Глубокие раны - Неле Нойхаус

— Полиция здесь. — Пия была совершенно права, считая, что не один десяток людей истопчет место происшествия, прежде чем служба по обеспечению сохранности следов сможет начать свою работу. — На вашего шефа вчера ночью было совершено нападение. Он лежит в больнице и пробудет там еще некоторое время.

Мужчины на некоторое время лишились дара речи.

— Пропустите меня, — раздался чей-то голос, и люди немедленно расступились. — Вы из полиции?

Мужчина с недоверием осмотрел Пию с ног до головы. Он был высоким и статным, со здоровым цветом лица и аккуратно постриженными усами под носом в виде «картошки». Привыкший приказывать патриарх, который имел трудности с женским авторитетом.

— Да. — Пия предъявила ему свое удостоверение. — А кто вы?

— Новак, Манфред. Это у моего сына разорили фирму.

— Кто будет заниматься делами фирмы, пока ваш сын не будет в состоянии это делать? — спросила Пия.

Новак-старший пожал плечами.

— Мы знаем, что нам делать, — вмешался молодой человек. — Нам нужен только инструмент и автомобильные ключи.

— Угомонись, — рявкнул Новак-старший.

— И не собираюсь! — горячо парировал молодой мужчина. — Вы думаете, что наконец сможете наказать Маркуса! Вам лучше вообще ничего не говорить.

Новак-старший покрылся краской. Он подбоченился и уже открыл рот для резкого ответа.

— Успокойтесь, — сказала Пия. — Откройте, пожалуйста, дверь. Позже я хотела бы побеседовать с вами и вашей семьей о последней ночи.

Новак-старший бросил на нее враждебный взгляд, но сделал все так, как она потребовала.

— Пойдемте со мной, — обратилась Кирххоф к молодому человеку.

В офисе царил полный беспорядок. Регистрационные папки были сброшены с полок, ящики и их содержимое лежали перевернутые на полу; монитор, принтер, факс и копировальный аппарат были разбиты, шкафы раскрыты, и в них было все перерыто.

— Боже мой! — вырвалось у рабочего.

— Где автомобильные ключи? — спросила его Пия.

Он указал на ящик с ключами слева, рядом с входной дверью, и Кирххоф жестом позволила ему войти в комнату. Когда рабочий взял все необходимые ключи, она пошла за ним по коридору и, миновав тяжелую защитную дверь, оказалась в мастерской. Здесь на первый взгляд все, казалось, было в порядке, но молодой мужчина грубо выругался.

— Что такое? — насторожилась Пия.

— Склад. — Мужчина указал на широко открытую дверь на противоположной стороне.

Некоторое время спустя они стояли среди полного хаоса, перевернутых полок и уничтоженных материалов.

— Что вы имели в виду, когда сказали, что Манфред Новак может наконец наказать своего сына? — поинтересовалась Пия у рабочего.

— Старик ужасно зол на Маркуса, — объяснил молодой человек с нескрываемым отвращением. — Он страшно обиделся на него, когда тот отказался взять на себя строительную фирму со всеми долгами. Я прекрасно его понимаю. Фирма обанкротилась, потому что каждый влезал в кассу и никто не имел представления о бухгалтерии. Маркус сделан из другого теста, нежели остальные. Он по-настоящему умен и многое умеет. Работать с ним — одно удовольствие!

— Господин Новак работает на фирме своего сына?

— Нет, он этого не хотел. — Молодой человек пренебрежительно фыркнул. — Так же, как и два старших брата Маркуса. Они скорее пойдут на биржу труда.

— Странно, что вчера ночью никто из членов семьи ничего не слышал, — сказала Пия. — Здесь ведь должен был быть адский шум.

— Может быть, они не хотели это слышать. — Молодой человек, казалось, был не в восторге от семьи своего шефа.

Они вышли со склада и вернулись через мастерские. Внезапно рабочий остановился.

— Как на самом деле чувствует себя шеф? — спросил он. — Вы сказали, что он некоторое время проведет в больнице. Это так?

— Я не врач, — ответила Пия, — но насколько я поняла, у него серьезные травмы. Он лежит в больнице в Хофхайме. Вы пока обойдетесь без него?

— Несколько дней — пожалуй. — Молодой человек пожал плечами. — Но Маркус работает над большим заказом. И здесь в курсе этого дела только он один. А в конце недели у него очень важная встреча.

В поведении семьи Маркуса Новака чувствовался холод и равнодушие. Никто и не подумал приглашать Пию зайти, и беседа состоялась перед входной дверью большого дома, который граничил непосредственно с территорией фирмы. Поблизости стоял маленький домик посередине ухоженного садика. Пия выяснила, что там жила бабушка Новака. Манфред на каждый вопрос Пии отвечал сам, независимо от того, кому тот был адресован. Единодушный, если не равнодушный кивок головы, подтверждал каждое из его утверждений. Его жена, похоже, была удручена горем и выглядела старше, чем хотела казаться. Она избегала любой встречи взглядами, ее узкие губы были плотно сжаты. Братьям Маркуса было чуть больше сорока; оба тяжеловесны, несколько неуклюжи и в физическом отношении являлись точной копией своего отца — правда, без его самоуверенности. Старший, с водянистыми глазами выпивохи, жил со своей семьей также в большом доме рядом с территорией фирмы, другой — через два дома. Пия поняла, почему они в это время, в понедельник утром, были не на работе: никто из них не хотел быть как-то замешанным в ночных событиях. Все спальни якобы выходят окнами назад, на край леса. Только когда прибыли «Скорая помощь» и полиция, они заметили, что что-то произошло.

В отличие от Августы Новак, у ее сына сразу появилось несколько подозреваемых. Пия, правда, записала имена обиженного хозяина пивнушки и одного уволенного рабочего, но ей представлялось излишним производить их проверку. Как заметила врач в больнице, нападение на Маркуса Новака было профессиональной работой. Пия поблагодарила семью за помощь и пошла опять в офис Новака, где коллеги из службы по обеспечению сохранности следов как раз начали свою работу. Она вспомнила слова Августы Новак: зависть нужно заработать, сочувствие же получаешь даром. Как это верно.

По возвращении в комиссариат спустя два часа Пия сразу заметила, что что-то произошло. Ее коллеги сидели за своими письменными столами с напряженными лицами, едва поднимая глаза.

— Что-нибудь случилось? — спросила Кирххоф.

Остерманн рассказал ей в двух словах о статье в газете и о реакции Боденштайна. После перепалки с Нирхофом за закрытыми дверями у шефа возник совершенно нетипичный для него приступ ярости, и он стал подозревать одного за другим в передаче информации прессе.

— Это точно не был кто-то из нас, — сказал Остерманн. — Кстати, на твоем столе лежит протокол беседы с Новак.

— Спасибо.

Пия поставила чашку на письменный стол и взглянула в протокол, который составил дежурный комиссар. Кроме того, на ее телефон была наклеена желтая записка с надписью «Срочно позвонить!». Номер телефона начинался с кода Польши — 0048. Мирьям. И то и другое могло подождать. Она пошла в кабинет Боденштайна. Как раз в тот момент, когда она хотела постучать, дверь распахнулась, и мимо нее с восковым лицом пронесся Бенке. Пия вошла в кабинет шефа.

— Что это с ним? — спросила она.

Шеф не ответил. По нему было видно, что он пребывал не в лучшем настроении.

— Что там в больнице? — поинтересовался Боденштайн.

— Маркус Новак, реставратор из Фишбаха, — ответила Пия. — Вчера ночью в его офисе на него напали трое мужчин и подвергли его пыткам. К сожалению, он не сказал ни слова, и никто из его домочадцев также не имеет ни малейшего представления о том, кто мог бы быть причастен к этому нападению.

— Передайте это дело коллегам из отдела К-10. — Боденштайн стал рыться в ящике своего стола. — У нас и без того достаточно дел.

— Одну минуту, шеф, — сказала Пия. — Я еще не закончила. В офисе Новака мы нашли повестку в суд от наших коллег из Келькхайма. Он обвиняется в нанесении телесных повреждений по неосторожности в отношении Веры Кальтензее.

Боденштайн остановился и поднял взгляд. В его глазах мгновенно появился интерес.

— С телефона Новака в последние дни как минимум тридцать раз набирали номер Кальтензее в Мюленхофе. Вчера ночью он почти полчаса разговаривал по телефону с нашим другом Элардом. Это может быть случайностью, но я нахожу это странным, что опять всплывает имя Кальтензее.

— Это правда. — Боденштайн задумчиво потер подбородок.

— Вы помните, что нам объяснили присутствие охраны предприятия в поместье попыткой взлома? — спросила Пия. — Может быть, за этим кроется Новак?

— Мы должны докопаться до сути дела. — Боденштайн взял телефон и стал набирать номер. — У меня есть одна идея.

Через час Оливер затормозил перед воротами поместья графини Габриэлы фон Роткирх в Хардтвальде под Бад-Хомбургом, который считался самым элитным жилым районом в Переднем Таунусе. За высокими стенами и густой живой изгородью, в парковой зоне, протянувшейся на несколько тысяч квадратных метров, в роскошных виллах проживало, без преувеличения, высшее общество. С тех пор, как Козима и ее сестры постепенно выехали отсюда, а муж графини умер, она проживала совершенно одна в шикарной вилле, в которой было восемнадцать комнат. Старая супружеская пара коменданта жила в соседнем гостевом доме, скорее в качестве друзей, нежели служащих.