Девушка из высшего общества - Татьяна Бонкомпаньи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаешь что? Похоже, все это сейчас уже не важно. — Лили услышала щелчок на линии. Кто-то звонит Эллисон, и, возможно, этот человек совсем по-другому воспринимает «новость дня». — Ответь на звонок, а мне нужно сходить за газетой, — сказала она.
— Дай знать, если я смогу что-то для тебя сделать. В любое время дня и ночи, — пообещала Эллисон и повесила трубку.
В газетном киоске Лили купила свежий номер «Пост». Совсем крошечная заметка о самоубийстве Эмили располагалась между материалом о маленьком ребенке, упавшем с лестницы в Бруклине, и полицейской облаве на проституток в Бронксе. Эмили не понравилось бы такое соседство. Она всю жизнь только и делала, что пыталась попасть на «Шестую страницу», но даже после смерти не удостоилась этого.
Лили прочитала заметку. По данным полиции, Эмили приняла снотворное и обезболивающие препараты, пока ее мать была на турнире по бриджу на Пятьдесят седьмой улице, всего в пятнадцати кварталах от дома. Когда миссис Лейберуоллер вернулась, то обнаружила дочь на кровати без сознания и вызвала бригаду врачей, но они оказались бессильны. Смерть девушки была зафиксирована в госпитале «Ленокс-хилл». Похороны состоятся утром во вторник. Среди родственников Эмили газета называла ее младшего брата — студента третьего курса Миддлберийского колледжа в Вермонте, а также родителей. Закрыв газету, Лили убрала ее в сумку с запасными подгузниками.
Вернувшись домой, она укачала Уилла. Все это время ее терзала мысль о том, какое огромное несчастье случилось в семье Лейберуоллер. В своей статье она не написала об Эмили ничего плохого, и все же девушка не смогла пережить, что ее одиночество и борьба за место в обществе были выставлены на всеобщее обозрение, — ее самолюбие оказалось слишком хрупким для этого. Лили закрыла глаза и представила, как миссис Лейберуоллер обнаружила безжизненное тело дочери на кровати, а рядом, на розовом половике, — рассыпанные маленькие таблетки и пустые упаковки от лекарств.
С неохотой она перенесла малыша в кроватку. Лили могла бы просидеть так, с Уиллом на руках, сколько угодно, но знала, что ему лучше спится в собственной кроватке. В холле, вспомнив, что Эллисон еще упоминала про статью на «Шестой странице», Лили достала из сумки «Пост». И хотя ее унижение на глазах у всех, сейчас, после смерти Эмили, почти ничего не значило, нужно был прочитать статью, чтобы знать, как она может повлиять на работу Роберта.
Главный материал раздела был посвящен ей:
«Вчера вечером на благотворительном балу фонда „За спасение Бухареста“ известная своей худобой светская дама Морган де Рамбулье публично обвинила приобретающую все большую популярность журналистку „Нью-Йорк сентинл“ Лили Бартоломью в том, что она пыталась соблазнить ее мужа в туалетной комнате французского ювелирного бутика „Анри Фонтен“ во время вечеринки, которая проходила там во вторник вечером. Наши источники сообщают, что миссис Бартоломью завладела вниманием благородного французского графа Кристиана де Рамбулье, сказав, что хочет написать статью о последних приобретениях в галерею искусств „Международного инвестиционного партнерства Гринвича“ — хеджевого фонда, в котором работает мистер Рамбулье и, между прочим, муж миссис Бартоломью — наследник империи „Голубая вода“ Роберт Бартоломью. Можно только догадываться, кого мы в ближайшем будущем не увидим в роли организатора благотворительного бала с суммой взноса от тысячи долларов…»
Хуже быть не могло. Лили не предполагала, что в статье появится имя Роберта и название фонда. А они, кроме того, упомянули еще и «Сентинл», и коллекцию. Отложив газету, Лили бросилась к мобильному телефону — тот разрывался от звонков в ее вечерней сумочке на столике в холле.
Перед тем как ответить, она взглянула на номер — звонили из квартиры Джозефин на Парк-авеню.
— Роберт? — спросила Лили. Больше всего на свете ей хотелось услышать, что он возвращается домой и они попытаются вместе справиться с ужасной ситуацией.
— Нет, дорогая, — произнес голос, который Лили хотела слышать меньше всего.
«Вот черт!»
— Добрый день, Джозефин.
— Надеюсь, теперь ты довольна?
— Если вы…
— С той самой минуты как проникла в нашу семью, ты делала все возможное, чтобы опозорить имя Бартоломью. Сначала отвратительная история о теннисном клубе, которую ты раскопала, а теперь это. Домогаться Кристиана де Рамбулье — между прочим, женатого человека! — и довести до самоубийства невинную девушку Лейберуоллер! Черт возьми, Лили! Я знала, что от тебя одни неприятности, но даже не подозревала, насколько ты лживая и злая. Если и есть от этого какая-то польза, то только в том, что мой сын, мой Роберт, теперь знает, что ты за женщина. Я никогда не забуду его слова о том, что тебе не понравилось, как я обустроила вашу квартиру. Ты манипулировала им, заставила думать, будто я вторглась в вашу жизнь или еще какие-то глупости. Но на самом деле тебя не устроило, что многие вещи были из моего дома. Бесценные вещи, принадлежащие семье Роберта, оказались для тебя недостаточно хороши, не так ли? Ты хотела, чтобы я раскошелилась на современную ерунду — модные модульные диваны например? Чтобы я консультировалась с тобой, как обставить квартиру? Смешно! Я размышляла: насколько неблагодарной и испорченной может быть эта девчонка? А потом ты потихоньку начала пытаться испортить отношения Роберта с друзьями и родственниками. Ты постоянно изводила его придирками, пока он не начал чувствовать себя виноватым в том, что проводит время со мной, или с отцом, или с самыми верными и близкими друзьями — с теми, кому он по-настоящему дорог. Ты настолько сбила его с толку, что он не мог понять, как правильно вести себя. Не сомневаюсь, это ты подтолкнула его к уходу с отличного поста в «Кэратерс», чтобы он мог больше заработать в финансовой сфере. Ты настолько жадная и неблагодарная, что деньги, которые он получал как партнер, тебя уже не устраивали. Какое счастье, что мы настояли на добрачном соглашении! Роберт так противился, но, думаю, теперь он благодарит судьбу за это. Ты ведь знаешь, что не получишь ни цента при разводе.
— Джозефин, это все?
— Тебе нечего сказать в свое оправдание?
— Даже не представляю, как реагировать на то, что услышала.
— Естественно, потому что не умеешь себя вести. Уверена, ты всю жизнь вела себя так же нелепо, — фыркнула Джозефин и положила трубку.
Лили опустилась на диван и уставилась в стену, прокручивая в голове речь свекрови. Она запомнила эти страшные слова почти дословно. Лили уже давно поняла, что Джозефин не любит и не одобряет ее поведения, но даже не подозревала о глубине и силе ее ненависти.
Лили одновременно ощутила злость, потрясение и вину. Злость на Джозефин за то, что она, поверив самым отвратительным слухам, повела себя низко и жестоко. Потрясение — потому что представить не могла, что когда-нибудь станет участницей такого разговора, а вину — из-за того, что она, пусть даже случайно, опозорила имя Бартоломью. Если бы не пыталась стать своей в высшем обществе, ничего бы не случилось. Почему она позволила себе так увлечься светской жизнью — настолько показной, лишенной реальности и смысла?
«Черт возьми, зачем мне потребовалось выходить на поле? Стояла бы себе спокойно за боковой линией!»
Лили почувствовала, как в горле образовался ком. Желудок нестерпимо жгло. Она хотела поговорить с Робертом. Почему он так и не перезвонил? Знал ли он о том, какому унижению подвергла ее Джозефин?
В конце концов она снова взяла мобильный и набрала номер Ребекки. Нужно выбросить из головы звонок Джозефин и молчание Роберта и попытаться предпринять хоть что-нибудь, чтобы сократить ущерб от происшедшего.
— Я могу все объяснить! — выпалила она, как только Ребекка сняла трубку.
— Отлично. Потому что тебе придется сделать это лично. Форд хочет видеть тебя как можно скорее.
Лили позвонила Хасинте, но она была занята на семейном мероприятии в Бруклине и могла приехать только ближе к вечеру. Тогда она обратилась к Лиз. Подруга приехала через час, и к полудню Лили уже входила в центральный офис «Сентинл». Охранник выдал пропуск, и она поднялась на десятый этаж, где у выхода из лифта ее встречала Ребекка. Не говоря ни слова, они вместе вошли в угловой офис Форда, обставленный модульной мебелью из стали и белых ламинированных панелей. На столе главного редактора царил идеальный порядок: здесь не было ни блокнотов с пятнами от кофе, ни скрепок.
Лили села на стул напротив стола Форда и ждала, пока он закончит телефонный разговор. Он оказался моложе и ниже ростом, чем представляла себе Лили, с грязными белокурыми кудрями, длинным римским носом и в очках в металлической оправе, которые делали его похожим на драматурга или художника.
— Отлично. Дайте мне знать, что по этому поводу говорят юристы, — произнес Форд, сдергивая с головы беспроводную гарнитуру. Взглянув на Ребекку, он вздохнул, а потом переключил все внимание на Лили. — Что ж, расскажи свою версию этой истории. — Он достал из ящика ручку и лист нелинованной бумаги.