Икона для Бешеного 2 - Виктор Доценко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Химик достал пипетку, опустил ее стеклянный кончик в пузырек с прозрачной жидкостью.
Бритый крикнул подручным:
Держите голову этого Ната Пинкертона, да покрепче, чтобы не трепыхался. Препарат денег стоит, нельзя, чтобы пролили просто так, без нужды…
В Рокотова вцепились крепкие руки помощников Бритого. Один из них схватил Константина за волосы и потянул голову назад.
В этой пипетке — ответ «нет», — медленно, с наслаждением, произнес Бритый. — Если согласишься отдать нам бумаги покойного Ангулеса, тогда Химик впрыснет тебе ответ «да», и тебе сразу станет легче.
Рокотов захрипел, инстинктивно сопротивляясь. Но тут его больно ударили в низ живота, и он широко раскрыл рот, хватая воздух. Именно в этот момент Химик ввел пипетку в нос Рокотову и влил жидкость глубоко в ноздрю.
Как по команде, Рокотова отпустили.
Он попытался было встать, но тут же схватился за горло. Его глаза выкатились из орбит, посиневший язык высунулся изо рта. Константину показалось, что ему в глотку влетел осиный рой. Рой мотался в груди, рвался наружу через каждую пору в теле, нещадно жалил миллионом острых жал, царапал миллионами крючковатых лапок, раздирая его живую плоть изнутри.
Итак, скажешь, где бумаги? — донесся до его слуха спокойный голос Бритого.
Рокотов отчаянно закивал головой. Ему уже было все равно, лишь бы вымести из себя этот дикий осиный рой, свободно вздохнуть…
Над ним снова склонился Химик и что‑то накапал из другой пипетки. Как по волшебству, боль мгновенно прекратилась.
По лицу Рокотова сбегали не ручьи, а целые потоки пота, он отчаянно кашлял, старясь выплюнуть остатки осиного роя. Глаза его слезились, но жизнь медленно возвращалась к нему.
Воды… — прохрипел он. — Дайте воды, мать вашу…
— Дайте ему воды, — разрешил Бритый и деланным тоном добавил: — Что мы, звери, что ли?
Вероятно, Рокотова неправильно поняли. Вместо того чтобы дать воду в стакане, на него снова обрушился поток ледяной колодезной воды из второго эмалированного ведра
Константин вновь зашелся болезненным кашлем.
Ну и кретины! — выругался Бритый. — Заставь дурака молиться, так он лоб расшибет! На кой ведро притащили, остолопы? Дайте ему воды в кружке. Иначе он и слова сказать не сможет. Если спазмы начнутся, значит, все зря…
Рокотову быстро принесли воду, и он жадно выпил всю кружку до дна.
Вернемся к нашим бумагам, — предложил Бритый. Он сидел в том же кресле, где до него находилась Людмила. — Чтобы не возникло путаницы, поясню для малопонятливых: мне нужны от тебя те бумаги, что достались тебе от Ангулеса, когда ты занимался делом той самой веселой вдовы, что сейчас валяется связанная на кровати. Если честно, то мне лично эти бумажки на х… не сдались. Но заказчик за них платит. И значит, я их от тебя получу во что бы то ни стало. Кстати, рядом с твоей бабой сейчас стоят двое моих бойцов, смотрят на нее и ждут, когда получат разрешение ее развязать. Но не для того, чтобы освободить, а потому, что связанную бабу трахать сложно. Мы же не извращенцы какие‑то… Мы нормальным способом трахаться привыкли… Итак, где бумаги?
Константин слушал долгую речь Бритого, молчал и только потирал шею. Он лихорадочно размышлял. Помощи было ждать неоткуда: в офисе не знали, где он находится. Савелий, прежде чем они расстались, предупредил, что дела требуют его присутствия в другом месте. Ситуация казалась безвыходной. Вероятно, придется пожертвовать бумагами…
Бритый по–своему растолковал затянувшееся молчание Рокотова.
И на этот случай, случай твоего молчания, чтобы освежить твою память, у нас есть свой приемчик! — весело произнес он и кивнул кому‑то из подручных.
Тот моментально исчез.
Бритый обернулся к Рокотову:
Действует безотказно. Да ты сейчас сам увидишь. — Он хитро подмигнул.
На террасу взбежал парень с огромной немецкой овчаркой. У той язык свесился до самого дощатого пола террасы, и с языка капала слюна. Сегодня был очень жаркий день, и кобелю в его теплой шкуре было невыносимо жарко.
Я тебя снова Химику не отдам, — сообщил Бритый. — Он парень толковый, но иногда с дозой ошибается, не дай Бог, ошибется… А нам приказано бумаги из тебя выбить любой ценой.
Это кем же приказано? — выдавил Рокотов.
Бритый внимательно посмотрел на него:
А я тебе честно скажу кем, — неожиданно произнес он. — Я сегодня добрый. Да и не в русском характере отказывать в последнем желании обреченным на смерть. Приказал нам добыть бумаги господин Горст. Слышал про такого? Большой человек из Государственной Думы. Я и мои ребята с ним давно работаем, еще со времен КГБ. Как наш отдел расформировали, так он сразу нам создал специальную структуру, где мы сейчас и трудимся.
Кем же вы работаете? — нашел в себе силы поинтересоваться Константин.
Рокотов старательно тянул время, однако еще сам не зная, зачем.
По своему основному профилю, как в КГБ! — весело ответил Бритый. — Дворники, ассенизаторы мы или, как говорит один из героев ментов, санитары леса. Чистим территорию, то есть людскую территорию, выводим грызунов… Таких, как ты, мелких и поганых.
Это еще неизвестно, кто из нас грызун. прохрипел Рокотов.
Бритый сочувственно хохотнул:
Как мне нравится видеть такие примеры предсмертной отваги! — И тут же посерьезнел: — Только ведь никто это не оценит… В газетах про тебя не напишут. Семья тобой гордиться не сможет. Тебе посмертно не вручат орден. Даже косточки твои никто не найдет. Разве что бродячий пес… Кстати, насчет пса! Мы совсем забыли!
Бритый сделал знак подручным, и те притащили из домика плачущую Людмилу. Ее чудесное платье было разорвано, и сквозь дыры виднелась сочная женская плоть.
Бритый весело хлопнул в ладоши, словно дрессировщик в цирке:
Приступим! Выпускай песика! А то засиделся он в машине‑то…
Тот, что держал пса, ослабил поводок. Пес зарычал и немедленно двинулся на Людмилу. Константин успел отметить про себя, что это было довольно странно: из всех присутствующих на террасе пес выбрал именно ее! Но тут же Рокотов понял почему…
Пес рвался на поводке, стремясь приблизиться к Людмиле. Он зверел на глазах, его розовое собачье достоинство обнажилось и оказалось далеко не маленьких размеров. Пес словно обезумел. Он хотел только одного. Он хотел трахнуть Людмилу.
Людмила это поняла, и в ее глаза мелькнул животный страх. Представить себе, что на глазах десятка мужиков тебя отымеет немецкая овчарка…
В принципе, — спокойно заметил Бритый, — нет большой разницы между суками и бабами, потому что у них примерно одинаковое устройство. Ну там, между ног… Песик наш специально натренирован на сексуальных атаках. Ему не обычную собачку подавай. Ему женщина нужна. А у него, кстати, уже с неделю, как ни одной бабы не было… Смекаешь, мужик? Итак, где бумаги?
Константин не успел ответить. Тот, кто держал поводок, не сумел совладать с яростью мощного пса, и кобель вырвался на свободу. В огромном прыжке он устремился к Людмиле. На террасе разом охнули от неожиданности. Но тут же одна неожиданность сменилась другой.
Не успев в прыжке преодолеть и половину пути, пес как‑то странно взвизгнул, перевернулся в воздухе и тяжело рухнул на деревянный пол. Из глубокой раны в его пробитой голове вытекла струйка крови. Рядом с головой валялся большой камень, который и пробил собачью голову.
Бритый вскочил, и все одновременно посмотрели на лес. Все, кроме Константина, который встал и на слабых ногах заковылял к Людмиле.
Спасение явилось оттуда, откуда его можно было меньше всего ожидать. Собственно, Константин так и не понял, кто же они, их нежданные спасители.
Это были здоровенные, длинноволосые и бородатые, крепкие парни славянской внешности, в длинных черных одеяниях, похожих на монашеские. Да и вооружение у них было странное — сплошь пращи да топоры. Кое‑кто вообще обходился без этого, на бегу засучивая широкие рукава и обнажая огромные кулачищи.
Кто‑то из охранников Бритого вскинул оружие — короткоствольные автоматы, — но от них оказалось мало толку. Автоматы тут же были выбиты из рук камнями, умело пущенными из пращи.
Палачи Рокотова и Людмилы не успели опомниться, как терраса наполнилась людьми. Размахивая топорами и кулаками, они раздавали удары направо и налево. Стены и пол мгновенно покрылись кровью.
На полу валялись визжащие люди, которые бились, как раздавленные жуки, без рук, ловко отхваченных острыми, как бритва, лезвиями. Кое‑кто из тех, кто пытался оказать сопротивление, тут же лишился еще и головы.
Бритый попытался было удрать через перила, но повис на них с поясницей, перебитой обухом брошенного ему вслед топора. Он так и висел, отчаянно захлебываясь собственным криком, не в силах двинуться в места, потому что всю его нижнюю часть тела мгновенно парализовало. Впрочем, он не дожил с этой мукой до старости. Кто‑то сжалился над несчастным и обухом того же топора стукнул его в темя, после чего Бритый затих навеки.