Белые раджи - Габриэль Витткоп

— Сами увидите... Ваш подвесной мост будет раскачиваться, точно качели, а колена труб вмиг развалятся.

В конце концов, трубопровод установили поперек речного русла. Чарльз так и не увидел сатокского моста - ни спроектированного им самим, ни построенного через много лет после его смерти.

Из-за глухоты и непонимания в семье старый раджа оказался в двойной изоляции. Он больше не мог руководить, как раньше, судебными разбирательствами, выслушивать жалобы своих подданных и вмешиваться в соседские ссоры или истории с утаенным приданым. Он еще улавливал суть того, что пытались от него скрыть, но музыка филиппинского духового оркестра стихла до осиного писка. Собеседникам приходилось кричать, чтобы Чарльз их расслышал. Спот издох, Лекок вернулся в Нормандию, старую гвардию сменили новые чиновники, изменился сам радж.

Молчаливый и разгневанный, опираясь на трость с серебряным набалдашником, Белый раджа все реже появлялся в городе. При каждой удобной возможности он уединялся, в своем небольшом бунгало на матангском склоне и там, среди запахов джунглей, вновь, как в юные годы, наслаждался одиночеством.

— У нее вся задница в аметистах!

— Чарльз! Прошу тебя, не будь таким вульгарным... Даже если это так, откуда ты знаешь?

— Да у нее все родственники такие! - И, косвенно продолжив свою мысль: - Бедные лошадки!

— Я восхищена твоими познаниями в анатомии. В любом случае, могу тебя заверить, что Сильвия Бретт обворожительна.

— Тьфу!.. Ты от нее без ума, потому что она увлекается музыкой... Играет то ли на тромбоне, то ли на трубе... или на аккордеоне - поди разберись...

— На виолончели, и она позарез, прямо-таки позарез нужна мне для квартета соль-минор!

— Какие пустяки!

Чарльз приблизился к Маргарет вплотную и, делая ударение на каждом слоге, сказал по-французски:

— Мадмуазель де Бретт - цветок зла.

Спустя четыре года, когда никто уже на это не рассчитывал, лорд Эшер, наконец-то уступил настойчивым просьбам Сильвии (но не Вайнера) и неожиданно дал свое согласие: так мимоходом решают какой-нибудь пустяковый вопрос.

Сильвия Бретт, по материнской линии внучка Сильвена ван де Вейера, премьер-министра короля Леопольда и большого друга Виктории, чувствовала себя в двенадцать лет такой одинокой, что уже дважды пыталась свести счеты с жизнью. Вот уж и впрямь «заревое зло» Мальдорора... Из нее выросла смелая и решительная, склонная к земным утехам девушка. Подобно Маргарет, Сильвия любила музыку и приключения, но больше всего - Вайнера. За живость, изящество и черно-белую, как у сороки, раскраску он прозвал ее Мил - от английского «magpie». Маленькая Сильвия со светлой кожей, темными волосами и бровями вразлет была, скорее, интересной, нежели красивой. Вайнер простодушно признавался, что интеллектуально она его значительно превосходит. На свою беду они обвенчались 21 февраля 1911 года в церкви Святого Петра в Крэнбурне.

Однажды Чарльз пустил лошадь вскачь, и шальная ветка мгновенно ввели его в неисчислимое братство кривых. Пришлось даже удалять обломок, благо случилось это в Англии. Белый раджа не воспринял событие трагически. Он не ослеп, хоть и видел, в основном, лишь то, что пытались от него скрыть, а собственная внешность никогда не занимала в его мыслях слишком важного места. Приближенных больше всего пугал пристальный взгляд этого отсутствующего глаза, что пристально смотрел пунцовым пятном орбиты! Увидев как-то на лондонской улице отца в довольно сносном настроении, Вайнер посоветовал ему вставить стеклянный протез, и раджа принял это предложение с неожиданным воодушевлением. К несчастью, направляясь в оптику, они случайно проходили мимо лавки таксвдермйста, где Чарльз тут же обзавелся первым попавшимся и, разумеется, бывшим в употреблении глазом. Это уцененное око изначально предназначалось для чучела альбатроса и потому наградило раджу хищным взглядом странной, одинокой морской птицы. Впрочем, длилось это недолго: будучи маловатым для человеческой орбиты, оно беспрестанно норовило сбежать от хозяина. Потеряв глаз окончательно, раджа стал заменять его повсеместно встречающимся в Сараваке «кошачьим глазом» - у Чарльза всегда были полные карманы камней. Их он тоже постоянно терял, но даяки собирали вслед за ним эти ягоды, точно реликвию.

Чарльз не смог помешать Вайнеру вернуться в Кучинг в сопровождении Сильвии. Из-за белокурой шевелюры, а, главное, исключительного роста, рани Маргарет казалась своим подданным неземным существом, чуть ли не богиней. В стране, где большинство жителей - среднего роста брюнеты, внешность Сильвии сразу же была сочтена несовместимым с ее положением недостатком и досадным усреднением, ведь супруга раджи муды должна отличаться от простых смертных. Популярность молодой женщины сильно от этого пострадала.

Особенное отвращение вызывала у Сильвии Астана с ее меблированными в бруковском стиле гостиными, за вычетом потолков из искусственного мрамора, где посреди многоцветных драконов распускались цветочные горельефы. О каких-либо украшениях не могло быть и речи. Астану еще не электрифицировали, так как раджа представлял себе Фею электричества рани-матерью с горящим взором, глубоко справедливой, но экономной распределительной силой, чьи блага лучше направить на муниципальные нужды, а уж затем использовать для Резиденции.

— Не радж создан для обогащения Бруков, - кричал старик, - но сами Бруки должны обогащать радж.

И он действительно так думал.

Вайнер и Сильвия спали в огромной клетке со столом, лампой и двумя туземными кроватями, покрытыми циновками. Там они чувствовали себя в безопасности, защищенными от москитов, от порхавших над лицами больших бархатных бабочек, от черных лакированных скорпионов, бежевых мохнатых пауков и трепещущих летучих мышей. По ночам перекликались древесные и бычачьи лягушки.

Сильвия была очарована, но несчастна. Долгими днями, когда муссоны выливали целые потоки теплой воды на курящийся парк, а в гостиных Астаны застаивался тяжелый и влажный воздух, она часто оставалась наедине с книгой или виолончелью. Встречи со свекром были сущей пыткой.

— Как и большинство тугих на ухо людей, твоего отца подчас трудно понять. Особенно, когда он бормочет, глядя на меня, фразу, в которой я улавливаю лишь слово «аметист». Не знаю, что хочет сказать раджа, но, по-моему, это вовсе не комплимент.

— Не обращай внимания, дорогая Мип, - смущенно отвечал Вайнер.

Не прошло и месяца после возвращения Вайнера в Кучинг, как между отцом и сыном разразился скандал: Чарльз обвинял раджу муду в зависти к его власти. Не вызывало у него доверия и неизменно хорошее настроение Вайнера - непостижимое для раджи обстоятельство, ведь всякий, кто улыбается, вынашивает план какой-нибудь маккиавеллевской измены. Нужно было действовать. Даже не соблаговолив предупредить Вайнера, желчный старик опубликовал торжественное воззвание, в котором повысил Бертрана до титула туана муды: теперь тот мог автоматически унаследовать радж, в случае если его старший брат не оставит мужского потомства. В последнем одноглазый раджа не сомневался, предрекая всякому, кто желал его услышать, что такое вредоносное создание, как Сильвия Бретт, ни за что не родит жизнеспособного сына. Он также приказал, чтобы самого Бертрана встретили в Сараваке королевским салютом - с такими же почестями, какие обычно отдавали Вайнеру. Кроме того, все подданные раджа должны были впредь признавать участие Бертрана в государственных делах, что было должным образом запротоколировано в статуте, хранившемся в архивах Верховного Совета.

Возможно, Вайнера это не задело бы так сильно, если бы отец, по крайней мере, его предупредил: ведь раджа муда ничего не знал даже о предстоящем прибытии брата. Все это напоминало заговор, свидетельствовало о недоверии и враждебности Чарльза к старшему сыну. Вайнер просто не мог не отреагировать. Он обратился к отцу с письменным протестом, и тот изобразил удивление, объяснив душевное состояние раджи муды простой завистью. Затем начался обмен нелицеприятными посланиями между апартаментами Вайнера и канцелярией. Из своего окна Вайнер наблюдал в подзорную трубу за доставкой своих писем и за вызванным ими беспокойством. Под конец раджа даже не удостоил сына ответом.

«Дорогой отец,

Я буду Вам весьма признателен, если Вы соблаговолите ответить на мои письма, поскольку моя супруга желает знать, не пора ли ей упаковывать чемоданы.

Ваш Вайнер».

Ну, разумеется, пора! Разъяренный Белый раджа тут же заговорил о «неповиновении». Вайнер тоже пришел в ярость:

— Правом наследования обладает старший сын. Поэтому должен был править не мой отец, а Брук Брук и его потомки. Я не допущу, чтобы это беззаконие повторилось теперь и со мной.