Постапокалипсис, в котором я живу - Алла Грин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Крепко сжав рукоятку ножа, она посмотрела в заросшее лицо: обветренные губы искривились в усмешке. Еву от них отделяли всего лишь переднее сиденье, стекло и железная решетка. Но неожиданно раздался стук сзади, и Ева обернулась. Перед ней предстало еще два человека – Ева соскользнула с сидений и машинально вжалась в пол, и начала хлопать рукой вокруг в поисках пистолета.
Однако его нигде не было.
Она лежала на полу и пыталась понять, что происходило в последние несколько минут в салоне. Марка Касселя рядом не оказалось, и, она не понимала, каким образом осталась одна. Она мысленно с молниеносной скоростью перебирала в уме прошедшие минуты и вспоминала, как уходил Марк – перед глазами стояло черное полотно, пустота и ничего кроме. А затем, захлестнувшись отчаянием, Ева забыла о нем и начала продумывать варианты, которые могли бы помочь ей спастись – и ни один из них не оставлял ей надежды.
В эту секунду ее глаза наткнулись на металлическое дуло, свисающее с приборной панели. Она потянулась за ним вперед.
Скрипнув, решетка справа от Евы вылетела на улицу. Разбилось стекло. Обросший человек проник в салон. Схватив Еву за руку, он потащил ее к окну. Ладонь Евы прочертила по осколкам стекла в двери, и, она завизжала. Кровь побежала вниз по запястью.
Со звоном распахнулась водительская дверь, и, над Евой нависло рыжее, заросшее лицо; бардовая щека была измазана запекшейся грязью, а изо рта шел горький горячий запах.
Ева закричала, машинально замахнувшись, но ощутила жжение в запястье и то, как шершавый кулак приложился к ее скуле. Щеку пронзило сильной болью. Ева издала истошный вопль, переросший в рычание. В следующий миг стальные пальцы сдавили ее шею.
Ее горло опоясывали неразрывные оковы, однако не лишавшие ее окончательного дыхания. Минули считанные мгновения, как она уже лежала, не имея сил или возможности пошевелиться, плотно зажмурив глаза. И знала, что вот-вот с ней произойдет нечто плохое; чересчур страшное. Она слышала как со скрипом отлетают остальные решетки машины. Перед ее глазами стояла картина неминуемого, и она из последних сил пыталась уже не вырваться, а хотя бы убедить себя в том, что это произойдет не с ней. Но рука, скользящая под шарфом от ключицы вниз, напоминала ей об отдаленной реальности. Где-то поблизости она слышала хруст – звук отрывающихся собственных пуговиц.
Она уже не пыталась освободиться. Не сдаваясь, она лишь инстинктивно и жадно хватала ртом воздух. Но за считанные минуты мир в глазах Евы потемнел. Осознание реальности улетучилось.
У нее сильно кружилась голова. Она плохо понимала, что с ней происходит, и, теперь ей было сложно задумываться над тем, будет ли всему происходящему конец. Или ее навсегда поглотит вечность… Время словно перестало идти: распахнув на секунду глаза, она увидела брошенный в воздух красный шарф, зависший над землей. Но это было только к лучшему – замерли и грубые леденящие прикосновения.
Белый лес померк в ее сознании. Она ощущала, как стремительно несется в безвременную пропасть ужаса, холода и пустоты. В ее голове смешивалась за секунду тысяча мыслей, и на белом лице застыла каменная маска… Через секунду Ева Гордон отключилась.
В вязкой тягучей темноте, в которую ее выбросило сильным толчком, к ней пришло видение. Либо это был сон. Она снова неспешно брела по знакомой дороге, ведущей из Аты в Город Гор. Воздух здесь был пропитан привычным ароматом елей; потрескавшийся под ногами асфальт вселял ощущение спокойствия.
Впереди ее ожидали распахнутые ворота – она миновала их и очутилась в границе города. Медленно подняв голову вверх, она увидела, что на вышках было пусто; пройдя вперед, заглянула в окно сторожки: там никто не дежурил.
Она устремилась дальше и ступила на платформу лифта, и, он поплыл вверх.
Ее взгляд мелькнул мимо собственного дома, который стоял первым на улице – она совершенно точно знала, что в нем никого нет. Не останавливаясь, она двигалась вперед; ее влекло на пустырь, к озеру. Там, на берегу дул теплый ветер. Стоял солнечный летний день: вода в озере переливалась рябью, и, в одиночестве, спиной к ней, сидел он – Игорь Горский.
Все становилось понятнее…
Она подошла к воде и тихо опустилась рядом на песок; они с Игорем соприкоснулись плечами и протяжно посмотрели друг другу в глаза. Во взгляде Игоря отразилось привычное лазурное небо.
«Давно не виделись, Ева, » – произнес он и добродушно улыбнулся.
Ева ощутила безмятежность счастья, недолгого счастья, которое обжигающе разлилось по груди.
« Я скучала по тебе, Игорь, » – прошептала она.
Он взял ее за руку и бережно сжал ладонь. Ева ощутила волнующую дрожь от его прикосновения.
«Мне тоже тебя не хватает, – произнес он, – вас всех. Но тебе не стоило приходить сюда ».
Его тон прозвучал укоризненно. Ева была рада оказаться в этом месте, но не понимала, почему не доволен Игорь.
«Кажется, случилось что-то плохое, » – произнес он.
Обняв Еву, он уложил ее голову к себе на плечо. И крепче стиснул руки, словно пытаясь защитить.
«Не правда, – сказала Ева, ощущая, как к горлу подступает ком. – Пока ты рядом, ничего не может произойти ».
Он улыбнулся слегка печально, его лицо вдруг скрылось в тени ветвистого дерева, и в ее мысли закралось воспоминание о том, что стряслось с Игорем. Она вспомнила алый костер на берегу – как высокие языки пламени разрезали закатное небо. И подумала о том, где на самом деле она сейчас находится: не ее разум, но ее тело. В том снежном лесу…
«Прости, – вымолвил он, – что не оказался рядом ».
Сзади она услышала голос. Медленно обернувшись, она увидела отливающие бликом серебряные волосы и зеленое развивающееся на ветру платье.
«Мама,» – произнесла она.
Игорь отпустил ее руку, и, Ева встала, направившись к матери навстречу, босиком по теплому песку.
«Мое солнышко,» – прошептала Хельга Гордон, и, Ева впорхнула в ее объятия.
Вдыхая мамин запах, как в детстве, Ева ощущала, что тревога, которая была в ее душе, эта засасывающая воронка страха за исчезающую собственную жизнь в другом измерении, словно навсегда ушла. В этот самый момент Ева имела все, чего ей не хватало многие годы, чего она не осознавала ранее, и мамино присутствие стало исцеляющим успокоением.
«Ты была большой умницей все это время, – мягко улыбаясь, сказала Хельга Гордон. – И как же ты выросла!».
«Мамочка, – шепнула Ева, не отрываясь от ее груди, – если бы ты знала, как ты мне сейчас нужна».
И мамины руки
