Тайны Хеттов - Войтех Замаровский

Д-р Чембел (опытный археолог — она принимала участие в раскопках близ Аладжахююка и некоторое время была вольнопрактикующейся у сэра Леонарда Вулли) сделала фотографии и ситуационные планы. Затем Боссерт приказал отправиться в обратный путь — чтобы скорее вернуться с заступами, лопатами и мотыгами.

Они вернулись весной 1947 года. Месяц работал Боссерт со своей ассистенткой и несколькими землекопами, пока ограничиваясь лишь зондированием. И возможность оказалась действительностью: была найдена длинная финикийская надпись и — в последний вечер перед установленным днем отъезда, когда все было упаковано и на Черную гору медленно опускался сумрак, — начало рельефа с хеттскими иероглифами. Боссерт ничего никому не сказал, только обозначил место находки.

Когда в сентябре того же года он прибыл сюда с новой экспедицией — засуха позволила ему работать до глубокой осени — и выкопал рельеф, то установил, что это были не иероглифы, и уж тем более не хеттские иероглифы, а выветрившиеся рисунки, которые в вечерних сумерках только показались ему письмом!

«В такие моменты судьба науки зависит от силы человеческого характера, — пишет К.В. Керам, бывший в 1951 году гостем Боссерта на Каратепе и в своей книге «Узкое ущелье и Черная гора» увлекательно описавший его открытия. — Боссерт продолжал вести раскопки. Он приказывал копать то там, то здесь и, хотя это звучит совершенно неправдоподобно, на расстоянии метра от мнимых хеттских иероглифов нашел настоящую иероглифическую надпись!»

Мечта трех поколений хеттологов осуществилась. Был найден большой двуязычный текст. Ведь финикийское письмо читать умели…

Представляется царь Азитавандас

Однако дело обстояло не столь просто, как казалось. Во-первых, финикийская надпись была сделана не на «классическом», а на древнем финикийском языке, относительно слабо исследованном. У Боссерта не было ложного честолюбия — «делать все самому», он дал изготовить оттиски и копии и разослал их наиболее видным семитологам: И. Фридриху в Берлин, Дюпон-Зоммеру в Париж, О'Келлегену в Рим и Р.Д. Барнетту в Лондон.

Во-вторых, то, что нашел Боссерт у Каратепе, собственно, не было настоящей двуязычной надписью, то есть одной надписью с двуязычным текстом. На самом деле там были три древнефиникийские надписи и две иероглифическо-хеттские, причем не существовало никакой уверенности, что тексты их совпадают.

При чтении и толковании древнефиникийской надписи не возникло никаких особых затруднений (если не считать того, что Барнетт, призвавший на помощь еще двух специалистов, Я. Левеена и К. Мооса, неправильно прочитал местоимение «нк» — «я» и счел его именем царя — Анек, Инак или нечто в этом роде; ошибка, однако, была вскоре обнаружена, и новый царь исчез со сцены мировой истории столь же быстро, как появился на ней). Судя по языку надписи, можно было прийти к выводу, что она относится к VIII веку до нашей эры, ибо «она сделана на чистом древнефиникийском языке без арамейских влияний», как констатировал И. Фридрих. Остальные трое ученых с ним согласились. Единогласным было и мнение, что автор надписи — царь ЗТВД.

Боссерт позднее расшифровал его имя (дополнив гласные, которые в финикийском языке, так же как и в других семитских языках, на письме не обозначаются). Речь шла о царе Азитаваде, правившем в 740–720 годах до нашей эры. Это был не слишком значительный властитель; сам себя он называет царем дананийцев и вассалом Аваракуша, который, как известно, владел небольшой территорией в Киликии и в свою очередь признавал верховную власть ассирийского царя Тиглатпаласара III.

Тогда, осенью 1947 года, Боссерт, правда, этого еще не знал. Затаив дыхание, сломал он печати на первой посылке, которая пришла от Фридриха, и прочел, что автор найденных надписей «основал этот город и назвал его Азитавада». Черная гора, следовательно, скрывает в своих недрах город, может быть, столицу одного из позднехеттских царств, о котором до сих пор никто не знал! Потом Боссерт прочел список жертв, принесенных этим властителем некоторым из «тысячи хеттских богов», что позволяло судить о его богатстве и о том, в какой степени ассирийские боги использовали могущество своих царей, чтобы упрочить свое положение в хеттском пантеоне. Но гораздо более интересным было заявление царя, что он «жил со своим народом счастливо и в постоянном достатке». Как день от ночи, отличался он этим от остальных властителей древнего Востока, которые бахвалились лишь своими победами на поле брани и — в лучшем случае — строительством дворцов и храмов! Наконец, Боссерт прочел текст XIX финикийской таблички, где дословно значилось: «И построил я сильные крепости во всех концах и на всех границах и в местах, где жили злые люди, предводители мятежников, из которых ни один не признавал власти дома МПС, но я, Азитавада, поверг их к своим стопам».

Дешифрованное Боссертом имя царя Азитавандаса на одной из плит в Каратепе

Название страны и династии царя Азитавады дало повод для весьма смелых — и не совсем необоснованных — теорий: ведь Гомер называет греков под Троей данайцами, что поразительно напоминает дананийцев (точно — дананийим) из надписи Азитавады, а МПС — имя Мопсос из греческой мифологии. Неужели Азитавада вел свою родословную от этого царя из лидийской династии Атиадов? На реке Сейхан есть город, который по-турецки называется Мисис, а по-гречески Мопсугестия, то есть «очаг Мопса» или «алтарь для сожжения жертвоприношений Мопса». Не является ли основателем его Мопсос, который в этом случае выступил бы из мифов как человек с плотью и кровью? В 1956 году Боссерт и в самом деле начал вести раскопки в древней Мопсугестии. Чего же он достиг на своем пути от алтаря девы Марии в Тироле к жертвенному алтарю Мопса в Анатолии? Быть может, нашел мост, соединяющий хеттов с гомеровскими греками в Малой Азии? Но сейчас мы не будем касаться решения этих вопросов. Впрочем, и Боссерт начал ими заниматься лишь позднее. Тогда же ему прежде всего нужно было найти имя царя Азитавады в хеттских иероглифах. Он искал неделю, месяц… год. Тщетно.

Но зато нашел нечто иное. Самого царя!

Когда Боссерт выкопал группу рельефов на больших каменных глыбах, тянувшихся от северных ворот города, которые сторожили два льва, по хеттскому обычаю опять-таки исписанные иероглифами, то Азитавада предстал перед ним собственной персоной: он сидел там в уютной беседке за столом, полным яств, в кресле с высокой спинкой, поставив ноги на специальную скамеечку, спокойный, умиротворенный, по всему своему виду скорее сластолюбец, чем воин. Стольники приносят ему блюда с едой и кувшины с вином, музыканты играют на лирах и свирелях, барабанщики бьют в барабаны, певцы поют, а слуги обмахивают его веерами из страусовых перьев. Вокруг него боги, демоны и надписи, которые хеттский художник вытесал в те времена, когда река в этой долине еще не называлась ни Сейханом, ни даже Пирамосом. А поскольку Боссерт отдал распоряжение оставить найденные рельефы на первоначальном месте, то царь Азитавада сидит и пирует там до сих пор.

Сон Франца Штайнхерра

Когда Боссерт прочитал имя этого царя (обычно оно транскрибируется сейчас Азитавандас), он был не в начале работы по дешифровке хеттских иероглифов, а почти у ее завершения. Шампольон, Гротефенд, Роулинсон, как мы знаем, свою работу, наоборот, только начинали с прочтения царского имени.

И это не последнее «наоборот» в последней главе о хеттских иероглифах. Дело в том, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Ключ — на этот раз настоящий, действующий ключ — для окончательной дешифровки двуязычных надписей из Каратепе нашел не их первооткрыватель, ученый с мировым именем, а его помощник и ученик.

Франц Штайнхерр (родился в 1902 году) — тоже один из немцев, родиной которых стала Турция. Он попал в Стамбул в качестве представителя какой-то строительной фирмы, осел там и в то время, когда встретился с Боссертом, был счетоводом в местной немецкой больнице. Он интересовался лингвистикой (написал книгу о жаргоне стамбульских волов) и, чтобы получить возможность слушать лекции Боссерта как полноправный студент, задним числом почти в сорок лет — сдал экзамены на аттестат зрелости. В 1947 году, уже будучи доктором философии, он был приглашен Боссертом на Каратепе.

Штайнхерр занимался там чем угодно и, между прочим, расчищал выкопанные рельефы. В один прекрасный день, стирая пыль со статуи только что выкопанного хеттского льва, или вернее, сфинкса, он обнаружил на нем иероглифическую надпись. В этом, правда, не было ничего особенного, скорее можно было бы удивиться, если бы он ее там не нашел. Но когда ученый к ней пригляделся получше, то увидел знаки, которые, судя по сведениям, полученным до тех пор большим международным хеттологическим коллективом, могли означать имя Азитавандас! Первая точка соприкосновения между финикийскими и хеттскими надписями!