Ливонский поход Ивана Грозного. 1570–1582 - Витольд Новодворский

Тогда он отправил татарский отряд, под начальством Алимбека, за Волгу, по направлению к Старице, где в то время находился сам Иоанн. Татары произвели страшное опустошение огнем и мечом в окрестностях Старицы, и притом пододвигались к городу так близко, что царь видел своими собственными глазами из окон дворца зарево пожаров от пылавших вокруг селений[827]. Нападение это сильно напугало Иоанна: он услал ночью из Старицы свою жену и сыновей и хотел сам бежать[828]. Войско, находившееся при нем, было весьма незначительно: он отправил 3000 человек на помощь Ржеву[829], не предполагая очевидно, чтобы враги осмелились напасть на самую Старицу, вследствие чего у него осталось только 700 человек[830]. С такими силами начинать борьбу с врагом было трудно. Иоанн выслал предварительно разведчиков, чтобы узнать, как велики силы неприятеля. Разведчики узнали, что враг держится настороже и расположился в укрепленном месте; во время рекогносцировки они захватили несколько Татар и неприятельских фуражиров[831]. Сведения, доставленные Иоанну разведчиками, были таковы, что он не решился отражать нападения врагов, так как он был напуган к тому же бегством своего постельника Даниила Мурзы, который мог сообщить врагам сведения о затруднительном положении царя. Но Мурза представил силы Иоанна в таком виде[832] Радзивиллу, что последний, боясь превосходства этих сил, отвергнул дерзкий план, составленный Филоном Кмитою.

Последний предлагал воспользоваться замешательством царя, напасть на него и захватить его в плен[833]. Но Радзивилл не последовал совету Кмиты. Он повернул к Холму, как этого требовала инструкция, данная экспедиции Баторием. По пути экспедиция сожгла деревни Оковцы и Селижарово[834], обратила в бегство московский отряд, шедший из Торопца, и разбила наголову другой у какой-то Павловой горы[835]. У истоков Волги и Двины Радзивилл отдыхал несколько дней, чтоб произвести возможно лучше рекогносцировку местности[836]. После этого он отправился к Дубну[837], где нанес поражение торопецким стрельцам. Опустошив окрестности Торопца, он двинулся к Холму, а отсюда по берегу Ловати к Старой Руссе. Под этот город Радзивилл отправил отряд в 400 всадников, которые разбили московское войско (численностью в 1500 человек), находившееся под начальством князя Оболенского, и самого воеводу захватили в плен[838]). Из-под Старой Руссы литовский вождь повернул к Порхову[839] и отсюда прибыл под Псков, где его торжественно встретили Литовцы, с его отцом, виленским воеводой, во главе[840].

Экспедиция Радзивилла была простым набегом, который на ход целой кампании 1581 года оказал ничтожное влияние.

С прибытием Троцкого каштеляна положение Баториевой армии улучшилось в том только смысле, что тяжесть сторожевой службы сделалась нисколько легче, ибо повинность эту исполняли теперь и прибывшие воины. Но вообще Баториева армия находилась в пренеприятном положении. Что было делать? По этому поводу происходили частые совещания. Замойский убеждал переждать, выбрать из двух зол меньшее, претерпеть лучше холод и голод, чем отступить с позором. Литовцы настаивали на своем желании возвратиться домой; они назначили даже срок в 18 дней, по истечении которых собирались удалиться из лагеря. По мнению Замойского, подобное решение представлялось безрассудным, ибо оно могло ободрить врага. А между тем есть надежда, что осажденные через месяц, через два начнут страдать от голода; тогда им придется удалить чернь из города, останутся только воины, а их в Пскове немного, и дело осады пойдет легче. Морозов нечего так уж сильно опасаться. Теперь по замерзшим болотам, рекам и озерам фуражиры могут туда отправляться за продовольствием, куда раньше они не были в состоянии достигнуть; поэтому съестные припасы и одежда будут, тем более что король послал в Ригу и Вильну требование к купцам, чтобы они привезли сукно и тулупы.

Баторий говорил в таком же духе. Он засел здесь под Псковом не для того, чтобы погубить свою армию, от сохранения которой зависит его собственная честь и достоинство; уничтожить войско — значит вонзить нож в свое собственное сердце. Необходимо переждать… Стоит занять нам новгородскую дорогу, — говорил король, — и осажденный город очутится в критическом положении, ибо он из Новгорода получает продовольствие и подкрепления. Стоит взять нам Порхов и Печерский монастырь, и войско наше будет иметь всего в изобилии, ибо за Порховом, около Старой Руссы, многолюдные и богатые селения.

Несмотря на эти доводы, Литовцы твердили одно и то же, что они не в состоянии долго оставаться, и прибавляли, что чем дальше, тем положение королевской армии будет хуже, а условия для неприятеля будут становиться лучше, ибо с наступлением зимы он будет получать новые вооруженные силы, которые летом с трудом могли являться. Литовские сенаторы советовали отложить ведение войны на будущее лето, когда лучше всего воевать с Москвитянами. Поляки заявляли, что они готовы оставаться до тех пор, пока только будет существовать возможность. Король просил не определять срока для снятия осады, а устроить новое совещание, когда явится надобность[841]. При помощи убеждения и примера королю и его гетману удавалось поддерживать мужество в войске. Замойский не раз лично бывал у самых траншей, в сфере неприятельского огня, подвергая свою жизнь опасности[842]. Кроме того, Баторий и Замойский прибегнули к одному еще средству, чтобы поддерживать бодрое настроение в армии. Пущен был слух о том, что будет устроен новый приступ, а для большей убедительности стали делать соответственные приготовления. 27-го октября возведена была за рекой Великой на два орудия батарея, с которой начали громить городские стены. Уже на следующий день было сделано отверстие, но слишком узкое; кроме того, оказалось, что у неприятеля за каменной стеной находилась еще деревянная, шириною в сажень, отчего задача устроить пролом делалась еще труднее. Тем не менее Венгры работали над устройством пролома весьма энергично. Осажденные, по обыкновению, доблестно отражали врага, осыпая его пулями, каменьями и обливая кипятком. Превосходство было на стороне осажденных: на один выстрел неприятельский они отвечали десятью. У осаждающих мало было и пороху, и пуль, вследствие чего приходилось стрелять изредка.

8-го ноября удалось венгерскому вождю Борнемиссе разрушить часть стены при помощи залпа из орудий. Венгры бросились в пролом, начали стрелять в неприятелей, многих убили, но этой перестрелкой дело и ограничилось, ибо нападающие встретили перед собою сильные преграды, хотя и взяли частокол и туры. Заметив между турами много мешков с солью, Баториевы солдаты хватали ее и тащили к себе в лагерь, ибо она была редкой приправой для их пищи[843].

На следующий день король приказал объявить армии, что так как добыть крепость трудно, то он решил оставить солдат на зимних квартирах в неприятельской стране. Сам же он поедет в Польшу, чтобы привезти оттуда и денег и подкреплений.

Это объявление вызвало сильное волнение в лагере. Одни обещали остаться, если будут иметь хорошие зимние квартиры; иные заявляли, что должны возвращаться домой, так как лошади пали, прислуга разбежалась и дальнейшее пребывание повлечет за собою для них большие потери. Были и такие, которые кричали, что не двинутся с места, пока им не будет уплачено жалованье. Замойский пригласил к себе почти всех ротмистров на пир, чтобы успокоить как-нибудь волнение, возникшее в армии при известии об отъезде короля. Но и это средство не подействовало сначала. Солдаты оказывали явное неповиновение и пренебрежение своим начальникам. Уплата жалованья прекратила бы волнение, но денег не было. Из Варшавы привезли незначительную сумму в 60 000 злотых, которой едва хватило на жалованье Венграм и Немцам. Позвали ротмистров к королю, который старался убедить их в необходимости зимовать под Псковом. Что денег нет, — говорил он — в этом виноваты сборщики податей, которые нерадиво исполняют свои обязанности. Но лучше претерпеть, нежели подвергнуть себя большой опасности отступлением от Пскова. Псков — ворота в Ливонскую землю, а поэтому, если принудить к сдаче этот город, вся эта земля достанется в наши руки без пролития крови. На зимних квартирах всего будет в изобилии, ибо выбраны они в многолюдных и богатых селениях. Он остался бы при войске, если бы не отзывали его в Польшу весьма важные дела, которые не могут быть решены в его отсутствие. Убеждения Замойского и Батория подействовали на армию. Волнение постепенно улеглось, и армия согласилась зимовать под Псковом. Успокоению волнения содействовало также известие, что скоро начнутся переговоры о мире, следовательно, являлась надежда на скорое окончание военных действий. Войско решило даже ввиду этого остаться на месте, не уходить из лагеря на зимние квартиры[844].