Я живу в заонежской тайге. В медвежьем краю - Анатолий Сергеевич Онегов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обучение рабской роли начиналось с куска хлеба… Орешка, смешной кудлатый щенок, единственный оставленный по воле хозяина сын Копейки, давно и пока безрезультатно выпрашивал у своего грозного покровителя, который для меня был всего-навсего Васькой Герасимовым, кусок хлеба. Подаяние Орешка все-таки получил, но не из рук — кусок хлеба был брошен на землю. Брошен один, второй кусок — и теперь взять пищу из рук для собаки-раба означало переступить запретный рубеж.
Следующим средством обучения покорности была палка или тупой тяжелый сапог. Собаку избивали только один раз, избивали за малейшую провинность, а дальше… Дальше собака безропотно и неотступно следовала за своим покровителем, каждую минуту ожидая нового наказания, но все-таки шла, боясь ослушаться и получить наказание тут же… Собака шла, плелась, служила, сторожила и везла, не в силах разорвать ту единственную, но прочную связь с человеком, которая появилась еще у несмышленого щенка.
Орешке не удалось дожить до тех дней, когда на него должны были первый раз обрушиться палка или сапог: он заболел и умер. Но Орешка мог бы и избежать рабской доли — он должен был по достижении зрелого возраста перейти к другому хозяину, рассудительному человеку, обладающему к тому же достаточно большим и внимательным к бедам других сердцем.
За такие достоинства наши собаки, знакомые с черствой жестокостью, обычно платят людям щедрой любовью и бескорыстной собачьей верностью. Примеров такой любви и бескорыстия собак, воистину привязанных к человеку, в наших местах много. Здесь можно назвать и тоскливый вой пса по больному или погибшему человеку, и самопожертвование четвероногого друга при встрече охотника с раненым медведем, и даже такие, казалось бы, неправдоподобные случаи, когда неграмотная, необразованная собака, собака, никогда не проходившая специальных школ дрессировки, вдруг выполняла сложную просьбу человека…
Случай, о котором я расскажу, произошел еще до моего поселения в заонежской тайге, но память о нем жива, как жива память о собаке, которая спасла жизнь охотнику…
Начало события не представляется интересным. Это был заурядный несчастный случай на охоте. Раненый медведь подмял человека. В ход был пущен нож, но схватку завершала собака, завершала уже тогда, когда человек потерял сознание в объятиях зверя… В избушке человек то ли рубахой, то ли еще какой тряпицей перевязал раны, немного пришел в себя. Но на следующий день снова почувствовал себя плохо. Теряя сознание, подозвал пса и, как мог, попросил его пойти домой и сообщить о случившемся. Как происходил этот разговор, что говорил человек, как ответила собака — это остается для нас тайной, как остаются пока тайной почти любые взаимные объяснения человека и собаки. Но собака все-таки явилась в деревню, где был дом охотника.
Здесь можно остановиться и поставить под сомнение путь, по которому собака попала в деревню из леса. Собака могла после встречи с медведем просто испугаться и сбежать. Но пес был не из пугливых, да и рана, нанесенная медвежьей лапой, никак не говорила о том, что при схватке собака стояла в стороне… Можно выдвинуть еще много всяких предположений, но факт остается фактом: следы пса, пришедшего в деревню, начались около избушки на другой день после несчастного случая и не свернули с дороги даже тогда, когда собаку встретили волки…
Волков было два. К счастью для собаки, которая к тому же не отличалась хилым телосложением, волки оказались подростками. Схватка продолжалась долго. О ее накале рассказало людям месиво снега и крови, а об исходе битвы поведали две туши волков с разорванными глотками… Окончив долгий и трудный бой в тайге, собака двинулась дальше. Возможно, тогда у людей и возникли бы сомнения: куда все-таки идти теперь тяжелораненой собаке? В деревню? Или обратно в избушку, до которой было значительно ближе? Но пес, наверное, не задавал себе таких вопросов — ползком он все-таки добрался к людям и свалился под окном, успев издать тихий стон… Раненая собака, явившаяся среди промысла из леса, подняла людей, которые на пути к избушке и увидели следы пса, принесшего весть, и мертвых волков…
Кажется, описание события на этом можно было бы и закончить, но история с собакой на этом не оборвалась… Собаку принесли в избу, промыли и перевязали ей раны и уложили еле живого героя под лавку. Потом нашли в лесу охотника и двинулись обратно и на обратном пути снова встретили на дороге того самого пса, который в своем собачьем понимании, видимо, считал просьбу человека не до конца выполненной — пес, посланный в деревню, должен был вернуться обратно и по-своему доложить, что он сделал все, что мог… Придя в себя, изодранная в клочья собака поднялась из-под лавки, выбила стекла и, теряя бинты, умудрилась ползком преодолеть такое расстояние, которое может показаться слишком большим даже для здорового животного.
Я рассказал эту историю совсем не для того, чтобы приписать собакам особые черты, владеть которыми монопольно желает лишь человек. Нет, я знаю и классическое учение о физиологии высшей нервной деятельности, и основы науки о поведении животных — и вспомнил пса-героя, чтобы лишний раз подчеркнуть, что Василий Герасимов, который держит своих собак на положении бессловесных рабов, вряд ли дождется от них бескорыстной преданности.
В личной собственности Василия находились Копейка и Шарик. Если Копейка как поставщик будущих охотников еще пользовалась изредка благосклонностью хозяина, то Шарик имел право лишь выступать гладиатором в лесных походах. Лесные походы оканчивались, пустела арена, и Шарик снова превращался в раба. Но рабство Шарика не оставалось без последствий. Оно почти тут же привело за собой трусость и унижение. Унижение способствовало далеко не талантливой черте характера — попрошайничеству, а за трусостью следовали нервозность и неожиданный оскал зубов без видимого повода. Когда попрошайничество не помогало, Шарик прибегал к другому испытанному средству — воровству, лишний раз демонстрируя этим, что собак тоже может коснуться падение нравов…
Пес-жулик никогда не раздумывал над моралью и этикой при виде на нашем столе румяных оладьев… После