Осколки памяти - Наталья Ефремова

– Что значит «еще нет»? Разве должно произойти что-то плохое?

Она сказала это и поняла, что ее вопрос прозвучал фальшиво: разумеется, должно произойти плохое, и она прекрасно знала, что.

Ник мучительно долго молчал, глядя на свои пальцы, комкающие мокрую салфетку, а потом ответил, будто нехотя:

– Кристи, я не могу… я не хочу, чтобы ты уезжала.

Ее охватило замешательство и вместе с тем облегчение. Выходит, она все-таки ошибалась, предполагая, что Ник не так остро, как она сама, воспримет новость о ее предстоящем отъезде из Хиллвуда. С одной стороны, это ее расстроило, а с другой, ей, конечно же, было приятно, что он так дорожит ею и не хочет расставаться даже на такой короткий срок.

Очевидно, ее мысли, как всегда, слишком явно отразились на ее лице, потому что Ник нахмурился и отвернулся.

Кристина погладила его по щеке.

– Я скоро вернусь. Ты даже заметить не успеешь, что меня не было.

– Ты так думаешь? – с чуть заметной горькой усмешкой тихо произнес Ник, и она сообразила, что сморозила глупость.

– Прости… Я хотела сказать, что уеду всего на две недели. Это не так уж и долго.

Несмотря ни на что она поняла, что ей придется убеждать в этом не только его, но и себя саму. И прежде всего – себя.

Ник потер виски, словно у него заболела голова.

– Дело вовсе не во времени. Не знаю, как объяснить… У меня такое чувство, что ты не вернешься.

– Куда же я денусь, здесь мой дом. Здесь школа и…

– Нет, – поправил он. – Ты не вернешься ко мне.

Пораженная до глубины души, Кристина даже не сразу нашлась, что ответить. Ее губы задрожали от обиды. Почему он так сказал?

Она пыталась прочитать ответ в глазах Ника, но он все так же смотрел куда угодно, только не на нее.

– Ты во мне сомневаешься? – смогла, наконец, выдавить из себя Кристина.

Ник глубоко вздохнул. На его лице, залитом мрачно-красным цветом, не отразилось никаких эмоций.

– Да нет. Как раз наоборот. Не сомневаюсь. И от этого еще тяжелее.

– Ник, что ты говоришь? – Кристина потрясла его за плечи.

– Да, это странно, наверное. Но у меня такое предчувствие, и мне от этого не по себе.

Он наконец-то посмотрел на нее.

Под пристальным взглядом потемневших от переживаний и усталости глаз Кристина смутилась. В зрачках Ника сверкали красные огоньки – отблески фотолампы. Болезненные круги под глазами обозначились резче, и у нее заныло сердце.

– Не надо… Пожалуйста, не смотри на меня так. Если бы ты знал, как мне самой не хочется ехать! Я разговаривала вчера с папой, просила его, чтобы он разрешил мне остаться, пока они будут гостить у Гарднеров. Но он настаивал, и я не смогла отказаться. Он… для него эта поездка очень важна.

Ник слушал ее сбивчивые объяснения, едва заметно кивая головой, будто соглашался, но при этом в его глазах Кристина видела грустную иронию. Она начала защищать отца, рассказывать Нику о его дружбе с Гарднерами, о важности подобных встреч для бизнеса, разумеется, ни словом не упомянув об Алексе и нелепой фантазии ее матери. Ник был не в том состоянии, чтобы подать ему эту информацию в качестве шутки, а о серьезном тоне и речи быть не могло. И она все говорила и говорила, повторяя аргументы отца, на ходу вспоминая слабые отговорки, придуманные ночью, однако чем дольше рассказывала, тем больше путалась в словах и, наконец, умолкла совсем.

После довольно продолжительной паузы Ник покачнулся на стуле и глухо спросил, впишись в нее напряженным взглядом:

– Ладно. Хорошо. Допустим, я понял необходимость этой поездки для твоих родителей. Но зачем там нужна ты?

Вчера она спрашивала отца о том же.

Кристина пожала плечами. Если бы у нее были веские аргументы и она сама верила в то, что ее присутствие в Миннеаполисе необходимо, то давно бы убедила в этом Ника и они закончили этот тягостный для обоих разговор. Но нужных слов, как назло, не находилось, а лицемерить Кристина не умела никогда. Оливия говорила, что у нее все чувства всегда написаны на лице, и была права. Кристина ненавидела ложь и притворство, поэтому сейчас ей нечего было сказать в ответ.

Она встала из-за стола и подошла к окну. Дождь по-прежнему барабанил в стекло. За ее спиной скрипнул стул: Ник приблизился к ней и обнял за талию. Как же рядом с ним хорошо! И не хочется ничего доказывать, мучиться самой и переживать за него…

– Так темно, будто уже ночь, – Кристина словно говорила не о погоде за окном, а о своем внутреннем состоянии. – Ни одного огонька не видно… Так мрачно… Тебе не кажется?

– Мне все равно, что там творится, за окном, и вообще где бы то ни было. Я даже не вглядываюсь. Просто смотрю на твое отражение, – прошелестел печальный голос у ее виска и тихо добавил после паузы: – Запоминаю.

– Ник!

Его слова разрывали ей сердце. Кристина откинула голову назад, прислонившись к его широкой груди, и опять замолчала.

Сжав руки на ее талии сильнее, Ник прошептал:

– Кристи, не уезжай, я очень тебя прошу. Это… это будет… Мне нельзя без тебя. Теперь нельзя.

Кристина заставила себя выскользнуть из его объятий и повернулась к нему, но Ник не отпускал ее руки.

– Скажи, что ты не поедешь. Пожалуйста! Я не представляю, как смогу пережить эти четырнадцать дней.

В голосе Ника прорезалась неведомая до этого боль. Кристине очень хотелось его утешить, но она не знала, как.

– Я не могу! Не могу отказаться! Пойми! Хочешь, я каждый день буду тебе звонить?

Ник усмехнулся, и Кристина, наконец, поняла, почему ее пробирает до дрожи от его усмешки: она не касалась глаз. Кривились губы, а глаза оставались измученными и больными. Разве так можно смеяться?

– Могу я тебя кое о чем попросить, Кристи?

– Конечно!

– Обещай мне одну вещь…

– Все, что угодно!

– Зря ты так сказала.

Еще одна дьявольская усмешка. Несмотря на то, что сейчас Ник стоял спиной к проклятой красной лампе, которая действовала Кристине на нервы, лицо его словно озарилось на миг каким-то адским пламенем. Всего на миг, но этого хватило, чтобы она почувствовала страх.

О чем он попросит?

Кристина насторожилась, но было уже поздно.

– Пожалуйста, не звони мне из Миннеаполиса.

– Что?

Она не верила своим ушам: Ник просил, нет, требовал, чтобы она добровольно отказалась от единственной связующей нити между ними, чтобы перекрыла кислород себе и ему, но зачем? Ради чего?

– Не нужно мне оттуда звонить, – повторил Ник тихо и твердо, и Кристина поняла, что не ослышалась.

– Ник, это нечестно!

Она выдернула свои пальцы из его рук и сжала кулаки. Сколько еще подобных усмешек ей придется сегодня вынести?

– Кристи, ты пообещала, – напомнил Ник.

– Да, но… зачем ты так?

– Я понимаю, звучит дико, но не нужно звонить. От этого будет еще… больнее.