Лесные сказки и были (сборник) - Виталий Бианки

– Весне, Дедушка. Рад теплу, солнцу рад, травке шёлковой. Ведь всю зиму зелёного росточка не видел, все осинки ободрал, горькую кору глодал. А травка-то сладенькая.

Отыскал Дед Мороз Косача:

– Ты чему рад?

– Рад я крылья поразмять, удаль-силу показать. Чуф-ши! Чуф-ши! Красны брови горячи, круты крылья хороши.

Отыскал Дед Мороз Медведя:

– А ты чему рад?

Медведь застыдился, лапой закрылся, шепчет:

– Цветочкам я, Дедушка, рад…

– Ох-ох, насмешил, ох, распотешил! Красным девушкам впору цветам радоваться, не тебе, косолапому. Веночки из них, что ли, плести будешь? Я тебе – хочешь? – мешок цветов накидаю, всю землю ими покрою. Все беленькие – один к одному.

И ну трясти рукавом. А из рукава у него снежинки, снежинки, снежинки, – и закрутилась метелица хлопьями.

Медведь говорит:

– Нет, старик! Твои цветы мёртвые. Не пахнут они и глаз не радуют. А у Весны-красавицы каждый малый цветочек – радость светлая, каждый счастье сулит. Ты придёшь – зиму лютую с собой приведёшь. А Весна идёт – красно лето за собой ведёт. Каждый малый цветочек её мёд в себе копит, каждый летом ягоду нам обещает.

Помолчал Медведь и опять лапой закрылся.

– А мы, – шепчет, – медведи-то, ба-альшие сластёны! Я зимой в берлоге сплю, снег да лёд надо мной, а сны мне всё про сладкое снятся, про мёд да про ягоды.

– Ну, – сказал Дед Мороз, – коли уж ты, лохматый, о сладком мечтаешь, так мне и впрямь у вас делать нечего.

Рассердился и ушёл так далеко, что скоро Заяц, Косач да Медведь и совсем о нём забыли.

ЛАЙ

Когда я в первый раз увидел Лая, я подумал, что он волк. Ростом он с волка, и уши у него торчком, как у волка, и масти он серой, волчьей. Только толстый хвост лежит у него на спине кренделем. Но я тогда был маленький и не знал, что такой хвост бывает только у лаек, а у волка он висит книзу тяжёлым поленом.

Бабушка объяснила мне, что Лай – волчий пёс: отец и мать его – сибирские лайки, а дед был настоящий волк. Потом бабушка стала рассказывать мне, какой Лай умница, какой он верный и добрый друг. На охоте ему цены нет и дома тоже. Бабушка рассказала мне всю его жизнь.

Как мой отец выбрал себе Лая

Мой отец был сибиряк, охотник и зверолов.

Однажды зимой он шёл тайгой и вдруг слышит, – человек стонет. Отец подошёл к кустам, откуда слышался стон, и видит: лежит не снегу лось. Мёртвый. А за кустами шевелится человек, хочет подняться – и не может, стонет.

Отец поднял человека и отнёс его в свою избу – юрту. Там он и бабушка ухаживали за раненым, пока тот не выздоровел.

Человек этот оказался звероловом народа манси. Народ этот живёт в Сибири, за Уралом. Манси высокие, стройные, горбоносые и все отличные охотники, отлично знают повадки зверей и птиц. Но вот этот человек погорячился – и чуть не погиб.

Он подстрелил лося. Зверь упал, вздрогнул всем телом и затих. Манси не посмотрел, что у лося уши прижаты к голове, и подошёл к нему. Вдруг зверь приподнялся и с такой силой ударил его передними ногами, что охотник перелетел через кусты и, как чурка, упал в снег. Страшные копыта сломали ему два ребра.

Расставаясь с отцом, Сидорка (так звали манси) сказал:

– Ты спас мне жизнь, – чем отплачу тебе? Приходи ко мне через месяц. У меня лайка есть волчьей крови. Скоро у неё будут щенки. Дам тебе, которого сам захочешь. Будет тебе верный друг. И ты ему будь друг. Вдвоем вас никто не одолеет.

Отец приехал к нему через месяц. У лайки было шесть маленьких, ещё слепых щенков. Они копошились в углу юрты – чёрные, пегие, а один – серый.

– Теперь гляди, – сказал Сидорка, положил всех щенят в полу своего полушубка, вынес за дверь и кинул в снег. Дверь в юрту оставил открытой.

Щенки барахтались в снегу и пищали. Мать рвалась к ним, но Сидорка держал её крепко. Она звала своих детей.

Скоро один из щенков – серый – показался на пороге юрты, перевалился через него и – слепой – уверенно заковылял к матери.

Прошло несколько минут, пока явился второй. За ним третий, четвёртый, – все шесть щенков нашли свою мать. Она слизала с каждого снег и спрятала всех под свой тёплый пушистый живот.

Сидорка закрыл дверь в юрту.

– Понимаю, – сказал отец. – Беру того, который пришёл первым.

Сидорка взял у лайки серого щенка и передал отцу.

Воспитание

Отец с бабушкой выкормили щенка из бутылочки с соской. Щенок оказался на редкость резвым. Когда у него прорезались зубы, он стал грызть всё, что ему попадалось на глаза. Но отец был с ним очень терпелив. Он не только не бил щенка, – ни разу даже слова плохого ему не сказал.

Когда Лай подрос и стал гоняться по деревне за курами и кошками, отец, бывало, только крикнет ему:

– Лай, назад! Назад!

И когда Лай вернётся, начнёт ему ласково выговаривать:

– Ай-ай, Лаюшка, сплоховал! Так нельзя. Понимаешь: нель-зя!

И умный щенок понимал. Хвост у него сам собой прятался между ног, глаза виновато косили в сторону.

Отец говорил бабушке:

– На лайку нельзя поднимать руку. Для неё хозяин – первый друг. Побей её раз – и конец: озлобится. Словом надо действовать.

От одного только он не мог отучить Лая: гоняться за глухарями и белками. Это когда Лай уже вырос и стал ходить с отцом на охоту.

Лайка что делает? Зачует глухаря на земле, поднимет его на крыло. Глухарь от неё на сук. Расхаживает по суку и бранится, насмехается над ней оттуда по-своему: знает, что собаки на деревья не лазают.

Тут хорошая лайка садится, глаз с него не спускает и тявкает. Это она даёт знать хозяину, что нашла и посадила глухаря. Глухарь только ею и занят, – охотнику тут легко подкрасться к нему на выстрел.

Такая лайка, которая по дичи идёт, называется м е л о ч н и ц е й или б е л о ч н и ц е й: она также и белку подлаивает.

Но отец хотел сделать из Лая зверового пса, такого, что на крупного зверя идёт. А зверовой пёс не должен на всякую мелочь внимания обращать. Иначе что получится? Идёт охотник за лосем или медведем, а кругом в тайге глухарь да белка. Лайка и будет по ним тявкать. А зверь уйдёт.

Всё это мне бабушка подробно объяснила. Мне это надо знать, потому что я тоже охотником буду. Бабушка мне и ружьё обещала купить, – вот только денег накопит.

Отец хотел, чтобы Лай зверовой был. А Лай как зачует белку или глухаря, – так его от них не оттащить. Тогда отец вот что сделал. Он застрелил глухаря, застрелил белку и привязал их Лаю на спину. Куда Лай ни побежит, он всюду их запах чувствует, а стащить с себя не может.

И скоро до того они ему надоели, что он запах их прямо возненавидел. И уж, конечно, больше в тайге ни за глухарями, ни за белками не бегал.

Смертельная схватка

Через три года Лай был уже отличным охотником. Он умел, забежав вперёд, остановить уходящего по тайге лося. Умел отбить от стада диких северных оленей – одного или двух – и направить их прямо на хозяина. А силён был так, что однажды загрыз напавшего на него матёрого волка.

Наконец отец пошёл с ним на медведя.

Набрели на след большого зверя. Страшно было смотреть, какие глубокие ямки оставляли его когтищи в размокшей от дождя земле. На Лае вся шерсть поднялась дыбом, но он смело бросился вперёд и скоро догнал спокойно уходившего в гору медведя.

Отец видел, как Лай вцепился ему в г а ч и – в мохнатые «штаны», как ловко он отскочил, когда медведь быстро обернулся, чтобы ударить его лапой.

Но только зверь хотел идти дальше, Лай опять на него напал.

Отец, подбежав, выстрелил, но впопыхах только легко ранил зверя. Зверюга рассвирепел и так стремительно кинулся на отца, что отец не успел выстрелить второй раз. Чудовище лапой вышибло ружьё у него из рук. Миг – и отец лежал на спине под тяжёлой тушей. Он считал себя уже погибшим, но зверь вдруг отвалился от него и вскинул передние лапы в воздух.

Отец вскочил на ноги.

Лай висел на спине у медведя, зубами вцепившись ему в ухо.

Нет такого пса на свете, чтобы мог один на один справиться с могучим медведем. Самые смелые лайки решаются нападать на такого зверюгу только с тыла.

К счастью, отец успел схватить валявшееся на земле ружьё и послать в медведя пулю, прежде чем зверь задавил Лая. Медведь рухнул мёртвый.

Так оправдались слова охотника-манси: верный Лай спас отца от неминуемой смерти, а отец – Лая.

Как бабушка осталась одна на свете

Отец погиб в тот же год на глазах у бабушки. Но тут уж Лай не мог его спасти.

Отец рубил лесину. А был очень сильный ветер; бабушка говорит, – прямо буря. Подрубленная лесина свалилась не на ту сторону, куда думал отец. Он не успел отскочить. И его задавило насмерть.

Бабушка своими руками вытащила его из-под лесины. Похоронила тут же, в тайге. И осталась одна-одинёшенька. Давно это было.

Кругом тайга. Зима в начале. Реки замёрзли – на челне не проедешь. И пешком идти – не дойдёшь до людей. И еды запаса нет в малой охотничьей избушке, что срубил отец на своём промысловом участке.

Бабушка могла бы и сама промыслить себе еду: умела с ружьём обращаться. Да отцово ружьё в щепки изломала та проклятая лесина.