Конец и вновь начало - Лев Гумилев

А теперь перейдем к обобщениям и попытаемся показать суть происшедшего более широко.

Каков был итог Реформации и Контрреформации? Весь конфликт, как известно, закончился компромиссом, а не победой той или другой страны.

ПАССИОНАРНЫЙ НАДЛОМ ВО ФРАНЦИИ

Самый показательный пример — Франция, где посадили на престол Генриха IV Французского — очень энергичного, веселого, пассионарного человека, и в то же практичного. Генрих знал, что гугеноты, партия, к которой он принадлежал, не могут обеспечить ему торжества во Франции, потому что большая часть Франции была католическая. С крайними католиками, членами Лиги, поддерживающими Гизов, он, конечно, договориться не мог — те не шли ни на какие компромиссы, но подавляющее большинство населения, заявило: «Мы, конечно, католики, но мы политики, политика для нас важнее, и если король изменит свою религию, то мы его поддержим». Он ответил: «Париж стоит мессы», — и стал католиком. Все вдруг стало тихо и спокойно. Генриха поддержало подавляющее большинство Франции.

На этом кончилась трагедия, но за счет какой энергии она была? Ведь после невероятной резни в XVI в. вдруг оказалось, что гугеноты и католики могут очень мирно уживаться друг с другом, и до сих пор есть во Франции протестанты, но никто даже не интересуется тем, кто протестант, кто католик.

Кстати, католическая вера не помешала Франции в Тридцатилетней войне сражаться на стороне протестантской Швеции против Габсбургов: испанцев и австрийцев. Как мы видим, те лозунги, которые были начертаны на знаменах, довольно слабо отражали суть дела; они являлись скорее индикаторами, которые определяли то или иное направление этногенетических процессов.

РОЛЬ ИСПОВЕДАНИЙ В ФАЗЕ НАДЛОМА

На истфаке нас учили просто, что католики были феодалы, а гугеноты буржуа, и что буржуазия боролась с феодалами. Но когда я стал готовиться к государственному экзамену и прочитал литературу по этому вопросу, я, еще будучи студентом, вдруг увидел: ничего себе буржуа — эти самые гугеноты. Во главе их стоит королева Наваррская и король Наваррский, адмирал Колиньи, принц Конде, маршал Бассомпьер — это все гугеноты! Гасконские бароны типа д'Артаньяна (д'Артаньян — то был уже католиком, а вот его деды-гугеноты), бретонские вожди кланов — родовая знать. Горцы из Севенн (южная Франция), крестьяне — они все гугеноты. Но, в том числе и буржуазия, конечно, была. Ла-Рошель и Нант — замечательные торговые города — были гугенотскими. Но с другой стороны, самый крупный буржуазный центр Франции Париж — католический, Анжер — католический, Лилль — католический, Руан — католический. Герцоги Гизы — католики, крестьяне центра Франции в подавляющем большинстве католики. Словом, принцип сословности не выдерживается никак.

Посмотрим на соседние страны эпохи Реформации, например Нидерланды. Там кальвинисты-гезы — обедневшее дворянство. Зато католики в крупных городах южной Фландрии (современной Бельгии) — буржуазия. Итальянские купцы, например, остались католиками, испанские тоже. Дворяне южнофранцузские были гугеноты, северофранцузские — католики. В Швеции и Дании короли и вся масса населения с потрясающей легкостью перешли в протестантизм. Даже Ливонский орден, состоявший из братьев-монахов, запросто перешел в протестантскую веру; эти монахи-рыцари объявили, что теперь они все просто феодалы, бароны: подчинились они частью Польше, частью Швеции — в общем, с потрясающей легкостью отказались от католичества. И рядом с ними Бавария, тоже феодальная страна, отстаивала католицизм с дикой яростью.

Но попробуем положить все это на этническую карту и сразу увидим, по какому принципу строилась эта война, подогреваемая пассионарным напряжением, которое уже начало спадать. Возьмем ту же самую Францию. Северо-западная часть населена кельтами: кельты ненавидят Париж, а в Париже католики; следовательно, в Вандее гугеноты. Юго-западная — населена гасконцами; гасконцы ненавидят Париж — гугеноты. На юге провансальцы живут; они в XVI–XVII вв. довольно вяло относятся к Парижу и — Прованс не участвует активно в религиозных войнах. В Севеннах дикие горцы, которые и говорят даже не по-французски, а на каком-то диалекте (здесь основа гугенотов). Центральная часть Франции, захваченная еще за тысячу лет перед этим французами, — сплошь католики.

Социальной системы здесь нет; система здесь, видимо, была чисто психологическая. Сложились два психологических рисунка, которые оказались несовместимы друг с другом.

ПАССИОНАРНЫЙ НАДЛОМ В ВИЗАНТИИ

По тому же самому конфессиональному принципу раскололась золотая Византия. Несториане ушли с родины в Китай и Монголию, монофизиты — в Африку и Армянские горы, но и оставшиеся православные раскололись на иконопочитателей и иконоборцев.

Акматическая фаза в Византии была в IV–VI вв. Значит, надлом падает на VII–VIII вв.

Карта. Византийская империя

Византия была в то время уже маленькая. Она охватывала Малую Азию, Грецию, небольшие части Италии, Сицилии (маленькие области) и часть Балканского полуострова. Это была Византия в узком смысле слова, но и здесь нашли повод для раскола, хотя при строгих формах православия, казалось, и спорить-то не о чем — все предусмотрено, все расписано, система стала жесткой, ортодоксальной. И тем не менее нашли из-за чего разойтись. Греки очень любили рисовать иконы, художники они были замечательные, традиции их великолепного искусства шли из Древнего Египта и с Ближнего Востока. Люди вешали в церквах и у себя дома иконы и на них молились, находя в этом утешение и удовлетворение.

Малоазиаты — народ восточный, и поэтому они склонны больше мыслить абстрактными категориями. Они говорили, что надо молиться Богу-Духу, а не видимости, изображению. Им говорили: «Да изображение нам просто помогает сосредоточиться». — «Ну, да, — говорили те, — сосредоточиться?! Вы доске молитесь, а не духу». Слово за слово. Император Лев III из Исаврийской династии, выходец из горных районов Киликии, подвел итог спорам в 718 г. «Мы, конечно, православные люди, — сказал он, — но иконам молиться нельзя; если вы хотите рисовать, рисуйте светские изображения, а не иконы». И велел сорвать самую красивую икону Божьей матери, которую жители Константинополя очень почитали. Но когда солдат полез снимать икону, то прихожане, женщины главным образом, выбили у него лестницу из-под ног, и он разбился.

И с этого началось. Воинственные, храбрые, прекрасные организаторы, императоры-малоазиаты требовали, чтобы икон не было и чтобы люди молились абстрактным идеям. Исавры считали, что иконы — это идолопоклонство. Жители европейской части империи — греки, славяне, албанцы говорили: «Как! Наши святые иконы разрушать? Что за безобразие!» Но у правительства в руках была вся власть, армия и финансы, чиновничий аппарат. Выступали против них монахи Студийского монастыря и все любители изобразительного искусства.[101]

Эта война унесла очень много жизней и стоила Византии больших потерь, потому что соперники мешали друг другу сопротивляться внешним врагам: арабам, болгарам, западным европейцам, берберам, которые тем временем захватили Сицилию; тем не менее внутренняя война продолжалась. Только кончилось в Византии все это несколько быстрее, чем в Европе, потому что сам по себе массив Византии был меньше, и в 842 г. иконоборчество было отменено. Все эти споры угасли, и началась здесь четвертая фаза этногенеза инерционная, о которой разговор впереди.

Я сказал сейчас о переходе Византии в инерционную фазу как о чем-то само собой разумеющемся. А это не так, вернее, не совсем так, поскольку вероятность перейти из одного состояния в другое есть всегда. Но в этногенезе, как и каждом природном явлении, вероятность состояния — еще не предопределенность. В надломе обычно бывает короткий период депрессии разгула субпассионариев. Надо суметь его пережить, чтобы войти в инерционную фазу. В Византии с этой задачей справился Василий Македонянин, в Риме Октавиан Август, в Древнем Китае — Лю Бан, основатель династии Хань, во Франции — Людовик XI, а вот в Арабском халифате попытки халифов-Мамуна (813–833), Мутаваккиля (убит в 861 г.) и Мутамида (погиб в 870 г.) — навести порядок кончились трагическими неудачами. Фактически уже в Х в. Багдадский халифат Аббасидов перестал быть арабским по этносу, хотя и оставался таковым по языку.[102]

Ослабление, а потом и унижение такой мировой державы, как Багдадский халифат, трактовалось неоднократно и разнообразно. В аспекте этнологии мы уже говорили об этом, и проблема ясна: полигамия и привоз разных рабов из Азии, Африки и даже Европы создали в арабских странах этническую пестроту, для удержания которой в рамках системы требовалась огромная затрата энергии, т. е. высокий уровень пассионарного напряжения. Но и это не спасало, потому что дети грузинок, половчанок, гречанок и африканок наследовали пассионарность своего арабского отца и вкусы своих матерей, вследствие чего часто становились врагами друг другу. При спаде пассионарности в фазе надлома это усугубилось, и наиболее сильными оказались этнические монолиты, например дейлемиты, захватившие Багдад в 955 г. Так арабам в Х- XIII вв. не повезло, хотя они сами в этом были не виноваты.