она оборачивается, слыша в его голосе удовлетворение от собственной осведомленности, видя его безголовым в темноте, одна футболка, и длинные белые ноги торчат их трусов. Откуда ты знаешь, спрашивает она, тряся головой, и снова отворачивается к окну, церковный колокол отбивает час в синеватой летней тьме, за ним еле слышен другой колокол, бьющий вне времени, словно эхо первого, и снова глухой грохот нового взрыва. Эта ярость, которую она не может выжать из стиснутых рук, эта тоска, охватывающая ее, когда она закрывает окно и возвращается в гостиную, тяжесть, которая так сдавила грудь, что Айлиш с трудом передвигает ноги, она опирается на стол рукой, закрывает глаза, делает глубокий вдох, у нее замерзли ноги, и она не помнит, где оставила тапочки, только что были здесь. Тапочки прячутся под одеялом, а снаряды все продолжают падать на город с медленным, ровным боем военного барабана. Она говорит детям, что бояться нечего, что режим стреляет по позициям повстанцев, и сама в это не верит. Всякий раз, когда рвется снаряд, Молли издает странный горловой звук. Бен проснулся и хочет выбраться из кроватки. Айлиш включает радиоприемник и ждет международных новостей, но в новостях нет ничего о том, что у них творится. Она говорит детям, что скоро все закончится, ничто не может продолжаться вечно, утром я перейду через блокпост на правительственную сторону и куплю еды, может быть, сумею раздобыть немного шоколада. Еще один взрыв, теперь ближе, и Молли снова издает горлом звук, на сей раз протяжнее, словно вступительная нота древнего сурового плача, она ищет материнскую руку под одеялом, и Айлиш сжимает руку дочери, сознавая, что лжет своим детям, лжет, потому что ей нечего им предложить, ни утешения, ни помощи, только ложь, недомолвки и отвлекающие байки, она рассказывает им истории из своего детства, которые они слышали не раз, о том, как ее сестра свалилась с дерева, но сломала не спину, а задницу, и ей пришлось несколько недель сидеть на резиновом кольце, о том, как их беременную прабабушку ударило молнией и швырнуло через весь двор, но она осталась невредимой, зато дедушка родился со шрамом за ухом. В два часа ночи обстрел попадает в международные новости, правительственные войска начали стратегическое наступление на позиции повстанцев, наступление на сон, на святилище ночи, хочется закрыть глаза и найти дверь в утро, но вместо этого перед ней могильная тьма, она видит, что ночь погребла их под собой и дом рушится им на головы. Раздается равномерный треск, который не прекращается ни на минуту, правая рука Айлиш начинает дрожать, она держит ее левой, прячет под одеялом, видя перед собой лица мужчин, обстреливающих из минометов и ракетных установок их дома, понимающих, что шлют смерть на головы друзей и родных, видя мужчин, которых не раз встречала на улице. Бен снова просыпается с криком и не унимается, его сердитое дыхание у нее на руке, когда она засовывает палец ему в рот, нащупывая десну, у страдальца шатается зуб, но у нее нет обезболивающего. Большим пальцем Айлиш обводит его подбородок, спрашивая себя, чтó ребенок его возраста знает о мире, запах страха на ее теле, малыш растет с этим запахом, от которого нельзя избавиться, который нельзя заглушить, ребенок впитывает материнскую травму и хранит в своем теле на будущее, а когда взрослеет, выплескивает на окружающих ужас и слепую тревогу, и сейчас Айлиш держит на руках раненого мужчину. Ровный бой военного барабана, ровная череда взрывов, на некоторое время артобстрел удаляется, словно грозовая туча уходит в море, по радио никаких новостей, и она выключает приемник. Молли и Бейли спят, сирены во тьме и лай собак, Бен вздрагивает, как будто, чтобы заснуть, ему нужно сбросить ее страх. Айлиш закрывает глаза и видит отца, одного в пустом доме, пес скребется в стеклянную дверь, отец лежит под лестницей, спит с открытым ртом, он врос в землю, словно скала, Айлиш видит, что земли, моря, гор и озер больше нет, мир превратился в зияющую тьму, есть только смерть, которая спускается с небес, смерть, которая хочет взорвать сон, и поэтому Айлиш боится закрывать глаза.
Она не знает, в котором часу снаряды начинают свистеть над головой, она спала с открытыми ушами, два снаряда падают так близко, что дом сотрясается и что-то падает на пол. Звериный вопль вырывается из ее горла, Молли с криком подскакивает на матрасе. Айлиш не может найти фонарик, Молли зарыла его под одеялом, и, когда они находят фонарик и Айлиш включает его, они видят осыпавшуюся перед камином штукатурку с потолка. Бейли вырвало на пол. Не знаю, что со мной, говорит он, подхватил инфекцию или отравился. Луч фонарика дрожит в ее руке, когда она идет за дезинфицирующим средством и тряпкой на кухню, где ненадолго задерживается у окна, глядя на столбы белого дыма. Нельзя тратить воду впустую, она ставит таз рядом с Бейли и велит блевать туда, жестко скребет доски, затем возвращается на кухню и видит, что рука перестала дрожать. Она вытягивает пальцы, дает руке отдохнуть, взрыв возвращает дрожь, Айлиш сметает с пола в гостиной штукатурку, принимается мыть столешницу, пространство вокруг раковины, подоконник за раковиной, зону разбрызгивания вокруг плиты, близкий взрыв сотрясает землю, и ей приходится ухватиться за раковину обеими руками, продолжая думать о копоти на вытяжке, которую непременно нужно отскрести, слишком долго она откладывала уборку на потом, грязь расползается по столешнице, застревая за микроволновкой, остатки пищи завалились в выдвижные ящики и лежат под вилками и ножами, крошки из хлебницы, тостер, который переносят с места на место, отрезаешь кусок хлеба, и полбуханки оказывается на полу, крошки закатываются под чайник, в ящик для столовых приборов, который только что вымыли. Мам, что ты тут делаешь, Бейли снова тошнит. Она хватает дочь за руку, трясет ее вверх-вниз, но Айлиш снова стала собой. Когда станет посветлее, говорит она, нужно заклеить окна скотчем, чтобы не вылетели, который сейчас час, будем надеяться, Бен не проснется.
Айлиш стоит перед зеркалом в прихожей, пальцы теребят пуговицы пальто. Она уже несколько дней не причесывалась, поэтому распускает волосы и проводит по ним пальцами. Эта дрожь в правой руке, словно что-то забралось под кожу и питается сухожилиями и костями, она берет расческу, кладет обратно и затягивает волосы. Поднимает телефонную трубку, надеясь услышать гудок, выходит на улицу, смотрит на небо, пытаясь угадать источник стелющегося дыма, воют сирены. Джерри Бреннан кладет пакет на гору мусора,
