Лоскутки - Ульяна Каршева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старик целитель решил, что Гарм переступил-таки границу и стал человеком. Гарм же – увы! – знал, что температура – пока ещё неточный признак его нормальности. Единственного не знал: как сделать так, чтобы беленькая девочка с серыми глазами навсегда осталась бы рядом. Причём, когда он думал о ней, думал в первую очередь не о том, что она могла бы стать его лекарством… Он хотел, чтобы именно она всегда была рядом – и всё.
Он не знал её характера. Он не знал, что она любит и чем увлекается… Он даже один раз постоял перед зеркалом, вообразив её рядом… И испугался, что может испугать её своим видом. И тут же кинулся мысленно защищаться: «Но ведь тогда она не сбежала!»
Проект Кристофера и Терренса, которые хотели создать независимый портал в мир сестёр, и натолкнул его на необычную мысль.
Он должен поговорить с Элей.
Всё. Больше ничего. Поговорить, когда рядом никого не будет.
Он ей нравится. Возможно, слабо. Просто как… одногруппник её старшей сестры. Но если они будут чаще видеться, то…
Гарм знал, что так не делается. Но ещё он знал, что плохо ориентируется в общественных правилах. И только одна особенность в характере Эли позволяла ему надеяться, что он прав, желая поговорить с ней наедине. Особенность, выразившаяся в её прикосновении к нему. Несмотря на то что они незнакомы. И официально, и неофициально. Несмотря на то что на нём татуированная маска, ставшая ещё уродливей, потому что она сработала на «полевом» практикуме. Несмотря на то что ветер то и дело мотал его лохмы, а значит, девочка видела на его лбу подсохшую кровь проколов от серебряных шипов... Может, поэтому ему впервые захотелось чего-то очень сильно.
Дед, кстати, тоже заметил. Без старика целителя. Правда, иначе. У кого – у кого, а у него магический взгляд… пронизывающий. И за ужином, встретившись с внуком, вернувшимся из парка, он просто-напросто был ошарашен. И тоже в первую очередь взволнованно спросил:
- Гарм, ты утверждаешься в человеческой форме? Чёрные линии твоего пространства бледнеют!
Гарм понимал, что он имеет в виду.
До перехода в юность он мало видел деда. Тот всегда был рядом, но так, чтобы внук его не видел. Час ученичества в день для мальчика. И хватит.
Дед сам не справлялся с эмоциями из-за двойной личности внука. И ненавидел его за смерть всех своих детей. Даже когда усмирённый жёстким воспитанием, сторожем-татуировкой и собственноручно дедом созданным серебряным обручем, вечно хмурый подросток перебрался в нормальное для жизни помещение, дед продолжал обходить единственного родного по крови человека. Боялся спровоцировать своей ненавистью нежелательное преображение – знал Гарм…
Перелом в ситуации наметился, когда даже далёкому от войны городу демоны начали грозить захватом. И дед, прихватив внука, переехал в загородное имение. Здесь он однажды застал Гарма сбежавшим от охранников, но выговорить ему за это не сумел. Гарм сидел в галерее второго этажа, куда редко кто заходил. Сидя перед портретом матери, он пытался (дилетантски, естественно) копировать его.
- Зачем тебе это? – напрямую спросил дед.
Гарм тоже ответил прямо:
- Я хотел снять его и отнести его в свои комнаты, но он слишком тяжёл. Нарисую – будет висеть у меня.
- Но зачем? – настаивал дед.
- Это моя мать. Я хочу, чтобы она была со мной, - коротко сказал Гарм. И, сложив рисовальные принадлежности, ушёл к себе.
Через неделю в комнатах Гарма появилась копия картины от хорошего художника. Одновременно этот художник стал его мастером по рисунку, а дед, видевший, как внук подбирал краски, лично занялся его обучением не только общей магии, но и как мага-артефактора. Правда, он не знал, что, выучив заданное, Гарм ищет в библиотеке имения всё, что можно узнать по теме. А Гарм как-то естественно принял положение, при котором нельзя даже деду рассказывать слишком много о себе: сначала из утаённой подростковой обиды («Это моя мама! Я сам хотел её нарисовать!»), а потом – уже из обретённой за годы привычки.
… Он постоял перед светящимся овалом и, не глядя, расстегнул пуговицы по сторонам сумки, ремень которой уже надел себе на шею. Сумка превратилась в длинную полосу с кармашками, набитыми ингредиентами для артефактов, работающих с пространством. Когда в лавочке продавцы этими ингредиентами наполняли кармашки, он следил за их руками и запоминал, где какой предмет окажется. Сейчас он мог спокойно совать пальцы в тот или иной отдел сумки и доставать именно то, что ему необходимо на данный момент.
Через минуту он начал действовать, отключив сухой расчёт и настроившись на импровизацию и работу интуиции.
Через полчаса он собрал сумку воедино и шагнул в портал, в структуру которого идеально было вписано его имя.
Он побродил немного по маленьким помещениям, в которых жили три женщины и телохранитель-оборотень, поудивлялся, какие здесь поразительно миниатюрные комнаты, а потом по следу Эли, вышедшей из этих помещений, вышел на плиточную площадку и разрешил закрыться за собой квартирной двери. Постояв немного на квадратной площадке, а потом пройдясь по ней, Гарм сообразил, что здешние люди живут в башнях. Поднимаются и спускаются двумя способами. Один – привычный ему. Лестница. Второй – это ощутимо пустая для него клетка за дверью, которая открывалась при его приближении и снова закрывалась, когда он отходил от неё. Гарм было шагнул в эту клетушку, заметив в ней цифры и сообразив, что они обозначают этажи. Но в механизме клетушки что-то вдруг недовольно заворчало, и двуликий, прислушавшись, понял, что входить в клетушку не стоит. Она сломается от невидимого воздействия его силы.
Тогда он пожал плечами и заторопился спускаться по лестнице. Тем более что тень беленькой девушки указывала: она тоже любит бегать вниз пешком… Поспешно шагая, он, тем не менее, заметил, что на площадках между лестницами есть свет, который достаточно странно ведёт себя, едва двуликий опускает ногу на эту площадку: дёргается, резко полыхает, а порой и вовсе пропадает, появляясь лишь тогда, когда он уходит с данной площадки. Пришлось надеть браслет, который
