Возвращение в эмиграцию. Книга вторая - Ариадна Васильева

— А вот здесь, Ника, — сказала Вера, — весной вырастут подснежники, — много, вот увидишь.

— А какие они?

— Как колокольчики, только белые…

Но рассказ о подснежниках неожиданно прервался. Снизу послышался взволнованный голос Натальи Александровны.

— Ника! Девочки! Это вы?

— Мы! Мы! — отозвались все трое и стали торопливо спускаться.

— Где вы пропадали? Да разве можно так надолго исчезать! Вот достанется тебе, Ника, на орехи от папы!

Девочки стали оправдываться и рассказывать про елку. И что праздник все не начинался и не начинался, как они выступали, как хорошо пела Ника.

Но оправдания не помогли, Нике досталось «на орехи».

— Если ты видела, что елка задерживается, ты должна была уйти домой засветло, — сердито выговаривал Сергей Николаевич и сверлил дочь глазами.

— Но я же не знала дороги! — оправдывалась Ника.

— Спросила бы.

— А как на крутом месте? Я бы упала.

— Не упала бы. Там прекрасно можно держаться за ветки. Запомни раз и навсегда. Сказала, что придешь в четыре часа, в лепешку разбейся, но явись вовремя.

Наталья Александровна вмешалась в спор и предложила простить Нику по случаю праздника.

Но праздник все равно был испорчен. Ника без аппетита съела маленький кусочек пирога, надулась и ушла в угол, сидеть под елкой.

Было обидно и грустно. Больше всего обижала папина несправедливость. И нисколько они не порадовались ее успеху, а ведь это было первое в жизни выступление. Она, конечно, выступала в детском саду у мадам Дебоссю, и в санатории, но это было давно и потому не считалось.

Аромат сосны смешивался с особым запахом елочной канители. Ника с детства любила этот запах, но сегодня он не утешил ее. И разве она была виновата, что по какой-то причине в школе так задержали елку!

У взрослых кончились выходные. У девочек Веры и Тани начались каникулы. Они много возились с Никой, приносили ей из школьной библиотеки книги. В эту зиму Ника научилась довольно бегло читать.

В конце января произошло два приятных события. Первое обернулось великой радостью для всего совхоза. Штормом выбросило на берег косяк хамсы, и все население поселка ринулось с ведрами и мешками собирать добычу. Люди по щиколотку ходили в серебряном трепетном месиве, хватали, кто, сколько мог унести. Сергей Николаевич притащил домой полный мешок, и весь дом пропах жареной рыбой.

Мелкая хрустящая рыбка была необыкновенно вкусна, а, главное, ее ели вместе с тонкими косточками без всякой опасности подавиться. Ника даже объелась, и на другой день уже не могла смотреть на хамсу. Чтобы добро не пропало, Ольга Степановна научила делать «консерву», и Наталья Александровна бросилась запасаться впрок, но часть «улова» успела протухнуть, и остаток пришлось выбросить.

Прошло дней десять, и снова произошло, событие, но куда более значительное, по мнению Ники, чем бесплатная добыча хамсы. Сергей Николаевич и на этот раз пришел с работы с мешком, и Наталья Александровна в ужасе всплеснула руками:

— Боже мой, неужели опять рыба?

Но, хитро подмигнув Нике, отец осторожно положил мешок на пол, открыл его, заглянул внутрь, и сказал кому-то невидимому:

— Ну, брат, давай, вылезай!

В мешке что-то зашевелилось, у Ники быстро-быстро застучало сердце в предвкушении чего-то необыкновенно хорошего. Однако ничего не произошло.

Тогда Сергей Николаевич сунул руку в мешок и достал из него за шиворот маленького дымчатого щенка. У собачки безвольно обвисли лапы, сам собою поджался хвост, покорными глазами она виновато косилась на людей. Ника отчаянно закричала:

— Отпусти, отпусти, папа, ему же больно!

Сергей Николаевич опустил щенка на пол и сказал:

— Ничего ему не больно. Все собаки щенят за шиворот таскают.

А Наталья Александровна всплеснула руками и жалобно крикнула:

— Только этого нам не хватало!

Ника испугалась.

— Мама, нет! Мама, пусть он у нас живет! Смотри, какой миленький. Ой!

Это относилось к щенку. Он побежал к ней, но на полдороги присел и пустил лужицу.

— Ну, вот, — пошла за тряпкой Наталья Александровна, — именно этого я и боялась.

— Брось, это временно, — успокоил Сергей Николаевич, — мы быстро приучим его к порядку, он будет проситься на улицу. Он сирота. Мать его застрелил один болван. Из мести к хозяину собаки. А этих карапузов осталось шесть штук.

— Что хоть за порода? — неуверенно спросила Наталья Александровна, уже другим тоном, смиряясь.

— Мать — чистокровная овчарка, отец — дворняга обыкновенная. Из этих, из сторожевых псов на виноградниках.

— О, господи, — вздохнула Наталья Александровна и отправилась к столу, налить молока в блюдце.

Назвали щенка Дымком.

7

К шести с половиной годам Ника была худенькой, милой девочкой с большими черными глазами. Ее коротко остриженные темные волосы вились на концах и оттеняли тонкую бледную кожу лица.

Сергей Николаевич непреложно требовал, чтобы Ника росла незаурядным человеком, без пороков и недостатков. Тогда их с Натальей Александровной миссия, как он считал, а именно отъезд из Франции, будет обоснована.

Но у Ники не получалось всякий раз оправдывать папины надежды, она росла самым обыкновенным ребенком. Была ласкова и послушна.

У нее была склонность к запирательству и мелкому вранью. Сломает вещь или разобьет стакан, ни за что не признается. Это был страшный грех.

Утром любила понежиться и поваляться в кровати, что безмерно сердило Сергея Николаевича. Часто слонялась без дела, не знала, чем себя занять. Сергей Николаевич сердился и в этом случае, и говорил:

— Найди себе дело, Ника, нельзя так, в самом деле.

Ника старалась придумать дело, но ничего не придумывалось. Тогда она надевала короткую, не по росту заячью шубку и шла во двор.

Осторожно приоткрыв входную дверь, внимательно смотрела по сторонам, выходила на цыпочках и бегом мчалась за сарай, за деревья, торопясь, чтобы ее не заметила белая коза бабы Маши. Ко всем грехам маленькой Ники Сергей Николаевич прибавлял еще великую трусость.

Белая коза была сущим наказанием. Она появлялась неизвестно откуда, как дух, смотрела на девочку бессмысленными желтыми глазами, потом наклоняла рогатую голову и шла в наступление. Сколько раз говорили взрослые, что козы не следует бояться, что нужно взять в руки прутик и хорошенько погрозить хулиганке, что она убежит сразу, как только почувствует чью-то силу.

Баба Маша несколько раз заводила Нику в загон. Две серых козочки и несколько козлят, очень милых, с кудряшками на макушках, на месте будущих рожек, подбегали к ним, просили свежего сена. Но белая коза равнодушно и высокомерно взирала со стороны, ни за что не подходила.

— Ну, вот, — говорила баба Маша, — видишь, какая она трусиха, она сама всех боится.

Ника понимала, что коза боится хозяйки, и караулит момент, когда беззащитная девочка останется одна.

Стоило проклятому животному увидеть ее, оно начинало медленно приближаться, как-то даже пританцовывая, смотрело, не мигая. Ника впадала в панику. Она поворачивалась к козе спиной, чего ни в коем случае не надо было делать, и бежала к дому. Коза пускалась следом. Ника взбегала на низенькое крыльцо, разбойница тотчас оставляла погоню, словно признавала за противником право на свою территорию. Начинала с хрустом, брезгливо отгибая губу и обнажая желтые зубы, рвать сухую траву с таким видом, будто ей нет никакого дела до всего остального мира.

Но чаще баба Маша уводила коз на дальний выгон, и тогда Ника свободно гуляла, где хотела. Она могла уйти довольно далеко от дома. Иногда теряла представление о времени. В таких случаях Наталья Александровна выходила на крыльцо и начинала звать:

«Ника-а-а! Домой! Пора обедать! Ника-а-а!

Ника слышала лишь отдаленное «а-а-а», подхватывалась и бежала к дому со всех ног.

У нее были свои укромные места, где не задувал ветер, где не грозила встреча с козой.

В середине января ударили небывалые для Крыма ночные морозы. Лужи покрылись корочкой льда; прозрачными пальмовыми веточками к утру затягивало низ оконных стекол.

Наталья Александровна тепло одевала Нику и наказывала ей не уходить далеко.

В один из таких дней Ника забрела к тому месту, где начинался крутой подъем в сторону Биюкламбаса. Вверху, слева от тропинки, она знала, бил из земли небольшой родничок. Люди заботливо обложили его камнями, вода стеклянными струйками переливалась через края и стекала с поросшей ярким зеленым мхом скалы миниатюрным водопадом.

Под скалой же, в пределах досягаемости водяной радужной пыли, прижился раскидистый куст с тонкими гибкими ветками, из которых можно было при случае сделать хороший хлыстик и даже сплести маленькую корзиночку. Вера ловко умела их делать.