О чем молчат фигуры - Юрий Авербах

Виктор заявил, что игра соперника не произвела на него большого впечатления, что Карпов победил за счет сильной воли, фанатичного стремления к победе, что он не располагает богатым шахматным арсеналом и не играет сильнее ни Спасского, ни Полугаевского, ни Петросяна, ни, наконец, самого Корчного.

Оценивая это интервью с высоты прошедших десятилетий, можно утверждать, что он был несправедлив, необъективен и его оценки далеки от истины. Корчной из тех, кто, проиграв, ругает не себя, а противника. Таких шахматистов довольно много. В английском языке для них есть хорошее название «bad loser» (не умеющий проигрывать, тот, кто сердится при поражении). Однако бурная и жесткая реакция Спорткомитета на интервью была, как сейчас принято говорить, неадекватной. Видимо, поклонников Карпова очень задело, что поносили их гордость, их любимца. Как по мановению волшебной палочки, в «Советском спорте» за подписью Петросяна появилась резкая отповедь Корчному, затем последовали возмущенные письма болельщиков, требовавшие его сурового наказания. И оно не замедлило последовать. Корчного вывели из сборной страны, уменьшили стипендию, объявили выговор по партийной линии, и он автоматически стал невыездным.

После развязанной против него кампании Виктор несколько месяцев не появлялся в Москве. Затем он направил в адрес президиума федерации покаянное письмо, в котором признал свое поведение неправильным и «просил пардону». Мы обратились в Спорткомитет с просьбой отменить санкции.

К этому времени Карпов уже получил титул чемпиона мира, руководство спорта было настроено благодушно и простило Корчного. В декабре 1975 года ему разрешили выехать в Гастингс, а летом 1976 года — на турнир в Амстердам.

В один из жарких июльских дней я работал дома, когда раздался телефонный звонок:

Здравствуйте! Мне очень нужен президент Шахматной федерации СССР господин Авербах.

Авербах у телефона.

С вами говорит московский корреспондент агентства «Франс-пресс». Нам известно, что Корчной остался в Нидерландах и попросил политического убежища. Как бы вы прокомментировали это сообщение?

Вот это новость! Наверное, не меньше минуты я приходил в себя, затем пробормотал что-то вроде:

Ничего об этом не знаю, ничего не могу сказать...

Но почему вы не можете ничего сказать? — настаивал корреспондент.

Ответив, что буду готов с ним разговаривать, когда услышу официальное сообщение, я повесил трубку и поспешил в Спорткомитет.

В кабинете Ивонина уже вовсю кипела работа.

Корчной остался! — проинформировал он.— Мы уже подготовили заявление федерации и гроссмейстеров по этому поводу. Сейчас начали их обзванивать. Приступайте к работе, и в первую очередь вам надлежит подписать это заявление.

Невозвращение из заграничной командировки тогда считалось государственным преступлением, изменой Родине. Конечно, в этом вопросе советское законодательство вступало в явное противоречие с «Декларацией прав человека», которую в 1973 году в Хельсинки подписал Брежнев. Однако в то время можно было выехать вполне легально, выпросив разрешение, хотя это и было довольно хлопотным делом. Ведь выпустили вскоре Спасского, женившегося на француженке, выпускали и других людей, музыкантов, писателей, врачей.

Если уж ты выехал за государственный счет в командировку, то отказ вернуться вряд ли выглядит нормальным поступком. Но, главное, конечно, не в этом. С тех пор как Корчной прислал мне откровенно хамское письмо, у меня не было никакого желания его поддерживать. И, вынув ручку, я молча расписался. Этот осуждающий поступок Корчного документ подписало подавляющее большинство гроссмейстеров, в том числе Смыслов, Таль, Петросян, Тайманов, Полугаевский, Флор, Котов.

Не подписали лишь единицы. Ботвинник заявил, что никогда не подписывает коллективные письма, хотя в злопамятном 37-м году его подпись стояла под письмом с требованием сурового наказания троцкистов-бухаринцев. Гулько привел тот же довод и немедленно попал в опалу. К Спасскому, по-моему, даже не обращались. А Бронштейн находился в Польше и не подошел к телефону. После этого он надолго стал невыездным.

Не остался в стороне и Карпов. Он написал отдельное заявление, также осуждающее Корчного.

А мой разговор с корреспондентом «Франс-пресс» так и не состоялся. Придя вечером домой, я обнаружил, что телефон не работает. На пару дней он оказался выключен!

После того как Корчной остался на Западе, да еще попросил политическое убежище, по мнению советских идеологов, он превратился во врага. Решением Шахматной федерации СССР его дисквалифицировали, лишили спортивных званий и права представлять советскую шахматную школу на мировой шахматной арене. И в связи с этим за моей подписью как президента Шахматной федерации СССР в ФИДЕ ушло письмо с просьбой исключить Корчного из следующего цикла соревнований на первенство мира. Письмо это никаких результатов не дало. В 1976 году Олимпиада и очередной конгресс ФИДЕ проходили в Израиле. Наши отношения с Израилем тогда были прерваны, ни мы, ни страны социалистического лагеря там не присутствовали. Письмо было зачитано, принято к сведению. И все.

Возвращение короны

Известно, что, завоевав в 1948 году звание чемпиона мира, Михаил Ботвинник уже в следующем году выступил с предложениями, связанными с правилами матча за высший шахматный титул. Нечто подобное совершил и Фишер. В 1973 году на очередном конгрессе ФИДЕ президент американской зоны Фред Крамер огласил предложения нового чемпиона относительно регламента следующего матча за мировое первенство. По мнению Фишера, в этом поединке не должно быть фиксированного числа партий, а игра должна продолжаться до тех пор, пока одна, из сторон не добьется десяти побед. Ничьи не учитываются. При счете 9 : 9 игра прекращается. Чемпион сохраняет свой титул, но призовой фонд делится пополам.

Для изучения предложений Фишера была создана специальная комиссия. От США в нее вошел Крамер, от СССР — Батуринский. А возглавил комиссию сам президент ФИДЕ Макс Эйве.

Еще в 1972 году, когда меня избрали президентом шахматной федерации, а Батуринского вице-президентом, мы договорились, что, будучи начальником отдела шахмат Спорткомитета, он будет заниматься вопросами первенства мира.

Созданная комиссия в начале 1974 года собралась в Амстердаме. Большинство ее членов высказалось против игры до десяти побед, но согласилось на игру до шести побед. Эту позицию поддержал и ЦК ФИДЕ. Летом 1974 года я впервые принял участие в работе конгресса ФИДЕ. Для меня все было внове, поэтому я расскажу об этом конгрессе подробно.

В том году Международной шахматной федерации исполнилось 50 лет. Поэтому конгресс, проходивший в Ницце во время Олимпиады, был юбилейным. Он длился около недели и состоял из нескольких этапов. Сначала прошли заседания различных комиссий и комитетов. Как правило, они были открытыми. На них готовились материалы для Генеральной Ассамблеи. Затем заседало ЦК ФИДЕ, куда посторонние не допускались. Там предварительно рассматривались вопросы повестки дня Ассамблеи и выносились предварительные решения. И, наконец, заседания Генеральной Ассамблеи, на которых эти решения утверждались либо отклонялись.

Конгресс в Ницце был не только юбилейным, но и перевыборным, но об этом несколько позже.

Признаться, обстановка на Ассамблее произвела на меня, новичка, гнетущее впечатление. Представьте себе большой зал, в котором сидят группы людей, составленные по языковому признаку (говорящие по-английски, по-немецки, по-французски, по-испански и по-русски). Синхронного перевода тогда еще не было, поэтому либо специальный переводчик, либо кто-то лучше других владеющий иностранными языками переводит выступления делегатов. Из-за необходимости перевода на несколько языков выступления непомерно затягиваются, а когда возникают горячие дискуссии, большинство делегатов, как мне показалось, вообще перестают понимать существо вопроса и только следят за наиболее компетентными и авторитетными представителями своей языковой группы: чью сторону те займут. И в такой обстановке утверждался регламент предстоящего матча на первенство мира. На Генеральной Ассамблее Крамер огласил телеграмму чемпиона мира, в которой тот настаивал на принятии его предложений.

Завязалась дискуссия, обстановка накалилась. После жарких споров на голосование поставили первое предложение Фишера — играть до десяти побед, и оно прошло большинством в два голоса: 26 — за, 24 — против, 12 воздержались. В этот момент исполнительный директор Шахматной федерации США. Эд Эдмондсон вышел на трибуну и попросил делегатов сделать небольшой перерыв, чтобы он мог попытаться договориться напрямую с представителем СССР Батуринским. Тот, крайне недовольный результатом голосования, не удержался и через переводчика резко бросил Эдмондсону: