Катушка синих ниток - Энн Тайлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если правда, подумала Эбби, что люди вроде меня – которые «сострадают» – часто встречаются в жизни миссис Уитшенк, то правда и обратное. Эбби тоже раньше попадались такие – старшие наставницы. Бабушка учила ее вязать, учительница английского оставалась после уроков, чтобы помочь ей со стихами. Терпеливее и мягче ее резкой боевой матери, они умело направляли и подбадривали Эбби, как сейчас миссис Уитшенк: «А, вот хорошо! Я и сама лучше бы не смогла».
– А может, после колледжа Реду пойти работать к папе на фирму? – предложила Эбби. – Тогда будет «Уитшенк и Сын Констракшн». Мистеру Уитшенку должно понравиться.
– Не думаю, – ответила миссис Уитшенк. – У него надежды, что Ред займется правом. Правом или бизнесом, чем-нибудь этим. У Реда для бизнеса голова хорошая.
– Но если он не будет счастлив…
– Джуниор говорит, что счастье – это выдумки, – сказала миссис Уитшенк. – Говорит, надо решить, что ты счастлив, и все.
Она искала что-то в ящике со столовыми приборами, но подняла голову и поторопилась объяснить:
– Нет, он не злой, не подумай.
– Конечно нет.
– Он просто хочет для своей семьи самого лучшего, понимаешь? Кроме нас, у него никого нет.
– Да, конечно.
– Ни он, ни я, мы не общаемся с нашими семьями.
– Почему? – спросила Эбби.
– Да так. Знаешь, обстоятельства. Пути-дорожки разошлись. Они невесть где, далеко, в Северной Каролине. Ну и потом, моя родня всегда против нас была.
– Против вас с мистером Уитшенком?
– Прямо как у Ромео и Джульетты. – Миссис Уитшенк засмеялась, потом посерьезнела. – Вот, кстати, чего ты, может, не слыхала. Угадай, во сколько лет Джульетта влюбилась в Ромео?
– В тринадцать, – тотчас ответила Эбби.
– Ишь ты.
– Мы проходили в школе.
– Меррик тоже проходила в десятом классе. Пришла домой, рассказала мне и говорит: «Это нелепо». Заявила, что после такого Шекспира нельзя принимать всерьез.
– Ну, я не знаю, почему же, – запротестовала Эбби, – в тринадцать лет вполне можно влюбиться.
– Да! Можно! Как я.
– Вы?
– Мне было тринадцать, когда я влюбилась в Джуниора, – поведала миссис Уитшенк. – Вот я о чем толкую.
– Ой, мамочки! И вы вышли за него замуж! – возликовала Эбби. – Это потрясающе! А мистеру Уитшенку сколько было?
– Двадцать шесть.
До Эбби дошло не сразу.
– Ему двадцать шесть, а вам тринадцать?
– Двадцать шесть лет, – повторила миссис Уитшенк.
Эбби издала какой-то невнятный звук.
– Правда, с ума сойти?
– Да, действительно, – пробормотала Эбби.
– Красивый он был парень, отчаянный… Работал на лесоскладе, но не постоянно, иногда. Остальное время охотился, ловил рыбу, ставил капканы да в неприятности попадал. В общем, представляешь – магнит для женщин. Как перед таким устоишь? Особенно если тебе тринадцать. Но я была очень развитая в тринадцать, я рано созрела. Познакомились мы на церковном пикнике, он туда пришел с другой девушкой. А у нас любовь с первого взгляда, у обоих. Прямо вот с той минуты и началась. И мы с ним сбегали вдвоем куда-нибудь, как только получалось. Оторваться друг от друга не могли! Но однажды ночью мой отец нас застал.
– Где застал?
– Да в амбаре. Мы там… ну, сама понимаешь. – Миссис Уитшенк взмахнула ладонью. – Ох, ужас! – продолжала она весело. – Кино, да и только. Папа приставил ему к затылку ружье, а потом вместе с моими братьями вытурил его из округа Янси. Можешь вообразить? Господи, вот сейчас вспоминаю, и как будто не со мной было. «Неужто это я?» – думаю. А после того случая мы почти целых пять лет не виделись.
Эбби забыла, что надо нарезать бисквиты, и стояла, уставившись на миссис Уитшенк. Та забрала у нее стакан и быстро доделала работу: стук-стук-стук.
– Но вы общались? – спросила Эбби.
– Нет, что ты! Я понятия не имела, где он. – Миссис Уитшенк укладывала бисквиты на смазанную маслом сковородку, тесно друг к другу, концентрическими кругами. – Но я оставалась ему верна. Ни на минутку не забывала. Видишь, у нас своя собственная история великой любви! А когда мы потом снова встретились, то уж больше и не расставались. Знаешь, как порою бывает. И все пошло-посхало снова, с того места, где начали.
Эбби выдавила:
– Но…
Неужели миссис Уитшенк не понимает, что все это… преступление?
Та сказала:
– Не знаю, зачем я тебе голову морочу. Вообще-то это секрет. Даже моим детям ничего не известно! То есть особенно детям знать не нужно. Меррик меня задразнила бы. Обещай, что им не расскажешь, Эбби. Жизнью поклянись.
– Ни единой живой душе не расскажу, – пообещала Эбби.
Она и слов подходящих не нашла бы. Сумасшедшая история, просто жуть какая-то.
Мистер и миссис Уитшенк, Ред, Эрл и Лэндис, Уорд, Дэн и Эбби: ланч на восемь человек. Меррик с ними есть не будет, сообщила миссис Уитшенк. Эбби ходила вокруг стола, раскладывая ножи и вилки. Серебро высшей пробы с гравировкой, староанглийское W[38]. Интересно, откуда оно у них, подумала Эбби. Вряд ли к свадьбе купили.
Ее родители свою разномастную посуду приобретали в десятицентовом магазине.
Эбби неожиданно заскучала по хлопотливой разумной маме и добряку-отцу с его извечными шариковыми ручками и механическими карандашами в карманах рубашки.
Окна столовой были открыты, занавески слегка колыхались на ветру. Эбби видела крыльцо, где на качелях, сидя спиной к ней, тихо, лениво болтали Пикси и Мэдди. С пробным макияжем Меррик, очевидно, уже покончили: наверху шумел душ.
Эбби пошла на кухню за тарелками, а когда вернулась, снаружи вдруг ожила бензопила. До этого Эбби не замечала тишины, но сейчас загрохотало очень близко, и она выглянула посмотреть, что происходит. Мужчины истребляли остатки пня. Лэндис стоял слева и наблюдал за Эрлом – тот, низко склонившись, пилил. Дерево почти полностью скрывало его от Эбби, но, похоже, он делал зарубку в стволе, чтобы повалить в сторону от дома. Как бы людей не придавило, подумала она – всегда боялась таких вещей, – но эти двое, судя по всему, знали свое дело.
Эбби расставила тарелки, взяла из буфета и отсчитала салфетки, положила их рядом с вилками. Затем вернулась на кухню и спросила у миссис Уитшенк, жарившей курицу:
– Разлить холодный чай?
– Нет, давай чуточку подождем, – решила та. – Иди посиди на крылечке, отдохни. Я позову, когда будет готово.
Эбби не стала спорить, обрадовалась: наконец-то можно уйти из кухни. Сняла фартук, повесила его на спинку стула, вышла на крыльцо и села в кресло-качалку поодаль от Пикси и Мэдди. Поискала взглядом Дэна. Он тащил к куче у дороги огромную, густо облиственную ветку. Его волосы в полосе солнечного света блеснули металлом.
Что она скажет матери? Например: «Я переночую у Рут». Но вдруг мать позвонит туда? Такое уже случалось. И даже если Эбби осмелится попросить Рут прикрыть ее, то родители Рут – все равно проблема.
Ред перекидывал поленья в тачку. Уорд утирал лоб скомканной рубашкой. Эрл выключил бензопилу, и практически одновременно на крыльце появилась Меррик. Сетчатая дверь хлопнула за ее спиной.
– Ух! Такое чувство, как будто смыла с лица резиновую маску, – сказала Меррик подругам.
Держа в руках мисочку с хлопьями, она прошла к стулу с плетеным сиденьем, подцепила его ногой, подтянула ближе к качелям и села. На голове у нее по-прежнему красовались бигуди, но она переоделась в бермуды и белую блузку без рукавов.
– Мы вот гадаем, кто этот прекрасный Джеймс Дин[39], – сообщила Пикси.
– Кто-кто? А, это Дэн.
– Он абллл-денный.
– Если в следующую субботу будет так же жарко, у меня с морды стечет вся косметика, – заявила Меррик. – И тушь. Глазки будут как у енота.
– Под стать свекрови, – хихикнула Мэдди.
– Слушайте, если у меня появятся такие же жуткие круги под глазами, застрелите меня, ладно? – умоляюще произнесла Меррик. – Знаете, какие у меня подозрения? Что она их подрисовывает. Она из тех людей, что любят прикидываться больными. Чуть что, она несется к врачу. Он ей, понятно, говорит, что все в порядке, а она возвращается и стонет: ему кажется, что все в порядке…
– Он будет на свадьбе? – спросила Пикси.
– Кто?
– Этот Дэн.
– Не знаю. Дэн будет на свадьбе? – крикнула Меррик, повернувшись к Эбби.
Та ответила:
– Его не приглашали.
– Нет? Ну тогда, если хочешь, приводи.
– Так вы что, вместе? – заинтересовалась Пикси.
Эбби чуть пожала плечами, надеясь, что тем самым дает понять: да, мы вместе, но я в любой момент могу его бросить. Пикси театрально вздохнула.
– Так, а теперь вопрос на шестьдесят четыре тысячи долларов, – сказала Меррик. – Мои бигуди.
– А что с ними? – не поняла Мэдди.
– Видите, какие здоровенные? Я в них сплю с четырнадцати лет. Без них мои волосы прямые как палки. Что мне делать в брачную ночь, вот вопрос.
– Спроси что-нибудь посложнее, дурочка. – Мэдди хихикнула. – Ляжешь без них. А утром встанешь рано-рано, до Трея, проберешься в ванную, накрутишь бигуди и примешь горячий душ. Волосы не мочи, но пусть пропарятся. И высушись феном – спрячь его в ванной с вечера…