Круглый год с литературой. Квартал первый - Геннадий Красухин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В прошлом веке в девяностых годах роман Крестовского как бы выплыл из забвения. По мотивам романа в 1994 году был снят сериал «Петербургские тайны». Правда, сильно видоизменённый по сравнению с романом. Авторы фильма использовали только начало романа, переписали сюжетную канву и характер действующих лиц. В 1998 году к уже отснятым 48 сериям прибавили ещё 12 под названием «Развязка «Петербургских тайн»», где авторы дали полную волю фантазии, сняли трагический конец романа, поменяв его на хеппи-энд, и ещё более изменили характер действующих лиц романа.
Но в то время, когда роман печатался, он был чрезвычайно актуальным для современников.
Крестовский писал и до романа. Начинал со стихов, которые, правда, критики не одобрили. Хотя некоторые стихотворения Крестовского стали популярными романсами: «Под душистою ветвью сирени», «Прости, на вечную разлуку». А баллада «Ванька-ключник» сделалась известной народной песней.
Крестовский – автор либретто оперы Н.А. Римского-Корсакова «Псковитянка» по одноимённой драме Л. Мея.
Физиологические очерки Крестовский издал в 1865 году в трёх книгах: «Петербургские типы», «Петербургские золотопромышленники» и «Фотографические карточки петербургской жизни».
Писал Крестовский антинигилистические романы «Панургово стадо» (1869) и «Две силы» (1874), которые в совокупности составили дилогию «Кровавый пуф. Хроника о новом Смутном времени Государства Российского» (в 4 томах, 1875).
И наконец, позорная страница в творчестве Крестовского. Точнее, позорное завершение его творчества. Он пишет антисемитский роман-трилогию под условным названием «Жид идёт»: «Тьма египетская» (1888), «Тамара Бендавид» (1890) и «Торжество Ваала» (оставленный незаконченным в 1891 году).
Даже консервативное критика отметила падение мастерства Крестовского в этих романах. «Сухо, скучно, книжно, – писал В.Н. Буренин, – и отдаёт посредственностью».
Нет, наверное, недаром многие русские писатели отвернулись от Крестовского в 90-х. Достоевский, например, указывал на способность Крестовского «к дурным поступкам». А Аполлон Григорьев – на «разврат ума», которым «пересиливается его прекрасное и мягкое сердце».
* * *Слуцкий писал о нём:
Это Коля Глазков. Это Коля,шумный, как перемена в школе,тихий, как контрольная в классе,к детскойпринадлежащийрасе.Это Коля, брошенный намив час поспешнейшего отъездаиз страны, над которой знамяразвеваетсянашего детства.Детство, отрочество, юность —всю трилогию Льва Толстого,что ни вспомню, куда ни сунусь,вижу Колю снова и снова.Отвезли от него эшелоны,роты маршевыеотмаршировали.Все мы – перевалили словно.Он остался на перевале.
На войну Николай Иванович Гладков, родившийся 30 января 1919 года, не попал по медицинским показателям. Сейчас появились публикации, намекающие, что Глазков просто «откосил» от армии. Но я знал его лично. «Откосить», то есть обмануть кого-то Коля был не способен. Да, совершенно определённо он был с психическими отклонениями.
Всю войну он зарабатывал себе на хлеб тем, что рубил дрова москвичам. О чём писал в стихах:
Живу в своей квартиреТем, что пилю дрова.Арбат, 44,Квартира 22.
Физической силы он был огромной. Любил её демонстрировать: предложить кому-нибудь выжать как можно бóльшую цифру на динамометре, а потом выжать самому намного больше.
Моё знакомство с его поэзией началось с четверостишия:
Я на мир взираю из-под столикаВек двадцатый – век необычайныйЧем столетье интересней для историкаТем для современника печальней.
Не помню уж, в какой из московских газет в конце пятидесятых бомбили самиздатовский журнал «Синтаксис». Но эту цитату я запомнил сразу. И с Сашей Ароновым через некоторое время посетили Глазкова, с которым я и познакомился.
Коля оглушил феерической иронией своих стихов. «У меня их много», – предупредил он и читал весь вечер. «Заходите, – сказал он, провожая нас, – продолжим чтение».
Я любил бывать у него. Всегда среди уже знакомого находилось у Коли что-то новое, мною не слышанное. Не скажу, что всё написанное им, мне нравилось. У него было много трухи. Кстати, именно её печатали чуть позже, когда стали выпускать его книги. Но я всё прощал ему за его лучшие вещи.
За:
Господи, вступися за Советы,Сохрани страну от «высших рас»,Потому что все твои заветыНарушает Гитлер чаще нас.
За:
Мне говорят, что «Окна ТАСС»Моих стихов полезнее.Полезен также унитаз,Но это не поэзия.
За:
От моря лжи до поля ржиДорога далека.
За:
И неприятности любвиВ лесу забавны и милы:Ее кусали муравьи,Меня кусали комары.
За:
Тает снег, лежащий на крыше,Ибо так установлено свыше.
Но чувствую, пора остановиться. Долго ещё можно цитировать. Много ещё можно цитировать. Глазков это предвидел. Потому и писал:
Поезд едет ду-ду-ду,Чрезвычайно скоро.Он везёт не ерунду,А стихи Глазкова.И за будущие дниЯ не беспокоюсь,Потому что искониВерю в этот поезд.
Умер Николай Иванович Глазков 1 октября 1979 года.
31 ЯНВАРЯ
Литературным творчеством Борис Викторович Савинков (родился 31 января 1879 года) начал заниматься с 1902 года. В 1903 году он пишет рассказ «В сумерках», где выводит революционера, ощущающего греховность убийства. Впоследствии это станет как бы внутренним раздвоением Савинкова, где революционер будет полемизировать с литератором.
В 1905–1909 годах Савинков выступает как мемуарист, автор очерков о товарищах по боевой организации и о знаменитых терактах. Эти очерки лежат в основе книги «Воспоминания террориста» (1917–1918), вызвавшей большую прессу и неоднократно переиздававшейся.
В 1907 году Савинков знакомится с четой Мережковских. Гиппиус дарит ему свой псевдоним «В. Ропшин» и заглавие написанной им книги «Конь бледный» (1909). В основе повести – реальные события: убийство Каляевым под руководством Савинкова великого князя Сергея Александровича. Савинков владеет психологическим анализом. Он показывает героя, какому близки идеи Ницше, но который отравлен рефлексией. Надо сказать, что эсеры, которые выступили и против этой книги, и против «Воспоминаний террориста», и против романа «То, чего не было», требовали изгнать Савинкова из своих рядов. Тем более что Савинков не поверил поначалу в предательство Азефа. Ведь вместе с Азефом они выступили инициаторами убийства Гапона, заподозренного в связях с полицией. И вот Азеф – один из самых смелых террористов оказался провокатором!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});