Три заповеди Люцифера - Александр Овчаренко

— Буду! — в тон ему ответил Киквидзе и рванул ящик письменного стола на себя. В это время Митяй одним прыжком преодолел разделяющее его и главу фирмы расстояние и ударом ноги задвинул ящик обратно, с силой зажав при этом ладонь Киквидзе. Последний взвыл от боли.

— Что-то он подозрительно прыткий! Может, у него там пистолет. — пояснил свои действия Митяй, глядя на Султана чистыми глазами.

— Идиот! — прошипел Киквидзе. — Я хотел показать Вам бумаги. Дела фирмы начинают выправляться. Недавно поступил крупный заказ…

— Давай я лучше сам посмотрю, — перебил его Мозговед и, открыв ящик стола, вынул из него гроссбух. — Это, что ли, твоя двойная бухгалтерия? Чего побледнел? Я угадал?

— Нет! Нет, это не то, что Вы думаете! — затряс головой Киквидзе. — Это мои личные записи.

— Вот и хорошо! — оскалился узбек. — Я страсть, как люблю чужие письма читать! Это конечно непорядочно, но чертовски интересно! Не трясись! Прочитаю и верну через недельку. В следующий понедельник приду за деньгами, но готов выслушать и деловое предложение, направленное на уплату долга.

С этими словами кредиторы покинули кабинет, оставив новоявленного миллионера в глубоком замешательстве. 

Глава 5

12 часов 10 мин. 9 октября 20** года.

г. Москва, ул. Краснопресневская-12,

Дом правительства

— Зря ты, Василиса, этим занялась, — с осуждением произнёс Еремеев Егорка, к которому Василиса обратилась за помощью. В начале карьеры Егор работал корреспондентом в отделе журналистских расследований в одном очень толстом и уважаемом журнале, поэтому имел связи как в милицейских кругах, так и среди сотрудников, посещавших «закрытый офис» на Лубянкой площади. — Я, конечно, подниму старые связи и попытаюсь тебе помочь, но положительного результата не гарантирую. Сейчас не девяностые, когда силовикам зарплату не платили месяцами, и они сами были рады нашептать мне на ушко за пару сотню баксов что-нибудь «горяченькое».

После того, как до Василисы дошла весть о насильственной смерти бывшего директора завода Бритвина, она ещё больше укрепилась в решении распутать это дело до конца.

— Егорушка! — захлопала Василиса ресницами. — Постарайся, ну пожалуйста! Мне без твоей подмоги, сам понимаешь, никак!

— Я же сказал, что попробую! — раздражённо повторил Еремеев, почти физически ощущая, как тонет в васильковых глазах просительницы.

Через два дня Еремеев сам поймал Василису в коридоре пресс-центра, и, понизив голос до шёпота, на бегу выдал всё, что сумел собрать по заданной теме.

— Короче, расклад такой: никто в причастность покойного Бритвина к аварии не верит, но в «конторе» по этой теме продолжают «копать»!

— Кто именно? — захлёбываясь от эмоций, торопливо уточнила Василиса.

— Есть один специалист, но тебе до него не добраться.

— Это почему?

— Да потому, что он работает по личному указанию Президента и директора «конторы». Поняла?

— А разве такие сотрудники есть?

— Оказывается, есть! По крайней мере, один точно есть. Я с ним не знаком, но из проверенного источника узнал, что зовут его Кантемир Каледин по прозвищу «Последний козырь Президента». Не знаю, действительно ли он так крут на самом деле, но его ещё называют «офицером для особо ответственных поручений».

— То есть, если этот офицер в игре, то дело стоит на контроле у самого Президента?

— Наверное, так, хотя его коллеги поговаривают, что после проведённого им расследования никаких дел не остаётся.

— Как это «не остаётся»?

— А вот так: то ли все документы мгновенно переходят в разряд засекреченных, то ли их вообще нет. Понимаешь? В природе не существует!

— И этот офицер занимается аварией в Энске? Значит, я права! Значит, не всё так просто!

— Не совсем так. Понимаешь, авария в Энске — не основная его тема. Чем он конкретно занимается сейчас, никто не знает. Однако аварией на Уральском металлургическом заводе он точно интересовался. Всё! Больше я ничего не нарыл.

— Егорушка, ты просто душка! — проворковала Василиса и чмокнула парня в щёку.

— Да ладно! Чего уж там! — зарделся Еремеев и с сожалением стёр носовым платком со щеки след от напомаженных губ юной прелестницы.

14 часов 30 мин. 10 октября 20** года.

г. Москва, Воробьёвы горы,

МГУ им. Ломоносова

Лекция закончилась полчаса назад, но Василий Васильевич ещё находился во власти политических хитросплетений Российской империи. «Внешняя и внутренняя политика Российского государства в начале ХХ века» — была для доктора исторических наук Василия Васильевича Штуца любимой темой. Выйдя из университета, Василий Васильевич продолжал размышлять о роли личности в историческом процессе, как вдруг его кто-то бесцеремонно схватил за локоть. — Здорово, Вась-Вась! — прозвучал надтреснутый голос над самым докторским ухом. Василий Васильевич повернул красиво посеребрённую благородной сединой голову и встретился глазами с колючим взглядом Тушкана.

По паспорту Тушкан был Сусловым Родионом Рудольфовичем, но об этом помнил разве что он сам да участковый милиционер. Для всех Родион Рудольфович был Тушканом, несмотря на то, что давно разменял пятый десяток, и юношеская кличка явно диссонировала с внешним видом взрослого мужчины и казалась откровенной насмешкой. В далёкой студенческой юности Родион, или попросту Родька, был студентом и учился со Штуцем на одном курсе, и даже в одной группе. Был Родька профессорским сынком, поэтому вёл весёлую и во многом беспутную жизнь. Страсть к красивой жизни привела Родьку на скользкую и опасную по тем временам стезю фарцовщика. Однако судьба хранила бесшабашного студента, и милицейские наряды, патрулировавшие районы гостиниц и аэропорты, прошли мимо Родьки. Из университета он ушёл сам: охладел к учёбе, нахватал «хвостов», и после летней сессии в университете его больше никто не видел. Ходили слухи, что Родион окончательно стал на кривую дорожку и накрепко связался с криминалом.

— Здравствуй, Родион. — с удивлением поздоровался Штуц, который с трудом узнал в постаревшем, потасканного вида мужчине бывшего однокурсника.

— А ты, Вась-Вась «забурел»! — восхищённо произнёс Тушкан, оглядывая Штуца с ног до седой головы. — Ишь, какой важный стал, чисто профессор!

— А я и есть профессор, и к тому же доктор исторических наук. Ты не знал? — с удовольствием похвастался Василий Васильевич.

— Да откуда мне знать, если я в родные «палестины» только месяц назад заявился!

— И где ты соизволил пропадать? — вежливо, но через силу поинтересовался доктор исторических наук.

— И где меня не носило! Рассказывать долго, но интересно. Потом как-нибудь за кружкой пива поведаю.

— Жду не дождусь! — поморщился профессор, которому разговор с бывшим другом юности явно был в тягость.

— Слушай, Штуцер, а я ведь к тебе по делу. Заработать хочешь?

— Да ты меня никак на «гоп-стоп» [24] приглашаешь? — уже не скрывая иронии, усмехнулся Василий Васильевич. Ему очень не понравилось, что Тушкан вспомнил его студенческую кличку, да и панибратская манера общения бывшего однокурсника вызывала в профессорской душе внутренний протест.

— Тебя на «гоп-стоп»? — удивился Тушкан. — Да что ты, книжная душа, об этом знаешь? Хоть морда у тебя и широкая, и ты целую холку сала наел, а всё равно жидковат ты для этого дела. Так что ты, корешок, лучше учи своих желторотых студентиков, как в семнадцатом Зимний брали, а знанием уголовного жаргона не щеголяй!

— Я тебе не кореш! Говори, за чем пришёл. Впрочем, мне это неинтересно, так что не напрягайся.

— Как скажете, профессор. — с показным равнодушием согласился Тушкан. — Значит, «Ближний круг» — не твоя тема?

— Что ты сказал?

— Чего это Вы, господин профессор, глазки-то выпучили? Или не ожидали из моих прокуренных уст что-то подобное услышать? Вы, уважаемый доктор исторических наук, наверное решили, что я изволю только по «фене» выражаться! Ай-яй-яй, профессор! Как же Вы меня не оценили! Ну и фраер ты, Штуцер! Думаешь, только тебе высшие материи подвластны? Значит так: или ты берёшься провести экспертизу текста, разумеется, негласно, и получаешь за это пять «кусков», или я в тебе ошибался, и мы расходимся, как в море корабли!

— Что за текст? — оживился профессор. — Покажи!

Тушкан взмахнул рукой, и из рукава потёртого демисезонного пальто выскочили свёрнутые в трубочку десять ксерокопированных листов из «Оперативного журнала» покойного Иосифа Киквидзе.

Штуц быстро пробежал глазами пару листов текста.

— Откуда это у тебя?

— Я так понимаю, что вопрос носит чисто риторический характер? Или ты действительно считаешь, что я прямо сейчас возьму и выдам тебе информатора? Ты мне лучше без уловок скажи: берёшься за работу или нет?