Пища богов (пер. Тан) - Герберт Уэллс

— Я хочу есть, — отвечал Каддльс полисмену, пробовавшему внушить ему элементарные понятия о праве собственности.

— Браво! Браво! — кричала толпа.

Но около колбасной лавки гигант был остановлен шестью полисменами, которые начали колотить его по ногам своими палочками.

— Послушайте, любезный, — сказал ему офицер полиции, — вам ведь не дозволяется уходить из места жительства. Пойдемте-ка, я провожу вас домой.

Не тут-то было, однако! Много времени истратила полиция, прежде чем ей удалось одержать верх над гигантом. Долго, говорят, гонялись за ним по улицам, возя с собой телегу, нагруженную канатами и цепями, предназначенными для того, чтобы заменить при аресте наручники, но поймать его не могли.

Убивать Каддльса не хотели.

— Он не принадлежал к числу заговорщиков, — сказал Катергам, — и я вовсе не желаю обагрять свои руки кровью невинного… пока не испытаю всех других средств, — прибавил он нерешительно.

Сначала Каддльс не понимал, что его хотят арестовать, а когда понял, то посоветовал полицейским не дурить и, прибавив шагу, скрылся от них. Уйдя подальше от Харроу-Роуд, где совершил ограбление булочной, он направился в Сент-Джонс-Вуд и уселся в чьем-то саду. Но тут полиция на него напала.

— Да оставьте вы меня, наконец, в покое! — воскликнул Каддльс, вскакивая и отправляясь далее через сады, при чем опрокинул несколько заборов, передавил цветники и попортил дорожки. Полисмены, однако, не отставали. Большинство из них бежали по улице, вдоль заборов, а один, особенно юркий и энергичный, следовал как раз по пятам гиганта. Когда последний вышел на Эджвер-Роуд, то произвел, конечно, обычное смятение в толпе полисменов (на этот раз некоторые были с ружьями), и один из них, конный, отдавил Каддльсу ногу, за что был им вышвырнут из седла.

— Не трогайте меня! — гаркнул опять несчастный гигант. — Я вам ничего не сделал.

До настоящей минуты Каддльс был безоружен, так как бросил свой заступ еще в Тайд-парке, но теперь, рассердившись, почувствовал необходимость вооружиться. С этой целью он вернулся назад, на товарную станцию Западной железной дороги, выломал там высокий железный штатив электрического фонаря и, взвалив его на плечи, побрел далее.

В Уолтэме он почему-то повернул к западу, а потом через кладбище вышел на Хайгет-хилл, откуда виден весь Лондон. Здесь он присел в чьем-то садике, спиною к дому. Был как раз полдень. Будучи с раннего утра на ногах, гигант устал, а преследования полиции и народа его рассердили. Теперь, впрочем, толпа ему уже не надоедала. Прохожие стали, видимо, несколько побаиваться рассерженного и вооруженного великана, так что близко к нему не подходили, а любовались издали, пользуясь различными прикрытиями.

— Чего они ко мне пристали? — бормотал Каддльс, сердито грызя ногти и глядя на огород, расстилавшийся у его ног. — Должен же я есть! Как будто нельзя оставить меня в покое.

Усталость, печаль, смущение и бессильная злоба отражались на его лице.

— Ничего не понимаю, — продолжал он бормотать. — Ничего не понимаю. Что я им сделал? Зачем они ко мне пристают? Никуда пройти нельзя!.. Вот еще!.. Людишки поганые!.. Работай для них! Ломай известняк!.. Ишь ты, скажите, пожалуйста!.. Никуда пройти не дают!

В эту минуту верхом на каменной стене сада появилась знакомая уже ему фигура полицейского офицера.

— Подите прочь! Не трогайте меня! — раздраженно гаркнул гигант.

— Я должен исполнить свою обязанность, — сказал полисмен, слегка бледнея, но с решительным выражением лица.

— Я вам говорю: не трогайте меня!.. Я так же хочу жить, как и вы… Я хочу есть, хочу думать, хочу смотреть… Кому я мешаю?

— Так велит закон, — полисмен продолжал сидеть на стене, — а закон не мы сочинили.

— Да и не я тоже — сказал Каддльс. — Это вы, маленькие человечки, сочинили его еще прежде, чем я родился… Хороши ваши законы! Не смей есть, не смей двигаться, не смей отдыхать, а только работай на вас!.. Головы преклонить некуда!.. Ишь, выдумали!

— Я тут ни при чем. Мое дело — не спорить и не доказывать, а исполнять закон.

При этом офицер перенес через стену свою ногу и приготовился спрыгнуть в сад, а сзади появились еще несколько полисменов.

— Слушайте, вы! — воскликнул Каддльс, побледнев и сжимая свою железную булаву. — Я вовсе не хочу с вами ссориться, только не трогайте меня.

— Подайте приказ! — стараясь быть спокойным, сказал полисмен одному из своих спутников.

Листок бумаги тотчас же очутился в его руках. Прежде чем прочесть приказ гиганту в подлиннике, он попробовал объяснить его своими словами:

— Вам, видите ли, приказано идти назад домой, в каменоломню. Ступайте лучше добровольно, а то будет плохо.

Каддльс только зарычал в ответ на эти слова.

Тогда полисмен громогласно прочел бумагу, а потом дал знак своим подчиненным, и над вершиною стены поднялись четыре фигуры с ружьями в руках. Фигуры эти носили мундир охраны от крыс.

При виде ружей Каддльс вспыхнул, вспомнил, как рекстонские фермеры охотятся за крысами.

— Это в меня вы хотите стрелять? — воскликнул он, вскакивая вне себя от ярости и страха.

— Если вы не подчинитесь закону… — начал было полицейский офицер, но тотчас же принужден был вновь перебросить свои ноги через стену и спрыгнуть на улицу, так как железная булава великана уже опускалась над ними с пятидесятифутовой высоты.

Бац, бац, бац! Раздались четыре выстрела тяжелых ружей, и одновременно с ними каменная стена сверху донизу треснула от удара великана, а осколки ее посыпались на улицу. Стрелявшие разбежались в разные стороны, но при этом на руку одного из них вместе с осколками стены попали и капли какой-то теплой красной жидкости.

Несмотря на страх перед гигантом, храбрые полисмены, отбежав на несколько шагов в сторону, обернулись, чтобы выстрелить вновь. Несчастный Каддльс, уже простреленный насквозь двумя пулями, свирепо обернулся в это время назад, чтобы посмотреть, кто так больно ранил его в спину. Бац, бац! — услышал он снова, и вслед за тем земля как будто ушла из-под его ног, дома, деревья, крыши неестественно быстро проскользнули перед глазами, а вместо них появилось чистое, голубое небо, как бы на расстоянии нескольких ярдов нависшее над его головой…

Один из зрителей, наблюдавших всю сцену с крыши соседнего дома, говорил, что спустя несколько секунд после падения Каддльс медленно поднял руку, приложил ее к ране на груди и потом поднес к глазам. Выражение лица его сделалось испуганным и плачущим. Затем рука великана безжизненно упала, а тело, содрогнувшись несколько раз, осталось недвижимым.