Катушка синих ниток - Энн Тайлер

– Спроси что-нибудь посложнее, дурочка. – Мэдди хихикнула. – Ляжешь без них. А утром встанешь рано-рано, до Трея, проберешься в ванную, накрутишь бигуди и примешь горячий душ. Волосы не мочи, но пусть пропарятся. И высушись феном – спрячь его в ванной с вечера…

– Как я возьму фен в свадебное путешествие? Для него потребуется отдельный чемодан.

– Купи другой, который держат в руке.

– Да, и убиться током, как та тетка в газете? И потом, вы не представляете, до чего мои волосы упрямые. Две минуты пара ничего не дадут.

Пикси сказала:

– Тогда уложи волосы, как у нее.

– У кого?

– У нее. – Пикси, слегка ухмыляясь, указала подбородком на Эбби.

Меррик даже не потрудилась на это отреагировать.

– Сбежать бы от Трея на парочку маленьких часиков, – мечтала она. – А в отеле пусть будет салон, который открывается в пять утра…

Бензопила опять взревела, заглушив ее последние слова. Лэндис подошел к кизиловому дереву и нагнулся за веревкой, свернутой кольцом. Дэн начал подниматься на холм, где оставил топор.

Перед ланчем мужчины ополоснули головы под краном сбоку дома и входили, обтирая лица руками. Эрл, выдвигая стул, встряхнулся на собачий манер.

Мистер Уитшенк сидел во главе стола, миссис Уитшенк – в конце, Эбби – между Дэном и Лэндисом. Ее с Дэном разделяло добрых восемнадцать дюймов, но он дотянулся ногой до ее ноги, однако делал вид, что не замечает ее, и упорно смотрел в тарелку.

Мистер Уитшенк рассуждал о Билли Холидей. Та умерла пару дней назад, но мистер Уитшенк не мог взять в толк, с чего люди так всполошились.

– По-моему, у нее и слуха толком не было, – заявил он. – Іолосок мяукающий, и мотив не держала.

Он обвел взглядом собравшихся, подключая всех к разговору. Эбби почувствовала себя учеником, который внимает речам великого учителя, чего, надо полагать, и добивался мистер Уитшенк. Она расфокусировала взгляд – это ей хорошо удавалось – и представила, будто они здесь перебирают зерно или кукурузные початки, как в старые времена после сбора урожая, и развеселилась. Когда у нее появится свой дом, пусть он будет такой же – гостеприимный, на широкую ногу, как у Уитшенков, и пусть в нем находят стол и кров бесприютные, и молодежь пусть собирается на крыльце. Дом ее родителей всегда закрыт, а дом Уитшенков – открыт. За что спасибо отнюдь не мистеру Уитшенку. Впрочем, разве не всегда так бывает? Тон задает женщина.

– Мне вот из музыки, – вещал мистер Уитшенк, – нравится, к примеру, Джон Филип Суза[40]. Думаю, вы все его знаете. Редклифф, о ком я говорю?

– О короле маршей, – ответил Ред с набитым ртом, вгрызаясь в жареную куриную ножку.

– О короле маршей, да, – кивнул мистер Уит-шенк. – Кто-нибудь из вас помнит «Ситис Сервис Бенд оф Америка»?

Никто, видимо, не помнил. Все ниже склонились над тарелками.

– Программа на радио, – пояснил мистер Уит-шенк. – Одни только марши передавали. «Звезды и полосы навсегда» и «Вашингтон пост», мои любимые. Меня чуть удар не хватил, когда их сняли с эфира.

Эбби вгляделась, выискивая в хозяине дома хоть что-нибудь от лихого парня из округа Янси. Ясно, конечно, почему его считают привлекательным: скульптурное лицо и полное отсутствие живота, хотя ему далеко за пятьдесят, если не за шестьдесят. Но он настолько строго, почти карикатурно строго одевается – даже лацкан уже поправил, – и наружные уголки глаз опущены будто от большого разочарования. На руках лиловые узловатые вены, подбородок весь в черных точках щетины. Боже, взмолилась Эбби, сделай так, чтобы я никогда не состарилась! Она прижалась левой лодыжкой к ноге Дэна и передала Лэндису бисквит.

– А мой папа считает, что Билли Холидей нет равных, – внес вклад в разговор Дэн. Он глотнул чая со льдом и невозмутимо откинулся на спинку стула. – Говорит, что главная гордость Балтимора – то, что Билли Холидей в свое время мыла тут крылечки за двадцать пять центов каждое.

– Тут нам с твоим отцом придется согласиться, что у нас нет согласия, – изрек мистер Уитшенк и вдруг нахмурился: – А кто твой отец?

– Дик Куинн, – ответил Дэн.

– Тот, который «Куинн Маркетинг»?

– Он самый.

– А ты тоже займешься семейным бизнесом?

– Не-а, – бросил Дэн.

Мистер Уитшенк ждал. Дэн любезно смотрел на него.

– По-моему, это хороший шанс в жизни, – помолчав, обронил мистер Уитшенк.

– Мы с папулей не ладим, – объяснил Дэн. – И потом, он жуть как взбесился, когда меня уволили с работы.

Он проговорил это спокойно, без неловкости. Мистер Уитшенк снова нахмурился.

– За что тебя уволили?

Дэн пожал плечами:

– Просто как-то не сложилось.

– Редклиффу я всегда говорю: «Чем бы ты ни занимался, старайся изо всех сил. Даже если возишь мусор, вози его как никто до тебя». Да, вот так. Гордись своим делом. Уволили? Это как черная метка. Вечно будет преследовать.

– Но это были ссуды и сбережения, – сказал Дэн. – Я никогда больше не стану этим заниматься, уж поверьте.

– Суть в другом, в репутации. Что за мнение о тебе сложилось в твоей среде. Сейчас кажется, что ссуды и сбережения для тебя не главное в жизни, но…

Как этот человек сумел стать героем романа миссис Уитшенк? Безумный или пошлый, думайте что угодно, но это был роман – с интригами, скандалами, трагической разлукой. Но Джуниор Уитшенк такой сухарь! Он неустанно что-то нудил, пока остальные ели и смиренно молчали. Только жена смотрела на него заинтересованно, когда он рассуждал о великой моральной ценности тяжкого труда, о постыдном отсутствии инициативы у молодого поколения, о преимуществах, дарованных тем, кто жил во времена Великой депрессии. Вот если б нынешние юнцы пожили, как ему тогда пришлось… Но тут он осекся и крикнул:

– Эй! Уходишь с подружками?

Он обращался к Меррик. Та через холл направлялась к двери, однако остановилась, обернулась к отцу и ответила небрежно:

– Ага. К ужину не ждите.

Ее прямые волосы волшебно превратились в копну черных, бойко скачущих кудрей.

– Вот жених Меррик, кстати, занялся семейным бизнесом, – поведал мистер Уитшенк. – И отлично работает, насколько можно судить. Мастером на все руки его, правда, не назовешь, даже масло сменить сам не в состоянии, представляете?

– Ладно, всем покушечки. – Меррик, помахав на прощанье пальчиками, удалилась.

Ее отец моргнул, но тотчас вновь подцепил нить своей лекции – об «испорченности» богатых и полной их неспособности позаботиться о себе, – но Эбби больше не слушала. Ее охватила какая-то безнадежность. Самодовольный, тягучий, полный самолюбования голос, и неграмотное «уделять заботу», и натужно-правильное северное произношение, и пристальное внимание к атрибутике высшего общества ужасно угнетали Эбби. А миссис Уитшенк все улыбалась мужу, Ред взял себе еще помидор, Эрл сложил на краю тарелки столбик из трех бисквитов, как будто собирался унести их домой. К нижней губе Уорда прилип кусочек курицы.

– И все это вместе, – гудел мистер Уитшенк, – объясняет, почему нельзя никогда… Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Уступать этим людям. Я к тебе обращаюсь, Редклифф.

Ред перестал солить помидор и поднял глаза:

– Ко мне?

– Почему нельзя с ними подобострастничать. Любезничать. Лебезить перед ними. «Да, мистер Беркелоу», «Нет, мистер Беркелоу», «Как прикажете, мистер Беркелоу», «Не хотелось бы причинять вам дискомфорт, мистер Беркелоу».

Ред резал помидор, не глядя на отца и как будто не слыша, но скулы его побагровели, словно их исцарапали ногтями.

– О, мистер Беркелоу, – скулил мистер Уитшенк, – будет ли это взаимоприемлемо?

– А мы повалили ствол, босс, – вдруг перебил Лэндис. – Уложили красавчика прямиком на землю.

Эбби захотелось его обнять.

Мистер Уитшенк, осекшись на полуслове, посмотрел на Лэндиса.

– Ага, – сказал он. – Что ж, отлично. Теперь осталось дождаться, когда Митч вернется с обеда у своей злополучной тещи.

– Я бы скоро не ждал, босс. Видали его тещу? Она по части готовки ну чисто дьявол. Семеро детей, все женаты-замужем, все со своими детишками, а каждое воскресенье после церкви – будьте любезны к ней, и она подает им три вида мяса, жареную и вареную картошку, салат, соленья, овощи…

Эбби откинулась на спинку стула. Аппетит пропал, и когда миссис Уитшенк предложила ей «еще курочки», она молча потрясла головой.

– И вот еще что, – тихо произнес Ред.

Мужчины покидали столовую, а он задержался возле Эбби. Та, захватив горсть столовых приборов, обернулась к нему.

– Если ты считаешь, что не должна приходить на свадьбу, потому что тебя слишком поздно пригласили, – сказал ей Ред, – то это ерунда, честно. Многие, кого Меррик пригласила, отказались, друзья Поуки Вандерлин, их родители – многие. В результате еды будет избыток, вот увидишь.

– Приму к сведению. – Эбби похлопала его по руке, будто в знак благодарности, но на самом деле давая понять, что уже забыла недобрые слова его отца и надеется, что и он забыл.