Хранитель лаванды - Фиона Макинтош

Среди духовенства немало тех, кому совесть не дает спать по ночам. Эти священники в меру своих сил вели войну с жестокостью и зверствами по отношению к ни в чем не повинным людям. Однако на каждого совестливого пастора приходилось по девять человек, полностью согласных с режимом и всей душой поддерживающих уничтожение евреев, цыган, гомосексуалистов, инвалидов и душевнобольных.

Полковник встряхнул головой, прогоняя невеселые мысли, и потянулся за листком бумаги. Не успев даже ничего обдумать, он принялся писать Ильзе, женщине, с которой расстался в Германии шесть лет назад. Последний раз они общались в первый год войны. Письмо Ильзы было уклончивым, в нем почти ничего не говорилось. Она пожелала ему уцелеть – и он ощутил скрытую за словами тоску. Еще Ильза спрашивала, станет ли он искать ее, когда вернется с войны.

Писать ей было облегчением. Он излил в письме все, что лежало тяжким грузом у него на душе. Дойдет ли письмо? Нет, конечно – его конфискует цензура. Изначально полковник собирался ограничиться несколькими фразами, но в результате покрыл мелким аккуратным почерком несколько страниц. Он ничуть не удивился, когда в письмо просочилась и Лизетта Форестье – он писал Ильзе, что нашел идеальную переводчицу и очень надеется, что его жизнь станет успешнее и осмысленнее. Заметив, что он пишет письмо, будто дневник, Килиан засомневался, стоит ли отсылать послание. Он надписал адрес на конверте и сунул письмо в карман, собираясь чуть позже добавить еще немного. Мысли его вновь вернулись к юной красавице, ворвавшейся в его жизнь два дня назад.

Наверное, виной всему была молодость Лизетты. Или ее непостижимая сдержанность. Она не льнула к нему, как большинство других женщин, со всех сил старающихся покорить полковника. Лизетта уделяла куда больше внимания своему крестному отцу.

Килиан плохо спал эту ночь – мешали мысли о прелестной женщине с темными волосами и таинственными фиалковыми глазами. Сдержанная, чуть застенчивая манера держаться выдавала немецкое происхождение девушки, однако ее смягчали черты, унаследованные от французов: склонность к флирту и кокетству. Лизетта интриговала Килиана. Он уже давно не знал женщин, лишенных корыстных и низменных мотивов.

Отправив подарки, он засомневался, не поспешил ли. Вдруг его внимание отпугнет ее? Оскорбит? А вдруг он не угадал ее пристрастия – или слишком рано навязывает ей свои? Вне себя от волнения, он коротал день, избегая разговоров и не притрагиваясь к еде. Встреча с духовенством прошла словно в тумане – он не помнил, что на ней обсуждалось. Неожиданно события приняли новый поворот – пугающий и волнующий.

Когда Килиан вернулся со встречи, его ждал посетитель, привезший весточку с фронта. Должно быть, подумал Килиан, ему известно, как полковник скучает по своим людям и по настоящему делу.

– Простите, что я заставил вас ждать, – извинился Килиан.

– Что вы, это я приехал без предупреждения. Рад, что застал вас, – учтиво отозвался его посетитель, подполковник Мейстер.

– Вы из штаба генерала фон Трескова?

– Да. Вы с ним встречались?

– Дважды. Он производит очень приятное впечатление.

– Замечательный человек, – с жаром заверил Мейстер.

– Вы проездом в Берлин? – поинтересовался Килиан. – Или решили заглянуть в Париж, развеяться?

– Собственно говоря, я не в Берлин, а из Берлина, по поручению начальства. Завтра двинусь обратно на восток.

– Сочувствую, – промолвил Килиан.

– Полковник, вы, должно быть, скучаете по вашим людям.

– Разумеется. Вам что-нибудь предложить? – Килиан посмотрел на часы. Для выпивки, пожалуй, рановато. – Кофе?

Мейстер улыбнулся.

– Благодарю вас, не стоит. Давайте лучше прогуляемся… Такой чудесный день!

Килиан удивленно нахмурился: зачем Мейстер к нему явился? Неужели его послали с проверкой, можно ли доверить Килиану более активную роль?

– Идемте? – предложил подполковник.

Килиан больше не сомневался: Мейстер хочет поговорить с ним там, где их никто не подслушает. Главный вопрос – зачем он вообще приехал?

За дверями здания министерства манеры Мейстера резко изменились.

– Прошу прощения. Вы наверняка догадались, что у меня к вам строго конфиденциальный разговор.

– Конечно.

Мейстер повел Килиана по направлению к Тюильри. Стоял великолепный день. Полковник надеялся, что к вечеру погода не испортится. Мейстер отыскал уединенную скамейку и, оглядевшись, понизил голос.

– Генерал Фридрих Ольбрихт и генерал фон Тресков попросили меня проведать вас.

Килиан не смог сдержать удивления.

– Засмейтесь, полковник, – как будто я рассказал вам что-то смешное, – шепнул Мейстер. – Гестапо повсюду.

Килиан изобразил смешок.

Мейстер улыбнулся.

– Вот. – Он протянул полковнику газету. – Здесь вы найдете доказательство, что я говорю чистую правду. Это написано генералом Ольбрихтом. Он сказал, вы узнаете его подпись.

Килиан развернул газету. Мейстер показал на какую-то строчку – чтобы со стороны казалось, будто друзья обсуждают одну из статей. Килиан торопливо прочитал короткую записку. Мейстер с улыбкой сложил газету и с облегчением перевел дух.

– Еще раз простите. В нашем деле предосторожности не лишни. Ваши высокопоставленные доброжелатели заверили нас, что вы – родственная душа и желаете перемен.

Килиан невесело усмехнулся.

– Вы согласны, полковник?

– Разумеется. – Килиан вытащил пачку сигарет и предложил закурить Мейстеру. Сам полковник курил мало – больше за компанию или же в моменты душевного потрясения.

– Генерал просит вас довериться мне. Я приехал сюда от него.

– Продолжайте. – Килиан затянулся, но сигарета не доставила ему радости. Он выслушал рассказ Мейстера о плане убийства Гитлера со смешанным чувством ужаса и восхищения. Когда берлинский гость умолк, Килиан уставился на него, с трудом скрывая шок.

– Вы серьезно?

– План проработан в деталях.

Какая блистательная и опасная затея! Килиан жалел, что не ему выпадет честь подложить бомбу в волчье логово.

– А зачем посвящать в этот план меня? Отсюда я ничем не в силах помочь.

– Вы, как и мы, считаете действия фюрера незаконными, безнравственными и чудовищными. – Мейстер понизил голос и прикрыл лицо рукой, в которой держал сигарету.

Килиан согласно кивнул.

– Арестовать его недостаточно. Его надо уничтожить – только тогда у нас появится шанс договориться с союзниками.

По телу Килиана пробежала дрожь, однако лицо оставалось бесстрастным.

– Вы с нами, полковник?

– По-моему, ответ вам известен, иначе вы бы не затеяли этот разговор.

Настал черед Мейстера согласно кивать.

– Мы знаем, чем вам пришлось пожертвовать.

– Но от меня толку мало. Я застрял тут, в Париже!

– Как только мы приведем план в исполнение, нам понадобятся верные люди на местах. Нам нужен человек, говорящий на языке вермахта. Армия пойдет за вами.

Килиан взволнованно кивнул, сдерживая бешено колотящееся сердце.

– На кого еще можно рассчитывать?

– Скоро узнаете. Пока же нам нужно заручиться вашим согласием.

– Оно у вас есть… Готов расписаться кровью.

– Надеюсь, до этого не дойдет, – промолвил Мейстер.

Они обменялись рукопожатием, точно старые друзья.

– Когда?

– Скоро. Возможно, летом – ведь прошлогоднее зимнее покушение провалилось. Вас предупредят. Доверяйте лишь тем, кого я назвал. Больше никому. – Мейстер рассмеялся, как будто Килиан рассказал ему забавный анекдот. – Надеюсь, в следующий раз, полковник Килиан, у нас с вами будет повод поднять бокал в честь нашего успеха, – промолвил он, собираясь уходить.

– Удачи, подполковник, – отозвался Килиан и легким шагом отправился в отель «Рафаэль» принять ванну и побриться перед свиданием в «Ритце».

24

Лизетта с облегчением перевела дух: огромный автомобиль отъехал от ее дома. Все ее знакомые, в том числе и встревоженная Сильвия, наблюдали, как Лизетта села в блестящую черную машину, на капоте которой торчал флажок с мерзкой свастикой. Хорошо, что девушка догадалась набросить поверх роскошного платья обычное пальто!

Это не свидание! Она выполняет важное поручение Лондона! Лизетта твердила про себя эту мантру, а машина катила вниз с холма в сторону Первого округа, в самый центр города. Здесь раскинулся Лувр с садами Тюильри – от Елисейских Полей до самой Триумфальной арки. Отель «Ритц», куда направлялась Лизетта, стоял на исторической Вандомской площади – самой большой и величественной из всех парижских площадей.

В одну минуту восьмого автомобиль бесшумно остановился перед номером пятнадцать. Водитель учтиво отворил дверь Лизетте.

– Приехали, – прошептала она, выходя из машины и осторожно ступая по тротуару в подаренных Вальтером черных туфлях на высоченных каблуках. Кутаясь в накидку, она подошла к предупредительно распахнутой швейцаром двери.

– Ваше пальто, mademoiselle ? – спросил шофер.