Избранные произведения - Джон Рид

Рано утром их приводят из тюрьмы Кук-Каунтри, где большая часть их томится вот уже 9 месяцев. Они входят в зал заседаний по двое, охраняемые с обеих сторон полицией и детективами. Судебные пристава покрикивают на стоящую слишком близко публику. Прежде арестованных заставляли по четыре раза в день проходить по улицам Чикаго в наручниках. Сейчас с этим ежедневным цирковым представлением покончено.

Теперь они входят поодиночке, девяносто с лишним человек, находящихся еще под стражей, приветствуя по пути своих друзей. Здесь к ним присоединяются другие, которые выпущены под залог. Залог настолько велик — по 25000 долларов с человека, — что только немногие могли выйти на волю. Остальные находятся в этой ужасной тюрьме Кук-Каунтри с начала прошлой осени. Почти год эти люди, больше всего на свете любящие свободу, сидят в тюрьме.

На первой странице выпускаемого штаб-квартирой ИРМ «Дейли дефенс буллетин» печатается изображение рабочего за решеткой и подпись: «Помните! Мы находимся здесь ради вас. Вы на свободе должны работать для нашего дела!»

За барьером, окружающим места подсудимых, было тесно. Многие сидели с засученными рукавами, некоторые читали газеты, один или двое спали, растянувшись на скамьях. Кое-кто сидел, другие стояли. У большинства были лица солдат и борцов, но попадались также лица ораторов и поэтов, темпераментные и выразительные лица иностранцев. Общим у них было то, что все они выражали силу и воодушевление. Многие лица были покрыты рубцами, на некоторых лежала печать ожесточения. Во всей Америке нельзя было найти другой сотни людей, которые были бы более достойны постоять за социальную революцию. Люди, заходившие в зал суда, говорили: «Это больше походит на собрание, чем на суд». Так и было. Именно это придавало суду достоинство. Это и то, что судья Лэндис вел процесс с таким размахом…

А потом я заметил группы людей с грубыми, зверскими лицами, сложенных наподобие минотавров. Своими вывороченными наружу бедрами и маленькими глазками, выражавшими свирепость и раболепие, они напоминали бульдогов. Такой взгляд бывает у частных детективов, штрейкбрехеров и других телохранителей частной собственности…

Я видел, как встал и заговорил государственный обвинитель прокурор Небекер, официальный поверенный большой меднорудной компании. Это был сухощавый, опрятно одетый человек, с лицом, которое от постоянного толкования и переиначивания законов приобрело выражение хитрости, с холодными, как сталь, глазами и с уклончивым взглядом.

Посмотрев через большое окно, я увидел в окнах окружавших нас зданий законников, агентов и маклеров за своими конторками, ткущих паутину нашей цивилизации — цивилизации, которая вынуждает людей мечтать и бунтовать, а потом сокрушает их. С улицы доносился несмолкаемый грохот и рев Чикаго, и военный оркестр все трубил и трубил, прокладывая незримые дороги к войне…

И нам еще смели говорить о войне! Ведь эти сто один были ветеранами войны, которую им приходилось вести всю жизнь, войны кровавой и дикой, полной жестоких схваток и коварства. Против них выступала страшная и беспощадная сила, не признававшая никаких цивилизованных методов ведения войны. Вот уже много веков подряд велась эта партизанская война рабочих против своих хозяев, иными словами, классовая борьба. Она шла, не затихая, во всех уголках земного шара, но конец ее неминуемо приближался.

Эти сто один человек участвовали в ней с юных лет, с тех пор как на их глазах хладнокровно убивали им подобных, а они не могли этому помешать. Они овладели секретом этой войны — научились нападать. И за это их травят по всей земле, как крыс.

В Лоуренсе полицейский убил выстрелом из винтовки женщину, а солдат милиции заколол штыком мальчика. В Патерсоне головорезы из числа частных детективов застрелили стоявшего на пороге своего дома рабочего с ребенком на руках. В Мисаби-Рейндже вооруженная охрана, состоящая на службе у Стального треста, открыто убивала одних забастовщиков, других сажала в тюрьму. В Сан-Диего люди, которые осмеливались повышать голос на улицах, вывозились «видными гражданами» за пределы города. Там их клеймили раскаленным железом и вдавливали им ребра бейсбольными битами. Во время уборки на полях великого Северо-Запада рабочих обыскивали. Если при них находили красные карточки (членов ИРМ), «бдительные» подвергали их жестокому наказанию. В Эверетте наемная охрана треста лесоразработок убивала их…

Идеи ИРМ нашли распространение главным образом среди сезонных рабочих, не охваченных никакими другими организациями. То были жестоко эксплуатируемые сельскохозяйственные рабочие, лесорубы, горняки. За жалкие гроши они вынуждены были работать с утра до вечера. Они не имели права голоса, их не защищали ни профсоюзы, ни закон. Низкая заработная плата и постоянные переезды никогда не давали им возможности жениться и создать себе семейный очаг. У бродячих рабочих никогда не бывало достаточно денег, чтобы купить себе железнодорожный билет. Они должны были разъезжать на буферах или в «пульмановских вагонах с боковыми дверями». Против них вели борьбу не только торговые палаты, объединения предпринимателей и все судебные учреждения, но и «аристократические профсоюзы». Они были естественной добычей этого мира, где господствует процент. Из этого материала организация ИРМ создавала свое царство. Превосходный материал, без чуждых примесей, ибо он выдержал испытания и прошел очистку. То были люди, созданные для борьбы и способные позаботиться о себе, рыцарские характеры, любители приключений. Стоило в каком-нибудь городе объявить «свободную дискуссию», как туда со всех сторон, иногда за тысячу миль, стекались «бродяги», и тюрьмы наполнялись их ораторами.

А пение… Не забывайте, что ИРМ — это единственная организация американских рабочих, которая поет. А потому бойтесь ее, так как организация, которая поет, непобедима…

Бойтесь, когда слышите, как из грузового поезда, с грохотом проезжающего через черноземную деревню где-нибудь в Айове, внезапно вырываются молодые грубые голоса, поющие с издевкой:

О, как я люблю моего босса,Он — мой лучший друг.Вот почему я подыхаю с голодаНа улице в пикете.Аллилуйя! Я — лентяй!Аллилуйя! Дважды лентяй!Аллилуйя! Дай нам по шее,Чтобы вновь нас к жизни пробудить!

Бойтесь, когда в жаркий полдень где-нибудь на берегу реки в Филадельфии вы слышите, как кучка здоровенных парней, отдыхающих после обеда в мрачной лавчонке цирюльника, распевает классическое «Не хочешь ли сломать спину ради хозяина?» или «Кейси Джонс, скэб». Мне и теперь слышится их песня:

Кейси Джонс с машины не слезает,Кейси Джонс привычный держит путь.Кейси Джонс — покорный раб хозяев,и они ему повесили медаль на грудь![41]

В ИРМ любят и почитают своих певцов. По всей стране рабочие распевают песни Джо Хилла «Мятежная девчонка», «Не отбирайте у меня папу», «Рабочие мира, проснитесь». Тысячи их могли бы повторить за ним его «Завещание» — эти три простые строфы, написанные в камере в ночь перед казнью. Я встречал людей, которые носили у себя на сердце, в кармане рабочей одежды, маленький пузырек с горсточкой пепла Джо Хилла. Над рабочим столом Билла Хейвуда в Национальном штабе ИРМ висит написанный красками большой портрет Джо Хилла, очень выразительный, сделанный с большой любовью… Я не знаю другого объединения американцев, которое в такой степени чтило бы своих певцов…

Везде на Западе, где имеется местная организация ИРМ, вы найдете духовный центр, место, где читают книги по философии и экономике или же последние пьесы и романы. Здесь же обсуждают вопросы искусства, поэзии и международной политики. На моей родине в Портленде (штат Орегон) клуб ИРМ был самым оживленным умственным центром в городе… В организации ИРМ имелись драматурги, которые писали о жизни в «джунглях», и «бродяги»-актеры, игравшие пьесы для «бродяг»-зрителей…

Но какое отношение имеет все это к процессу в Чикаго? Прошу прощения, я отклонился от темы. Мне хотелось лишь передать то своеобразие ИРМ, которое делало эту организацию такой привлекательной в моих глазах. Ведь ИРМ была моей первой любовью среди рабочих организаций…

В сентябре 1917 г. началась травля членов ИРМ. Семь месяцев — с сентября 1917 г. по апрель 1918 г. — люди сидели в тюрьме, ожидая суда. Их обвиняли в принадлежности к организации и в заговоре, направленном на достижение поставленных ею целей. А цели ее заключались, коротко говоря, в том, чтобы уничтожить, хотя и не путем политической борьбы, существующую систему наемного труда.

Все это, по мнению судей, неизбежно должно было привести «к свержению правительства Соединенных Штатов…» Этот главный пункт обвинительного акта был бы по меньшей мере смехотворен, если бы к нему не присоединялось зловещее обвинение в «саботировании военной программы правительства». Ко всему этому был пристегнут двойной грех: мятеж и сопротивление мобилизации…