Тайны Хеттов - Войтех Замаровский

Прочтение, разумеется, не было стопроцентно достоверным. Но когда разведчикам истории удавалось отправляться в путь, где были бы заранее поставлены надежные указатели? Как все ученые на пороге неведомого, Боссерт и Штайнхерр сказали себе: «Предположим, что…»

Потом настал черед той кропотливой, муравьиной, изматывающей работы, которой не избежать ни одному дешифровщику. Нужно было найтипредложение. Если бы нашлось предложение с именем царя и это предложение было бы тождественно какому-нибудь предложению в финикийских надписях, в руках у них было бы доказательство, что эти пять плит представляют собой двуязычный текст, большой двуязычный текст…

Месяцы бились над этим оба ученых. Они уже знали надписи наизусть и в любой момент могли перерисовать их на память. И вот однажды — это было на лекции Боссерта в Стамбульском университете, где он разбирал текст финикийской надписи с Каратепе, — Штайнхерр услышал фразу: «И сделал я коня к коню, щит к щиту, войско к войску». Мы бы сказали «поставил я», но хеттский царь употребил выражение «сделал я» — и сделал хорошо. «Делать» — по счастливой случайности как раз тот глагол, единственный глагол хеттского иероглифического языка, который был надежно прочитан (на основе дешифровки Гельба, см. стр. 196–198). Вечером Штайнхерр еще пораздумывал над этим, немного поработал и, усталый, пошел спать.

Вдруг — и это не вымысел, ибо на такой вымысел не отважился бы ни один романист, — Штайнхерр проснулся. Во сне, где звучат отголоски того, чем человек занимался перед тем, как заснуть, ему привиделись две головы коня из иероглифической надписи, найденной на Каратепе, и… между ними он увидел знаки, выражающие уже знакомое нам слово «делать»! Он вскочил с постели, сравнил тексты, лежащие на его письменном столе, и, когда «прочитал» конскую голову как «конь», убедился, что в хеттской надписи значится то же самое, что и в финикийской: «Сделал я коня к коню…» Долго отыскиваемое предложение нашлось!

Не выглядит ли эта невероятная история как прямая насмешка над серьезностью научного труда? Разумеется! Но только в том случае, если мы забудем, что подготовительная работа и долгие размышления над проблемой так организуют мысль ученого, что достаточно малой искорки — той «творческой искры», которая обычно высекается сама собой, — и костер накопленных сведений вспыхивает пламенем нового познания. Миллионы людей видели, как яблоко падает с дерева, но никого до Ньютона это повседневнейшее явление не привело к открытию закона всемирного тяготения. Рентгена, Эрстеда, Попова на их эпохальные открытия тоже натолкнула подобная «случайность», но лишь потому, что они были знакомы с опытами Герца и Ложа и с уравнением Максвелла. Чтобы не умножать примеры, которых можно привести сколько угодно, скажем лишь, что, даже если какое-нибудь открытие буквально явится во сне, оно всегда будет результатом длительных поисков и коллективных усилий многих людей, живых и мертвых, из опыта которых черпал всякий, казалось бы, совершенно изолированный первооткрыватель или изобретатель. Впрочем, Штайнхерр был прямой противоположностью исследователя, работающего изолированно.

войско

щит

То, что последовало за этой памятной в истории хеттологии ночью, пользуясь спортивной терминологией, можно назвать самоотверженной распасовкой, позволившей капитану команды направить в сетку ворот решающий мяч. Теперь Боссерт уже ориентировался в иероглифической надписи. Он определил значение слов «войско» и «щит» и постепенно перевел 15 новых слоговых знаков, подтвердил правильность дешифровки 8 ненадежно прочитанных знаков и 25 идеограмм, установил значение 40 новых слов…

Наконец, он миновал и последнюю, самую коварную ловушку, которую хеттские иероглифы подстроили дешифровщикам: знаки здесь были полифоническими, но полифоническими в прямо противоположном смысле по сравнению с клинописью — один и тот же знак мог по-разному произноситься!

Точку в конце труда трех поколений дешифровщиков Боссерт поставил в 1953 году, когда нашел на Каратепе еще одну длинную двуязычную финикийско-хеттскую надпись. Сейчас уже не существует ни одного дошедшего до нас хеттского документа, который бы ученые не сумели прочесть!

От Тексье к Биттелю, от Сэйса к Боссерту мы проследили историю открытия великой империи, исчезнувшей в пропасти истории, и воскрешения мертвого языка, на котором говорил народ этой империи. Труд трех поколений ученых многих народов, в который немеркнущий вклад внесла чехословацкая наука в лице Бедржиха Грозного, раздвинул занавес, скрывавший от наших глаз загадочнейшие тайны первого индоевропейского народа, выступившего на арену мировой истории и уже в первом ее действии сыгравшего значительную роль.

Заглянем же теперь за этот занавес, посмотрим, как жили хетты, как они выглядели, какое имели экономическое и общественное устройство, какую создали культуру, какой след оставили в истории человечества…

IV. ЧТО МЫ ЗНАЕМ СЕГОДНЯ О ХЕТТАХ

Глава одиннадцатая. ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА ХЕТТОВ

Прародина и «мусорная свалка народов»

Когда филологи признали выдвинутую Грозным гипотезу, согласно которой хеттский язык принадлежит к индоевропейской группе (это признание получило «официальное» подтверждение — впрочем, лишь простым большинством голосов — на Иенском конгрессе в 1923 году), историки не без иронии спрашивали их: «А как же ваши индоевропейцы попали в Малую Азию?». Причем они как-то не замечали, что на этот вопрос следовало бы ответить им самим, а не филологам.

Ответ на него не дан до сих пор.

Это, разумеется, не значит, что не существует нескольких разных теорий о прародине хеттов и времени их появления в Малой Азии. Теории эти можно разделить на три группы.

По наименее обоснованной версии, хетты — автохтонное, коренное население современной Турции и Сирии. Опирается эта версия главным образом на Библию, и в форме так называемой «солнечной теории» ее отстаивают некоторые турецкие историки, стремясь доказать, что турки — прямые потомки хеттов и что современный турецкий язык произошел от хеттского (и более того, в равной степени от шумерского). Согласно второй теории (отдельные несущественные варианты мы оставляем в стороне), хетты пришли в Малую Азию из Европы (вероятно, из своего первоначального местопребывания в южнорусских степях) через Балканский полуостров, то есть тем же путем, которым в конце XIII века до нашей эры пришли «народы моря», уничтожившие Хеттскую империю. И, наконец, в соответствии с третьей теорией (ее придерживался и Бедржих Грозный) прародиной хеттов была область вокруг Каспийского моря, откуда они несколькими волнами переселились в Закавказье, восточную Малую Азию и Северную Сирию. Но обилие теорий обычно находится в обратно пропорциональной зависимости от количества научно проверенных фактов, и нам не остается ничего иного, как констатировать вместе с советским ориенталистом В. В. Струве (см. «Всемирная история», т. I, стр. 367), что «откуда они пришли в Малую Азию — с Балкан или из Северного Причерноморья (через Кавказ), — это пока еще не выяснено».

Столь же спорным представляется и вопрос о том, когда пришли хетты в Малую Азию. Тут расхождения не превышают «какого-нибудь» тысячелетия: амплитуда колебаний ограничена концом IV — началом III тысячелетия до нашей эры. Но если мы примем теорию Грозного о нескольких «волнах» «переселения хеттских народов», то можем согласиться с обоими этими крайними сроками как с приблизительной датировкой первой и последней волн проникновения хеттов в Малую Азию. В Сирии хеттские племена появились, видимо, позднее.

Ни в одном хеттском памятнике ничего об этом не говорится. И ни в одном из них мы не находим слов, которые найдем во всех легендах — от рассказа о приходе Моисея в землю Ханаанскую до рассказа о приходе праотца Чеха на гору Ржип, а именно слов о том, что новая родина хеттов «изобиловала млеком и медом».

Действительно, это был суровый и негостеприимный край — да и сейчас он нисколько не приветливей. Территория, ограниченная излучиной реки Кызыл-Ирмак (по-хеттски — Марассанда), на которой хетты основали центр своего государства, представляет собой горное плато, ровную безлесную степь, окруженную дикими кряжами, отделяющими ее от Черного и Средиземного морей. Все иссушающая жара чередуется здесь с сильными осенними ливнями, сопровождаемыми раскатами грома; рек мало, и они не судоходны; земля, за исключением узких полосок вдоль рек, малоплодородна, искусственное обводнение до сих пор связано с большими трудностями. Этот край ничем не напоминает «дар Нила», как называют Египет, или «земной рай», каким была когда-то Месопотамия.