Живые не любят умирать - Маргарита Малинина

Эти поганые мысли мешали заснуть, как результат – я ворочалась с боку на бок, становясь все более непривлекательным объектом для нападения сновидений.

Прошло время. Я было начала уже засыпать, отодвинув все свои мысли подальше, но тут услышала осторожные шаги в коридоре. Они приближались к моей комнате.

На меня вдруг нашел беспричинный ужас, по всему телу поползли противные мурашки. Остатки сна как рукой сняло. «Что, Катюха, доигралась? Тебя пришли убивать. Теперь уже никто и никогда не узнает, кто убил Алю и чьей следующей жертвой намечена Валентина Леонова».

Я сидела на своей кровати, боясь пошевелиться. Шаги затихли возле моей двери. Может, это всего лишь глюки, вызванные долгим пребыванием организма в стрессовой ситуации? Чтобы разом со всем этим покончить, я спросила срывающимся на писк голосом:

– Кто там? – В ответ тишина.

Я запаниковала. Прерывисто дыша, подобралась к двери и затаилась, прислушиваясь к доносящимся из-за нее звукам. Однако то ли оттого, что у меня слишком сильно колотилось в груди сердце, то ли оттого, что за дверью на самом деле никого не было, короче, никаких посторонних звуков, кроме этого самого сумасшедшего биения и своего испуганного дыхания, я не услышала. Тогда я храбро взялась за ручку и одним рывком распахнула дверь. Секунду помедлив, я босиком вышла в коридор. Могу поклясться, он был пуст! Конечно, факелы на стенах, сменившие предшествующие им бра ввиду отсутствия электроэнергии, уже не горели, но глаза настолько привыкли к темноте, что я отчетливо различала и сами стены, и очертания факелов, так что могу с уверенностью сказать: коридор до поворота был пуст.

Я вслушалась в тишину – ни единого звука.

Но кто-то же был здесь! Он просто где-то затаился. Я направилась к лестнице, рационально предположив, что если кто-то захочет уйти от моего потенциального преследования, то сделает это именно таким способом.

Ступив с роскошного коридорного ковра на голый пол, я зябко поежилась: он был мучительно холодным. Но вскоре ледяной пол сменился мягкой ковровой дорожкой, идущей вдоль ступенек. Миновав две-три ступеньки, я перегнулась через перила и посмотрела вниз.

Чисто.

Я решила, что пора возвращаться, но не смогла удержаться от созерцания проклятого замка Варламовых, для чего пришлось спуститься на площадку.

Зрелище предстало передо мной поистине устрашающее: окутанная ночною мглой решетка в силу поднявшегося ветра раскачивалась на башне так неистово, будто бы призраки или другая нечисть, поднявшаяся из Подземелья, катались на ней ради забавы. Воображение настолько разыгралось, что мне примерещились тени, пляшущие в небе вокруг верхушки башни. Я очумело взвизгнула и, прижав к губам ладонь, понеслась обратно, в свою спальню.

Зайдя в комнату и закрыв за собой дверь, я не сразу поняла, что тут кто-то есть. Сначала отдышалась, успокоилась, а потом уже залезла в постель. И тут… чужая рука! На моей подушке!

Мгновенно в моем сознании прокрутился детский рассказ-страшилка про Красную руку, которая, прячась под одеялом, ночью хватает тебя за горло и душит.

Пытаясь не сойти с ума от захватившего мой разум ужаса и всеми силами убеждая себя, что просто ошиблась комнатой, с трудом сглотнув, спросила:

– Кто здесь?

В следующую секунду кто-то чем-то мертвецки холодным и похожим на стальной клинок кинжала дотронулся до моего разгоряченного липким страхом колена и одновременно с этим тихим замогильным нечеловеческим голосом прошептал мне в ответ:

– Смерть твоя…

Я попыталась заорать, но непрошенный гость предупредил это желание и успел зажать мне рот. Затем он навалился сверху, а я, поняв, что меня хотят задушить, яростно сопротивлялась, приводя в движение поочередно то руки, то ноги.

– Ну ты чего? – удивленно прошептал убийца уже нормальным, «своим» голосом, и я без особого труда узнала в нем Логинова. – Это же я!

– Женя?! Это ты сообщник убийцы?!

– Почему это я?

– Ты же пытаешься меня задушить! Это убийца тебя послал, да? Между прочим, зря. Тебя я почти не подозревала.

– Почти? – хмыкнул он, отстраняясь. – То есть я должен быть польщен? Ну ты и дура… Совсем спятила от своих расследований! Забыла уже о том, что такое нормальная студенческая живуха!

Осознав, что убивать меня никто не собирается, я расслабилась и теперь уже пыталась оправдаться:

– А чем ты до меня дотронулся холодным? Я решила, что это кинжал!

– Ну ты, блин, вообще совсем того! – стилистически выверенным языком передал он свое возмущение. – Это была моя рука, а никакой не кинжал. – Чуть помолчав, он продолжил игривым тоном: – Просто ты очень-очень горячая! Между прочим, умираю, как хочу тебя поцеловать. Ты не против?

Против я не была, даже совсем наоборот – мечтала об этом с самого первого дня, как его увидела в институте, но боялась в этом признаться даже самой себе. Ввиду этого мы слились в объятиях и принялись самозабвенно целоваться, позабыв обо всем на свете: об убийствах, предателях, тайнах и скромности.

Мне снились кошмары. Утром, тряхнув головой, чтобы избавиться даже от воспоминаний об этих снах, я лениво поднялась, умылась и потопала в столовую. Илья, приехавший вчера поздно вечером, сегодня, по-быстрому позавтракав, снова отчалил по делам. Оставшиеся пили чай.

– Звонил в больницу, старушка по-прежнему в плохом состоянии, – сообщил нам Вячеслав Тихонович. – Но врачи отрицают любую возможность пищевого отравления. Дело только в печени, она ведь уже старая, вот и неполадки. Но я на всякий случай попробовал все то же, что ела вчера Инна Михайловна, и, как видишь, Катерина, остался жив!

Меня раздражал его неуместный юмор, потому я ответила:

– Ну это пока…

Женька стукнул меня под столом коленом.

Неожиданно для всех отец Андрея не обиделся на эти слова и не разозлился, а рассмеялся:

– Она всегда такая юмористка? – Все дружно закивали с глупыми улыбками на устах. – А выходи за меня замуж, Катерина?

Женька с Андреем закашлялись, подавившись печеньем, я выпучила глаза, Юлька открыла рот, а Ленка с Пашей удивленно хмыкнули.

– Па, а как же мать? – задал Дрюша, на мой взгляд, очень здравый и своевременный вопрос.

– А что мать? Только о курортах да о шубах думает! А поговорить с ней совсем не о чем… Но что-то я отвлекся. Ментам звонил, они приедут завтра или послезавтра, сказали, чтобы все, кто присутствовал в доме при исчезновении горничных и адвоката, были как штык на месте.

Эта тема также была не слишком приятна окружающим, потому Андрей решил взять развлечение гостей на себя, внеся свежее предложение:

– Как насчет закаливания? Я после завтрака иду во двор обливаться ледяной водой. Кто со мной?

К сожалению, я не любительница таких процедур. Контрастный душ – это еще куда ни шло, но моржевание… Раньше я мечтала, что когда-нибудь отважусь на такое, но зимой я оправдывала себя тем, что сейчас слишком холодно и я заболею, а летом вдруг оказывалось, что и так тепло, к чему закаливание? Посмотрев однажды правде в глаза, я поняла, что просто не хочу обливаться, вот и нахожу причины для отказа, и выбросила из головы эту идею навсегда. А вот Женька очень дружил со спортом, просто-таки до панибратства, потому восторженно выкрикнул:

– С удовольствием составлю тебе компанию! Пахан, ты как?

– Больные! Я же замерзну! – обхватил себя Паша двумя руками за плечи, представляя, как сильно будет мерзнуть. – Еще не хватало воспаление подхватить!

– Это летом-то? – усмехнулся Андрей.

– Что ты сказал?! – подпрыгнула я, опрокинув чашку. Остатки недопитого чая резво поплыли по белоснежной скатерти, словно они были древесной щепкой, уносимой стремительной рекой по течению прямо в неизвестность. Расползшись в диаметре около полуметра, пятно застыло, образовав затейливый узор, чем-то напоминавший солнце с длинными лучами. Черное солнце.

– Кто – я? – испугался Андрей. – Я говорю, сейчас лето…

– Нет, Паша! Что ты сказал?!

– Да ничего особенного! – Самойлов метнулся от меня в противоположный угол большой столовой. – Я как-то тебя обидел? Извини!

– Ты сказал «воспаление»? Легких?

– Ну… я, конечно, немного утрирую, но в целом незакаленный организм, к тому же со слабым иммунитетом и плохой сопротивляемостью к различным инфекциям… – оправдывался Паша, испуганно на меня глазея, очевидно, ожидая, что я вот-вот, точно пантера, на него наброшусь и растерзаю.

Я молча вышла из столовой, громко хлопнув дверью и услышав за спиной слова Вячеслава Тихоновича:

– Это я ее разозлил, да? Своим неуместным предложением замужества? Ну я и болван!

Что ему ответили, я уже не слышала, поднимаясь по лестнице и размазывая слезы по щекам.

Как она могла? Как она могла?!

Ответ на пятый вопрос – кто выпустил Ольгу? – был настолько очевиден, что его невозможно было не заметить, но настолько ужасен, что замечать его не хотелось. Любовь застилает нам глаза, она даже способна манипулировать разумом, отсеивая непонравившиеся мысли и находя им якобы достоверное объяснение. Я была в нее влюблена, если можно так сказать. Наконец здравый ум, устав от этой дурацкой игры в прятки, создаваемой чувствительным сердцем, просто послал мне ответ через ассоциации. Зацепившись за фразу «воспаление легких», он воскресил в памяти ее рассказ. Теперь все стало на свои места: как и алкоголик, укравший драгоценности, поплатился за свое злодеяние внезапной болезнью, так и она вовсе не случайно слегла с приступом. А на следующий вопрос – почему не выпустили Щавелева? – пусть ответит мне сама Инна Михайловна, когда поправится.