Воспитание грубиянки (СИ) - Форс Элен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вспомнил случай в мастерской, как избил до полу смерти отморозков. Тогда я не ошибся, это был не первый случай моего помутнения.
— И вот мы как-то подрались, втроем сцепились в клубок, не расцепить. Ну, мелкие были. Нас разняли и в наряд отправили отрабатывать, пока не уладим наши разногласия. Мы там чуть не взвыли, первые часы пихались, кидались словцами, потом разговор пошел… Как выяснилось, у Рыжего, Натана, семьи не было, детдомовец он был, поэтому был такой затравленный, злой. У тебя отчим конченый был, который и запихнул тебя в армию в горячую точку, чтобы ты, может, живой не вернулся из неё. Ты тогда, кстати и рассказал, как он тебя в психушку вместо летних пионерлагерей отправлял, лишь бы не видеть, и видимо надеясь, что ты там сойдёшь с ума. Ты не верь газетам, ты псих, конечно, Джо, но не из тех, кого в больничке класть надо.
Внутри меня все напряглось, какая-то далеко знакомая мне ненависть и обида подступила к горлу, словно давно забытое опять вырывалось наружу. Я непроизвольно сжал кулаки и стиснул челюсти.
— А я… Я был всего лишь пацан, сын алкоголиков, которые по пьяни, чуть не продали меня педофилу. Вообщем, троица у нас собралась, как на подбор. До сих пор не понимаю, как нас отобрали? Мы же были “больной, еще больнее”. После того наряда мы стали лучшими друзьями, и в Москву вернулись вместе. — Виталик рассказывал быстро, не глядя на меня, не отравно глядя то на дорогу, то на Женю, которая тоже внимательно слушала его рассказ.
Дом.
То, что обо мне рассказывал Виталик никак не было похоже на то, что писали в интернете.
— Значит этот грузин, Дато Жонишвили, который на фото рядом со мной везде в интернете, мне не отец? — спрашиваю его, испытывая странное чувство неприязни.
— Нет. Тебе было, кажется, семь, когда твоя мама вышла за него. Это очень болезненная для тебя тема, ты мало о ней распространяешься.
— А где мой отец?
— Он умер, что-то с сердцем. — друг повернул в другой дачный поселок, не такой помпезный как, где жила моя семья, но дома были тоже внушительными. Здесь. Мне нравилось больше. — Мне жаль, брат.
Я не знал, куда ехал Веталь, но узнал нужный дом еще издалека, его верхушку — крышу. Я знал это место, и когда мы подъехали, он набрал кому-то по мобильному и попросил открыть ворота.
Ворота стали открываться, и мы взъехали во двор, Олег за нами. Передо мной открылся простойный двор, так хорошо мне знакомый, и я поспешно вышел из машины, чтобы оглядеться.
Я здесь вырос. Я просто понял это, моё сознание сказала это мне, не подбрасывая воспоминаний.
— Дорогой мой! — знакомый и очень взволнованный голос откуда-то за машиной, заставил обернуться в поисках говорившего. Мне навстречу шел мужчина в возрасте с полностью седой головой, он был удивлен и радостен одновременно. В уголках его глаз собрались слезы. — Мальчик мой!
— Дядя Витя, я вернул его домой! — Веталь галантно помогал вылезти Жене из машины. Когда мужчина заключил меня в теплые объятия, я продолжил стоять столбом, чувствуя что я действительно дома. Брат Жени неловко стоял у машины, разглядывая особняк. — Только, наш Джо, не помнит ничего, поэтому не удивляйся его странностям.
— Главное, что руки и ноги целы! — он махнул рукой и похлопал меня по плечу. К этому человеку я испытывал отеческие чувства.
— Ну, это все, что у тебя осталось.
— В смысле?
— После твоей смерти, которая зафиксирована официально, весь твой бизнес, имущество, недвижимость отошли матери и ее мужу, как единственным родственникам. — Веталь развел руками, глядя прямо мне в глаза. Но внутри меня ничего не екнуло, мне было безразлично на деньги и состояние.
Внутри снова что-то неприятно зашевелилось.
— Давайте, пройдем в дом и попьем чаю! — предложил дядя Витя и мы направились за ним. Олег с Женей старались молчать, а я терялся, странно чувствуя себя.
— Да, дядя Витя, это друзья Джо, Евгения, она хирург, заштопавшая нашего Джо между прочим, и судя по всему блистательный, а это ее брат — не помню его имени. — судя по представлению друга, девушка ему точно понравилась. А эта уверенная женщина продолжала смущаться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Мы вошли в дом, в котором пахло чьим-то родным и знакомым. Я оглядывался по сторонам, в поисках чего-то, что расскажет мне — кто я? Может быть здесь был какой-то намёк на личное…
— Я не трогал ничего. — сказал дядя Витя, провожая нас к кухне. — Как Вы с Эммой пропали… так и осталось все на своих местах. Боялся даже пыль вытирать.
Эммой? Той самой Эммой?
Я резко остановился.
Дом.
Трудно описать охватившие меня эмоции. Я практически видел красивую девушку в этом доме, расхаживающую в коротком платьице. Можно было предположить, что Эмма, о которой говорит дядя Витя, всего лишь тёзка. Совпадение. Но что-то подсказывало мне, что таких совпадений не бывает.
У меня что-то было с Эммой.
Виталик с грустью посмотрел на меня, потом на дядю Витю, качая головой. По лицу друга я понял, что скрывалось ещё что-то нехорошее, что мне не понравится.
— Ты сядь лучше сначала, рассказ длинным будет. — проговорил друг, не решаясь начать.
— Кто такая Эмма? — внутри что-то странно шевельнулось, я вспомнил фотографию и рыжую балерину. А потом ее же, только беременную. Я даже не заметил как с силой сжал деревянный стол, по которому побежала трещина.
— Джо… — Женя испуганно смотрела на меня. Таким она не видела меня, и сейчас была парализована от происходящих метаморфоз.
— Сначала чай. — заключил дядя Витя, но мне совсем было не до чай, я готов был разломать этот стол на части.
Мы все расселились в темной комнате, ожидая, когда закипит чайник. Олег пропустивший рассказ Веталя, вообще в нетерпении топал ногой, заметно нервничая. Женя, покрытая красными пятнами, села напротив Виталика и молча ждала. Я уже больше не мог терпеть.
— Начните уже с чего-нибудь! — голос так и сквозил раздражением. Во мне проснулись приказные нотки.
— Ну ты уже понял, что у Вас отчимом не очень хорошие отношения были. И я более, чем уверен, что это он заказал тебя… Доказательств нет, но больше у тебя врагов не было. — произнёс друг, нервно крутя в руке зажигалку.
— Меня нашли в праздничном фраке. — прошептал я, чувствуя, что нащупал нечто важное. — Что было в тот день?
— Это был день твоей свадьбы. — еле слышным голосом прошептал Виталик. В этот момент засвистел чайник. А перед моими глазами снова всплыл сон и гостиничный номер, ковролин, пропитанный кровью, кровать с балдахином и два тела. Моих два друга, оба в крови. Один лежал с ножевой раной и прикрытыми глазами, Натан, тот, что рыжий. А второй был с разбитой головой. Он практически лежал на нем.
Я вскочил, чувствуя новый приступ злости. Внутри все клокотало. Эти смерти были совершены в день моей свадьбы, кто-то убил моих друзей. Я посмотрел на Виталика, прямо ему в глаза, и увидел боль, он тоже скорбел по ним, тоже чувствовал это. Мы поняли друг друга без слов.
— Я хочу его смерти. — прошипел я чужим для меня голосом. Друзья вздрогнули, особенно Олег, которому как менту, вообще, было слышать это странно. — Отомстить за все…
— Он опасен, Джо! — друг покачал головой раздосадованно. — У него много власти, и у него Эмма.
Снова это имя, это она моя невеста.
— Эмма. — повторил я и понял, что речь о девушке с фотографии, к которой обращался охранник. — Я видел ее: рыжая и беременная… У ее мужа или папика дом недалеко от того дома…
Они вновь переглянулись, обмениваясь мысленно какой-то информацией, и меня это уже напрягало. Дядя Витя и Виталик странно смотрели друг на друга, словно без слов договариваясь о чем-то.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Эта которая на твоей фотографии? — уточнила Женя, слегка злорадно, что не укрылось от Виталика. А во мне помимо злости заклокотала ревность, ангел о котором я мечтал — принадлежит другому. И судя по всему, она бросила меня ради другого.
— Джо, Эмма — твоя невеста. — сказал дядя Витя, словно забыл уже, что я ничего не помню! И меня накрыло с головой, я непроизвольно запустил вазой в стену. Ее живот. Женя испугалась, дернулась, а Олег встал, готовый закрыть собой сестру. Виталик же с дядей Витей не удивились, вот значит какой я был… Для близких вспышки моего гнева были нормой.