Сумеречный мир - Гусейнова Ольга

        Пожилой господин, склонив голову набок, хмыкнул, разглядывая меня уже не как предмет интерьера или бесплатное приложение. Волки не таясь потянули носами, знакомясь с моим запахом, и после их взгляды стали еще более внимательными, цепкими, неприятными.

        — Рад за тебя, Егор Михайлович. Давно пора подумать о будущем и...

        Хмурый поспешил прервать собеседника:

        — Извините, но моя спутница голодна...

        Я едва не скрипнула зубами: «Вот не надо сваливать свою головную боль, на мою голову, пока здоровую».

        — Понял, приятного вечера, — кивнул наверняка старый прожженный политик.

        Егор, не дожидаясь дальнейших реверансов, вежливо кивнул даме и молодому мужчине, прощаясь, приобнял меня за талию и повел в зал. И пока мы шли между столиками, часто кивал знакомым и пару раз представлял меня как подругу. А стоило нам отвернуться и следовать дальше, доносились глубокие вздохи оборотней и ощущались липкие энергетические «щупы» магов, перекрываемые бурным эмоциональным интересом и прямо-таки голодным любопытством.

        В результате, как только мы присели за стол, я спросила:

        — Егор, я не понимаю, отчего здесь все проявляют ко мне повышенный интерес? Что во мне такого? Я не так одета?

        Он поморщился недовольно и нехотя ответил:

        — «У Шаниных» — элитный ресторан. Сюда приходят с семьями... женами или партнерами по бизнесу.

        Мое сердце пропустило удар.

        — Другими словами, кроме меня ты сюда женщин не приводил?

        — Я — нет!

       — То есть, Глеб или Сава — да? — я радостно улыбнулась, ведь моя душа запела от счастья. Я первая пришла с ним в этот ресторан!

        В потеплевших желтых глазах напротив отразились чувства, наверное, мои — слишком заразительные.

        — Сава — да, но наш тигр не особо уважает устои и традиции, не подчиняется условностям и правилам. Он сам по себе и поступает так, как ему удобно или хочется.

        Я кивнула, полностью соглашаясь с характеристикой, выданной рыжему баламуту, и заодно спросила:

        — А как он сиротой остался?

        — Сава? — удивился Егор, но быстро сообразил. — А-а-а, Пелагеюшка наша проболталась... На самом деле этого бунтаря выперли из староверческого клана. У сына старшого крупного южного клана был выбор: или следовать традициям, или уйти. Ему повезло — отпустили. А могли бы заставить. Надели бы ошейник подчинения на годик-другой...

        — Какой кошмар, — потрясенно выдохнула я.

        — Простите, господа, вы готовы сделать заказ? — справился возникший рядом со столом маг-официант.

        — Да, — резко ответил Егор.

        Официант, принимая заказ, косил любопытным глазом на меня. И когда он ушел, выяснилось, что мы с Егором заказали одно и то же, только он — двойную порцию.

        В центре стола в резном стеклянном подсвечнике таинственно мерцает декоративная свеча. Рядом красуется одинокая белая роза с тонким нежным ароматом. Мы молчим, глядя друг другу в глаза, в которых отражается пламя, но, странное дело, впервые в жизни молчание не напрягает, мне хорошо и уютно и не нужны слова…

        Неожиданно Егор спросил, подавшись ко мне и взяв мои руки в свои:

        — Чего ты хочешь от жизни, Ксения?

        Наслаждаясь лаской, я не удержалась, зажмурилась, прислушиваясь к своей довольной кошке, готовой замурлыкать. Мои пальцы горели в его прохладных руках, по венам разбегалось живое тепло…

        — Любить и быть любимой, — сорвалось с моих губ

        — И это все, чего ты хочешь? — насмешливо спросил он.

        Я вздохнула, грустно посмотрев на него:

        — Поверь, это очень много, хоть и так мало.

        — Об этом любой эмпат мечтает, или только ты уникальная?

— Наверное, любой, я не задумывалась, — пожала плечами. — Кто же не захочет любви? Это же целый океан положительных сильных эмоций.

        Егор молчал несколько долгих томительных минут. Потом проворчал:

        — Любовь разрушает контроль.

        Я потрясенно вскинула на него глаза и запротестовала:

        — Неужели ты правда веришь в то, что контроль над чем-то важнее сути жизни. Любви?

        Хмурый отпустил мои руки — лишил тепла и ласки. Выпрямился на удобном мягком стуле и заговорил:

        — Я родился вне закона. В городе. Мать нагуляла от бродяги-ягуара, влюбленная кошка. А тот растворился в тумане, когда схлынула первая страсть. И пришлось ей, поджав хвост, возвращаться в клан к благоверному... лизать ему пятки. Таким образом, та, которая родила меня, не пожелала контролировать свои чувства и плоть, а другой — отвечать за свои поступки. Она вообще не умела себя контролировать, ни в чем! И злобу на моего отчима вымещала на мне. Впрочем, как и он сам. Кто не умеет усмирять плоть и эмоции, априори слаб. Подвержен слабостям и порокам, благодаря которым им можно управлять, поставить на колени, заставить прогнуться под более умного, хитрого, сильного...

        Я почувствовала вспышку старой обиды и гнева у внешне невозмутимого мужчины, поделившегося со мной очень личным, и неуверенно потянулась к его руке на другой конец стола. Чтобы коснуться и поделиться своим теплом, потому что его глаза стали напоминать холодный желтый металл. И глядя в них, я погрузилась в воспоминания, чтобы отогреть:

        — А мои родители любят друг друга. Мама не отказалась от папы, даже когда он стал бесплодным, а ведь оба были молоды — вся жизнь впереди. Их свет и огонь любви делает наш дом теплым, уютным и гостеприимным. К нам любят приходить соседи, друзья и знакомые. Мама вкусно готовит и обожает угощать их. Я росла, не зная отказа ни в чем, меня любили просто за то, что я есть. Со всеми недостатками и достоинствами. Папа большой, сильный, но очень-очень добрый и говорит, что я пошла в маму, ее копия. Она у меня самая замечательная. Согласна с тобой, контроль — это отлично. Я знаю: ты никогда не обидишь меня... взяв силой, потому что тормоза отказали. Но любовь нельзя контролировать, выдавать порциями. Она либо есть, либо нет. К сожалению, тебе не повезло... узнать в детстве, что такое настоящая дружная семья. Твои родные ошиблись, а ты из-за этого можешь обездолить свою жизнь. Или жизнь тех, кто тебя по-настоящему полюбит. Или уже любит, таким как есть.

        Егор вдруг подался вперед, перехватывая мою руку выше кисти. В первый момент я испугалась, подумала, что разозлила его. Но он неожиданно погладил большим пальцем обнаженную кожу моего запястья и спросил:       — Ты сейчас себя имела в виду?

        Я сглотнула, утонув в его пристальном взгляде. Попыталась по привычке отделаться, пожав плечами, но он слишком крепко меня держал. Облизав пересохшие губы, отметила, как вспыхнули яркие искорки в потеплевших золотистых глазах.

        — А почему бы и нет? — просипела я испуганно. — Или я.... или ты...

        — Наш заказ принесли... — Егор отпустил мою руку, так же неожиданно, как и взял. Махнул официанту, вежливо ожидавшему на расстоянии, когда мы прервем разговор.

Ну вот, мой любимый мужчина воспользовался подвернувшимся моментом уйти от ответа. Хотя, мог и просто промолчать, как всегда. Но ничего, я терпеливая. Чтобы избавиться от неловкой тишины, повисшей между нами, поинтересовалась другим влюбленным:

        — А Глеб? Почему он следует правилам?

        — Наверное, нам его послали боги уравновесить бесшабашного Саву, — по-доброму усмехнулся Егор. Но продолжил уже мрачно: — У Глеба родителей убили во время передела территорий, а самого малолетним волчонком подобрали. Рычал на убийц своей семьи, пытался защищаться. На него надели ошейник, подавляющий волю. Пришлось ему два года соблюдать правила нового клана, терпеть побои, голодать... Мы нашли его умирающим в снегу, после побега. Исхитрился разорвать ошейник: слишком тощим был, вот он на нем и держался свободно....

        Кап. Кап. Это мои слезы застучали о тарелку. Егор закатил глаза на мгновение и снисходительно прохрипел:

        — Светлая, что с вас взять...

        Я шмыгнула носом, промокнула лицо салфеткой и с укоризной буркнула:

        — Да что вы меня втроем светлостью упрекаете?! Поверь, не все мы такие слезливые, и далеко не все добрые и жертвенные. Большей частью обычные люди, почти как ваши маги.

        — Ешь, давай, жертва грустных историй, — неожиданно хохотнул Егор.

        Мы еще час провели в ресторане, разговаривая о Сумеречном. Хмурый спрашивал, чем отличаются два мира. Дотошный мужчина. Но я была готова рассказывать, о чем угодно и сколько угодно, особенно когда он вот так сидел напротив и внимательно слушал, следил за движением моих губ и едва заметно чему-то улыбался... эмоционально.