Песнь пророка - Пол Линч

не получится, не будут они нарушать режим прекращения огня, побоятся санкций, все хотят, чтобы это поскорее закончилось. Борода сражается с бритвой, дорожка гладкой кожи растет с бесконечно малой скоростью. Тот высокий парень, что заходил вчера, хорошенько порылся там, наверху. Бритва замирает у нее в руке, она кладет ее в миску с водой и берет отца за руку. Что за парень, пап? Сама знаешь. Саймон недобро косится на нее, словно Айлиш в чем-то провинилась. Папа, почем мне знать, о ком ты говоришь? Высокий парень, один из твоих. Моих? Один из твоих внуков, что ли? Это вряд ли. Да, говорит Саймон, это он и заходил около трех. И что ему было нужно наверху? Она смотрит, как Саймон закрывает глаза, ее взгляд проникает сквозь полупрозрачную кожу век, в его разум, она вытряхнет правду из его черепа, заставит отца вспомнить. Айлиш опускает бритву в воду, с силой проводит лезвием по лицу, рука Саймона протестующе поднимается, капля крови катится по подбородку. Ты говоришь о Марке, спрашивает она, ее голос срывается, Айлиш невидящим взглядом обводит комнату, останавливаясь на стульях вокруг стола. И как ты понял, что это Марк, постой, сейчас достану салфетку. А кто еще это мог быть, отвечает Саймон, я спросил, ты один из сыновей Айлиш, он ответил, что да, потом вошел и сказал, что хочет помочь. Хочет помочь, повторяет она, помочь с чем? Не знаю, с тем или с этим, сказал, что хочет помочь с садом. Она выходит на кухню, набирает пригоршню холодной воды, подносит ее к лицу, стоит у двери на веранду, разглядывает подстриженную живую изгородь, недавно прополотые клумбы, видит Марка, как прошлым летом тот стоял в саду в рабочей одежде. Приклеив клочок салфетки к отцовскому лицу, продолжает брить вокруг полуулыбки, и он закрывает глаза. Она что-то ему говорит, замечает, что он уснул, под ее рукой гладкий подбородок, она вытирает полотенцем розовую кожу. Айлиш выходит в коридор, снимает с вешалки его пальто, расстегивает у ворота, возвращается в гостиную, садится в материнское кресло, достает из кармана белый ярлычок, на котором написаны его имя, адрес и номер ее телефона, и пришивает ярлычок к лацкану. Прислушивается к пустому дому, различая голоса наверху, мать зовет их обедать, шаги гремят по лестнице, огонь тикает, будто обезумевшие часы, будто разговаривает со временем, поленья выплевывают время, запасенное в дровах, Айлиш размышляет, что время одновременно сложение и вычитание, время прибавляет следующий день, отнимая от того, что осталось, спящий медленно дышит. Это тело дышит разумом, это сердце будет биться в груди мужчины до тех пор, пока он не потерпит окончательное поражение, и она ловит себя на том, что тянется к его руке, шепчет, ты у меня лучший на свете.

Тихо ступая, она подходит к передней двери, открыв ее, выдвигает и фиксирует задвижку, уже на крыльце зажигает сигарету. Сумерки переходят в ночь, легкий дождь пятнает дорожку, по улице, игнорируя комендантский час, движется фигура. Она видит сгорбленную спину подростка, оба одновременно затягиваются, подросток прикрывает сигарету ладонью. Он проходит мимо, но спустя мгновение она слышит, как из-за угла выезжает джип, она вжимается в стену, видит на переднем сиденье двух патрульных повстанцев, наблюдает, как мигающие подфарники отражаются в соседских окнах, когда автомобиль тормозит. Айлиш идет к калитке, шепотом приказывая мальчишке бежать, однако он оборачивается лицом к джипу, двое мужчин окружают его, он пожимает плечами, повстанец хватает его за руку, разворачивает и толкает к машине, чтобы надеть наручники. Закатав рукава, Айлиш выскакивает за калитку с криком, что вы делаете с моим сыном? Ей удается застать их врасплох, руки, державшие подростка, разжимаются, повстанец разворачивается, встречая ее взглядом, который она не может прочесть в темноте. Теперь она не какая-то прохожая тетка с улицы, Айлиш обретает ту ипостась, в которой она совершенна, меч в устах, этот мальчишка — ее сын, она хватает его за рукав и встряхивает, я же велела тебе не выходить на улицу во время комендантского часа, а ну марш домой. Она встала между подростком и двумя мужчинами и теперь подталкивает его в спину, раскинув руки и заслоняя пути к отступлению. Мне очень жаль, я знаю, что сейчас комендантский час, но у моего малыша режутся зубки, за всеми не уследишь, а этот решил, что может шляться по улицам, когда ему вздумается, обещаю, больше такое не повторится. Фальшивое спокойствие улицы, ледяной изучающий взгляд, потрескивание рации в джипе. Боясь, что подросток пройдет мимо, она оборачивается и кричит, подожди меня внутри. Патрульные больше не видят его, и она складывает руки на груди, один из повстанцев откашливается и говорит с мягким городским акцентом. Считайте, что вам повезло, если я еще раз увижу вашего сына на улице, я его заберу, вам ясно? Она встречает его взгляд с кислой миной. Вы спрашиваете, ясно ли мне, да, ясно, вы тоже кое-что для себя уясните, мой старший сын ушел из дома, чтобы бороться с властью, а я стою посреди улицы, и вы мне угрожаете, мы хотели падения режима, но нам не нужна все та же старая дрянь в новом коленкоре, больше мне нечего вам сказать. Она идет по улице, прислушиваясь к работающему на холостом ходу двигателю, наверняка патрульные наблюдают, как она берет подростка за локоть и заводит в дом. Входная дверь за ними захлопывается, и она толкает подростка на кухню, Молли и Бейли отрываются от компьютеров, они хотят знать, что происходит. Она велит подростку сесть на стул, он и вправду совсем юнец, нахохлившийся и дерганый, словно его собираются бить. Теперь она видит, что он не может быть ее сыном, бегающие глаза, грубые манеры юнца из многоэтажки, она выходит в гостиную и разглядывает улицу сквозь жалюзи. Посиди тут немного, прежде чем уйти, они сделают еще круг. Что-то неприятное проступает в лице юнца, он подходит к раковине, плюет в нее и с обиженным видом разворачивается. Зачем вы влезли, тетя, говорит он, я собирался от них удрать.

Грохот взрывов, когда она чистит зубы на кухне, шок от каждой детонации, раскалывающей ночную тишину, рука скользит к сердцу, сжимаясь в кулак. Опустив глаза, она видит в раковине зубную щетку, видит, как надежда ускользает из рук, надежда, которую дурак, заблудившийся в необъятной пустоте, пытается удержать, словно воду в ладонях, она чувствует, что Бейли подошел к стеклянной двери у нее за спиной. Последний снаряд был реактивным, говорит он, и