень под паром.

Сегодня у меня презентация для «Проуб, Уиллис энд Купер», ведущих британских производителей держателей для кухонных полотенец. Думаю, шанс заполучить их есть. Представьте: сначала неловкий мужчина, у которого все валится из рук, пытается заправить кухонное полотенце в держалку… Вы уловили идею. Я, может, не способен создать экзистенциальный постмодернистский роман, не могу иметь нормальных отношений с женщиной, но я все еще классно пишу банальные, бессмысленные, внешне привлекательные, придурковатые рекламные тексты. Никто не посмеет сказать, что я прожил жизнь зря.

Взглянув на часы, понимаю, что опаздываю. Хватаю папку и стартую на триста метров до станции метро. Я был почти у цели, когда увидел ее. Она подстриглась, поблекла, и вначале я даже засомневался, она ли это, поскольку сам факт такой встречи представлялся мне совершенно невозможным. Насколько я знал, она вообще уехала из Лондона. Так как же вдруг оказалась на моей «улице? Да еще рядом с моим домом?