Воспитание грубиянки (СИ) - Форс Элен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зубы заскрежетали от злости. Я понимал, что он прав.
— М-да, Витя, не хилая Санта Барбара у тебя! — не выдержал Петя. А Виталик так вытаращился на него, не сразу поняв, что это про меня. А когда, дошло захохотал над Витьком.
— Ждать придётся. — продолжил задумчиво дядя Витя. — Нужно, чтобы память у тебя вернулась, ты много что успел раскопать про отчима, папка у тебя была со всеми его махинациями. Хотел прикрыть его, но не успел. Да и сильнее ты будешь Джо, когда в голове твоей все встанет на место. Не нужно без повода подводить Эмму с ребеночком под удар…
— Сколько ждать? — прошептал я. — Я три месяца хожу так, и ничего и не вспомнил! Сколько мне нужно будет времени? Еще три года, а может быть пять? Пока мой ребенок в школу не пойдет?
— Дома ты начнешь вспоминать быстрее. — уверенно сказал Виталик. — Нужно неделю подождать, посмотреть динамику.
— Херь это! Времени нет!
— Ты должен принять и то, что, возможно, Эмма не захочет быть с тобой несмотря ни на что. — дядя Витя говорит грозно и серьезно со мной. Глаза у него блеснули. — Ты очень сильно обидел девочку. Дважды… Такое мало кто прощает. Я тебе не дам в третий раз ей сделать больно. Если она не захочет, ты только через мой труп заставишь ее снова против своей воли жить с тобой!
Дом.
Я отмахнулся от них и пошел осмотреться в доме, который якобы был мой. Я не помнил ни расположения комнат, ни мебели в них. И несмотря на то, что на стенах висели мои фотографии, я все равно ничего не узнавал. Здесь было как-то пусто.
Фотографии были в основном из моего детства и моих настоящих родителей. Я был точной копией своего отца: темные волосы, упрямое лицо, прямолинейный взгляд. Я словно смотрел на своё отражение. Я приложил руку к фотографии, где мы были всей семьей: я совсем маленький сидел на плечах у папы, а мама рядом держала его за руку. Эти фотографии — все что осталось у меня от семьи. Даже воспоминаний не было.
Я слегка стукнул по стене и пошел дальше. К моему удивлению, в моем доме была библиотека, очень светлая и уютная. Я стоял посередине комнаты, рассматривая корешки книг, не помня — читал ли я их. Постарался расслабиться, закрыть глаза, поискать в голове ниточки памяти, но внутри все молчало. Только сердце рвалось из груди.
На журнальном столике у дивана лежала красная книга “Город женщин”. В голове тут же вспыхнула картинка.
Эмма в бежевом плаще, такая красивая и не доступная, с книгой в руках, смотрит на меня — бросает злые взгляды, щеки горят. В ее глазах было столько презрения и ненависти. А я хочу я до потери сознания. Не слышу даже звуков окружающий меня, так сильно отбивает сердце в голову. Вновь почувствовал приступ ярости и возбуждения одновременно. Она была моей женщиной. Была. И теперь она, беременная моим ребенком, живет с кем-то вдалеке. Это было невыносимо. Не смогу ждать… Сжал книгу до одурения, ее книгу, которую она читала. Потом раскрыл и ее зарылся носом, вбирая в себя запах, хотел найти частичку её.
— Джо. — прошептала Женя у самого уха, даже не слышал как она вошла. — Прости меня, пожалуйста.
— За что? — немного резко ответил я, раздражённый, что она прервала мои мысли.
— Что не сразу сказала, что видела статью о тебе. Я думала, что в прошлой жизни тебя ничего не ждет хорошего, как оказалось так и есть, но у тебя будет ребенок… — ее голос немного отдавал грустью. И я повинуясь порыву, обнял ее, прижимая к себе, немного потеревшись о нее своим стояком, что не могло от нее укрыться. Она усмехнулась и отстранилась от меня. — Ты первый мой пациент с таким тяжелым случаем, даже не знаю, как тебя лечить.
— Все хорошо, Женька, я не держу на тебя зла. Напротив, я безумно благодарен Вам с братом, Вы такие крутые!
Она снова обняла меня, прижавшись щекой к груди.
— Знаешь, так удивительно, ты был так слаб и ничего не помнил, а уже тянулся к ее фотографии, гладил, спал с ней. Я думала, что это просто эротическая картинка, таких много. Но кто бы мог подумать? А? Меня никто никогда так не любил. — последние слова она сказала с такой грустью и сожалением, по-женски, что мне захотелось ее успокоить. — Прости, что стояла между Вами…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Я не успел ей ответить.
— Рано ставить крест на себе. — раздался голос друга, а затем появился и он сам, подмигивая мне. И в чём-чём, а в том, что не меня он пришел утешать, я был уверен. Показал я ему средний палец, чтобы Женя не увидела и, этот, слюной не захлебнулся. — И, кстати, неприлично обнимать чужих женщин.
— А мы не чужие друг другу. — ответила ему в такт Женя, поравнявшись. Она была высокая, может под метр восемьдесят, но Виталик все равно был намного выше и крупнее, он возвышался над ней, смотря пытливо сначала на нее, потом на меня, без слов спрашивая “У Вас было что-то с ней”. Я еле заметно покачал головой. Хоть у кого-то было все хорошо.
— Тебе придется пока посидеть тут, я привезу продукты. Ок? И никакой самодеятельности, дядя Витя за тобой присмотрит. — он пригрозил мне пальцем, как будто он был моим старшим братом.
— Я приготовлю чего-нибудь вечером. — сказала Женя и направилась вниз, это женщина любила все контролировать. Друг проводил ее взглядом, поджимая губы, а затем спеша за ней, не желая оставляя одну.
Я снова остался один, держа в руке книгу, и не нашел ничего умнее, чем сесть и начать читать ее, чувствуя, что так я могу прикоснуться к Эмме, ее мыслям, подумать как она.
В нескольких километрах от меня она была в доме под током с моим отчимом, возможно она ложиться с ним спать, целуясь и он лаская его. И она будет стонать перед ним, возможно, в этой самой пачке. В моих руках захрустела книга, корешок поломался. Почитать не удалось…
Нет, я должен поговорить с ней. Прямо сейчас… К черту все.
Эмма.
Самый долгий год моей жизни. Дальше будет только хуже?
Буддистские монахи могут позавидовать моей выдержке и обетам. Я дала себе установку ни о чем не думать о будущем. Нужно просто жить, ради моего ребенка. Когда он родится, я выберусь из всего этого, а пока мне нельзя нервничать.
За этот год моя жизнь из обычной офисной, ничем не примечательной превратилась в что-то растоптанное и не подвластное ее хозяйке. А все начало с той проклятой электрички и встречи с Джо. Меня за что-то как будто карали. По моей жизни прошёл ураган. Я бы никогда не поверила, что мой отец мне не отец, а настоящий отец — авторитет по кличке “Лис”, и что мой жених будет сыном миллионера — извращенца, которого спалят в его машине, после того, как я застукаю его с проституткой. И теперь его отчим хочет не просто трахать меня, а уничтожить.
Я постаралась откинуться в машине, которую ненавидела. Ноги стали отекать с беременностью, и маячок на ноге сильно давил, иногда это давление было настолько невыносимым, что я не могла спать всю ночь.
В машине я пыталась отвлечься: думать о чем угодно, но мысли вновь и вновь возвращались к Джо. Я запретила себе думать о нем, хотя иногда глядя на луну, и мысленно воя как волк, я думала о нем, скучала по ласке и как себя чувствовала, когда мы были вместе.
Для меня парень умер в той гостинице. Превратился в пыль. В ничто. Между нами все было покончено. Но я не хотела ему реальной смерти. Пусть жил бы без меня.
Я вновь и вновь думала о нем. Сначала с ненавистью, перед глазами так и стояла рыжая шлюха, насасывающая ему. Внутри все обрывалось, Джо растоптал меня, предал… Но потом я думала о его руках, которые покрывали все моё тело. О его глазах, которые умели выражать столько эмоций и чувств. Я отчаянно скучала по Джо, лишь только ночью позволяла плакать по нему в подушку, пока никто не слышит и не видит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Я вздохнула, горло саднило. Я постоянно сдавливала в себе чувства и слезы, от чего внутри что-то надорвалось. Я была сломана.
Заметно выросший живот отпугивал Дато, и он стал ходить реже; за последний месяц он зашел всего один раз. Долго трогал грудь и вздыхал — рассказывал, как отымеет меня еще в палате после родов. Я переставала чувствовать тошноту в такие моменты. Моя душа выходила куда-то из тела и отправлялась на прогулки, стараясь не думать, что в этот момент происходит с ее телом. Я отключала слух, чтобы не слышать Дато.