Глубокие раны - Неле Нойхаус

Звонок телефона, стоявшего рядом с кроватью Пии, вырвал ее из глубокого сна. В комнате было совершенно темно и душно. Она в замешательстве нажала переключатель лампы на ночном столике и взяла трубку.

— Где ты пропадаешь? — раздался в трубке раздраженный голос ее экс-мужа. — Мы здесь ждем тебя! В конце концов, это ты так спешила с вскрытием.

— Хеннинг, бог мой, — пробормотала Пия, — еще ночь!

— Сейчас четверть девятого, — поправил он ее. — Поторопись, пожалуйста.

И он положил трубку.

Пия прищурила глаза и посмотрела на будильник. И в самом деле четверть девятого! Она отбросила одеяло, вскочила и подошла к окну. Вчера вечером Пия напрасно полностью опустила жалюзи, поэтому в спальне было темно, как в гробу. Быстрый душ разбудил ее жизненные силы, но она все еще чувствовала себя так, как будто ее переехал автобус.

Прокурор выдал разрешение на оперативное вскрытие трупа Роберта Ватковяка после того, как Пия в той или иной степени на этом настояла. В качестве аргумента она привела тот факт, что медикаменты, с помощью которых мужчина намеренно или не намеренно лишил себя жизни, разлагаются и в случае промедления их уже нельзя будет обнаружить. Хеннинг был недоволен, когда Пия позвонила ему и попросила провести вскрытие на следующий день. А когда она наконец в начале девятого пришла домой, то в довершение всего обнаружила, что обе однолетки, вырвавшись из огороженного выгона, лакомились незрелыми яблоками на плодовых плантациях соседнего Элизабетенхофа. После потогонной ловли животных Пие удалось наконец около одиннадцати часов загнать обоих беглецов в конюшню, после чего она, совершенно измотанная, отправилась в дом. В холодильнике Кирххоф нашла лишь просроченный йогурт и половину упаковки камамбера. Единственным светлым пятном был звонок Кристофа, после чего она, как мертвая, свалилась в постель. И теперь проспала начало вскрытия!

Взглянув в гардероб, Пия обнаружила, что ее запас свежего нижнего белья был на исходе, и быстро запихнула в стиральную машину грязное белье для стирки в режиме 60 градусов. У нее уже не было времени на завтрак, и лошадей придется оставить в своих боксах, пока она не вернется из Франкфурта. Сплошные неудачи!

Было около десяти, когда Пия приехала в Институт судебной медицины — и опять встретила Лоблих, которая была здесь в качестве представительницы прокуратуры. На сей раз на ней был не шикарный костюм, а джинсы и футболка слишком большого размера, которая наверняка принадлежала Хеннингу. Этот факт окончательно доконал и без того расстроенную психику Пии.

— В таком случае мы можем наконец начать, — сказал Хеннинг.

Совершенно неожиданно Пия почувствовала себя совершенно чужой в этом помещении, в котором она и Хеннинг провели вместе бесчисленное количество часов. Впервые она действительно поняла, что уже не играет в его жизни никакой роли. Правда, это Пия оставила его, и если он сделал то же, что и она, и нашел себе новую партнершу, то она должна это принять. Тем не менее это повергло ее в шок, к которому Пия в ее теперешнем положении не была готова.

— Извините, — пробормотала она. — Я сейчас приду.

— Не уходи! — сказал строго Хеннинг, но Пия вылетела из прозекторской в соседнее помещение.

Дорит, лаборантка, которая специально приехала, чтобы произвести экспресс-анализы, как обычно, сварила кофе. Пия взяла фарфоровый стаканчик и налила себе напиток. Он был горьким, как желчь. Она отставила кофе, закрыла глаза и потерла пальцами виски, чтобы уменьшить давление в голове. Изредка Кирххоф чувствовала себя изнуренной и деморализованной, как этим утром, что было также связано с тем, что у нее были критические дни. Как назло, она почувствовала, что к ее глазам подступили слезы. Если бы здесь был Кристоф, с которым она могла бы поговорить и посмеяться! Пия нажала сжатыми в кулаки руками на глаза, пытаясь бороться с закипающими слезами.

— С тобой все в порядке? — Голос Хеннинга заставил ее вздрогнуть. Она слышала, как он закрыл за собой дверь.

— Да, — ответила Пия, не оборачиваясь. — Это всего лишь… в последние дни было слишком много всего.

— Мы можем перенести вскрытие на вторую половину дня, — предложил Хеннинг.

Чтобы он мог еще раз залезть в постель с Лоблих, пока она будет сидеть здесь в одиночестве?

— Нет, — резко сказала Пия. — Всё в порядке.

— Посмотри-ка на меня.

Это прозвучало с таким участием, что слезы, которые она почти поборола, опять выступили у нее на глазах. Пия молча покачала головой, как маленький упрямый ребенок. А потом Хеннинг сделал то, чего никогда не делал за те годы, пока они были женаты. Он просто обнял ее и крепко прижал к себе. Пия была безмолвна. Она не хотела обнаружить перед ним свою слабость. Хотя бы потому, что, как она предполагала, он, возможно, расскажет об этом своей возлюбленной.

— Я не могу выносить, когда вижу тебя несчастной, — сказал он тихо. — Почему твой директор зоопарка не заботится о тебе?

— Потому что он в Южной Африке, — пробормотала Пия, позволив ему взять себя за плечи.

Хеннинг повернул ее к себе, поднял ее подбородок и скомандовал:

— Открой глаза.

Она послушалась и с удивлением обнаружила, что его лицо было серьезно озабоченным.

— Жеребята вчера вечером убежали, Нойвилль при этом поранился. Мне пришлось два часа гоняться за ними, — прошептала Пия, как будто это было объяснением ее отвратительного состояния. А потом у нее по лицу действительно побежали слезы.

Хеннинг притянул ее к себе и, утешая, стал гладить по спине.

— Твоей подруге не понравится, если она нас увидит, — глухо сказала Пия, прижавшись к его зеленому халату.

— Она не моя подруга, — ответил он. — Ты случайно не ревнуешь?

— У меня нет на это права. Я знаю. Но тем не менее…

Хеннинг немного помолчал, а когда вновь заговорил, его голос звучал по-другому.

— Знаешь что, — сказал он тихо, — мы сделаем сейчас нашу работу, потом как следует позавтракаем, и если ты захочешь, я поеду с тобой в Биркенхоф и посмотрю Нойвилля.

Это предложение было чисто дружеским, никакой неловкой попытки сближения. Хеннинг присутствовал в прошлом году при рождении жеребенка; он сам, так же как и она, был большим любителем лошадей. Перспектива провести день, не страдая в одиночестве, была заманчивой, но Пия все же устояла перед искушением. В действительности она совсем не нуждалась в сочувствии Хеннинга, и это было бы нечестно — подавать ему надежду только потому, что она почувствовала себя одинокой и пребывала в дурном расположении духа. Он этого не заслуживал. Пия глубоко вздохнула, чтобы просветлела голова.

— Спасибо, Хеннинг, — сказала она и вытерла слезы тыльной стороной руки. — Это очень любезно с твоей стороны. Я рада, что мы все еще так хорошо понимаем друг друга. Но мне нужно еще потом поехать в офис.

Это, правда, было не так, но не звучало как отказ.

— Хорошо. — Хеннинг отпустил ее. Выражение в его глазах было труднообъяснимым. — Тогда пей спокойно свой кофе. Не спеши. Я жду тебя.

Пия кивнула и спросила себя, осознавал ли он двойной смысл своих слов.

Понедельник, 7 мая 2007 года

— Роберт Ватковяк был убит, — доложила Пия своим коллегам на утреннем совещании в отделе К-2. — Прием алкоголя и таблеток был произведен не добровольно.

Перед ней лежало предварительное заключение по результатам вскрытия, которое удивило вчера не только ее. Экспресс-анализы крови и мочи убитого показали сильнейшую интоксикацию. Причиной смерти, без сомнения, стала высокая концентрация трициклических антидепрессантов в комбинации с содержанием алкоголя в крови на уровне 3,9 промилле, что привело к остановке дыхания и кровообращения. Но, тем не менее, Хеннинг обнаружил на голове, плечах и запястьях трупа гематомы и кровоподтеки, и предположил, что Ватковяка связывали и насильно удерживали. Небольшие продольные раны с кровоподтеками в ткани пищевода и следы вазелина подкрепили его подозрение в том, что мужчине насильно влили смертельный коктейль с помощью трубки. Остальные пробы были исследованы в криминалистической лаборатории в Висбадене, но Хеннинг однозначно констатировал смерть по вине иного лица.

— Кроме этого, место обнаружения трупа не является местом преступления. — Пия раздала коллегам фотографии, которые были сделаны сотрудниками службы по обеспечению сохранности следов. — Кто-то оказался достаточно сообразительным и тщательно подмел пол, чтобы не оставлять никаких следов. Правда, не в полной мере сообразительным, так как ему это пришло в голову только после того, как он уложил труп Ватковяка на пол. Его одежда была вся в пыли.

— Таким образом, у нас уже пятое убийство, — констатировал Боденштайн.

— И нам опять надо начинать с нуля, — добавила Пия удрученно.