Однажды была осень - Марина Полетика

— Хорошо, — сдалась Лина. — Попрошу. Но не обещаю.

Не откладывая дела в долгий ящик, Лина, едва дождавшись приезда грумера Наташи, отправилась к ней в комнату. Но, как назло, первые клиенты были не из поселка, поэтому хозяева сидели тут же, в комнате, отвлекая Наташу разговорами. Только перед обедом Наташе привели цвергшнауцера Бакса, которого оставили на попечение Лины и обещали забрать вечером. Баксик был псом идеально воспитанным и чуть трусоватым, но Лина все же решила воспользоваться ситуацией и, прихватив цверга поперек пуза, опять отправилась в зал для груминга, который все называли парикмахерской.

— Наташа, я вам Баксика привела, давайте помогу его держать? — предложила она.

— Да что вы, Галина Борисовна, — рассмеялась Наташа. — Его держать не надо, он умница.

— А йорков у вас держали, я видела.

— Так йорк же ни минуты на месте не стоит, как ртуть. Надо же ровно подстричь, только примеришься, а он дерг — и полчелки нету, — улыбнулась Наташа.

— Можно тогда я просто так посижу, — не отставала Лина. — Мне посмотреть интересно. Цвергов же по-другому как-то стригут?

Неизвестно, понравилось ли Наташе это предложение, но Вероника была права, Лина — какое ни есть, а начальство. Поэтому Наташа согласилась и, поставив Бакса на столик, принялась быстрыми движениями выщипывать ему шерсть специальной расческой — пес аж присел от такого напора. А Лина стала задавать наводящие вопросы, начав с самого простого, чтобы сперва узнать побольше о Харламове.

— На день рождения? К Алиске? — улыбнулась Наташа, не прерывая своего занятия. Улыбка у нее была хорошая, открытая. — Это на него похоже.

— Я слышала, что он просто помешан на йорках…

— Не знаю… Вряд ли. Он на Алиске своей помешан, это точно. Пока стригу — сидит рядом, шерстинки считает, все рассказывает, какая она умница. А потом не отпустит, пока все ее новые одежки-игрушки не покажет. Я час стригу — полчаса смотрю. Потом уже сказала, чтоб Маша ее сюда приводила, к вам. А им понравилось, и они стали в садик ходить.

Лина невольно залюбовалась тем, как летают Наташины руки, теперь уже вооруженные чем-то вроде ножниц. Щелк-щелк, летит на пол шерсть, а пес прямо на глазах из лохматого бобика превращается в породистого красавца.

— Наташа, вы такая искусница! — искренне сказала она. — А где вы этому научились? То есть я понимаю, что теперь вы повышаете квалификацию на курсах, вон вся стенка в сертификатах. А сначала? Этому же не учат нигде, да?

— У меня свой ризен был, сперва на нем экспериментировала. Потом у знакомых стригла. А потом стали со стороны приходить. Так вот и получилось, — сквозь щелканье ножниц пояснила Наташа.

— А кем вы раньше работали? Если, конечно, не секрет?

— В школе, — коротко ответила Наташа и стала брызгать на Баксика спреем.

— Вы учитель? — несказанно удивилась Лина. — А как…

Но ее прервал звонок мобильника.

— Да, нежнуля? — весело откликнулась Наташа. — Как ты там? Хорошо, куплю, конечно. Димка не заходил? А Леночка? Нет, милый, сегодня не раньше десяти. Ну, в субботу, может быть. Нежнуля, ты прости, у меня тут собака… Целую!

— Сын? — улыбаясь, спросила Лина.

— Муж, — и по интонации опять понятно, что пояснений не будет.

— Наташа, у вас так много работы, и все на ногах, вы же, наверное, так устаете, — посочувствовала Лина.

— Сейчас еще ничего, теперь я только здесь работаю. А вот раньше, когда еще приходилось по всему городу мотаться, — вот тогда да. Да еще если перед выставками — тогда вообще бывало за полночь приходила, — Наташа улыбалась, и от этого не было ощущения, что она жалуется.

— Да, кстати, я все хочу вам сказать, — вдруг вспомнила Лина. — У нас теперь клиентов все больше, к вам запись на месяц вперед, не попасть. Рада Григорьевна собирается брать второго грумера и хотела вас спросить насчет графика. Вам как удобнее — через день или через два?

— Как… Зачем? — Наташа перестала щелкать ножницами, и Баксик посмотрел на нее вопросительно. — Зачем второго?

— Как зачем? Чтобы очередь не создавать, — удивилась Лина. — И вам полегче будет.

— Галина Борисовна… Не надо второго грумера. Я буду каждый день работать, меня любой график устраивает, — Наташа смотрела на нее умоляюще.

— Так вам же и так тяжело, а тут еще нагрузка возрастет.

— Понимаете, мне деньги нужны. Очень, — пробормотала Наташа, постукивая ножницами по столу. — У меня муж болеет. Лекарства, и все такое. Сын учится на платном. Да вот женился еще. Надо им помогать…

— У вас такой взрослый сын? — изумилась Лина. Она считала, что Наташе не больше тридцати пяти — стройная фигурка, джинсы, волосы, всегда тщательно и аккуратно собранные в «конский хвост». А тут вдруг взглянула внимательнее и разглядела: и морщинки вокруг глаз, и складочки возле рта…

— То есть, конечно, я поговорю с Радой, — заторопилась она, мысленно упрекая себя за бестактность. Ведь говорил же ей Валя, что надо интересоваться людьми, а она вот с Наташей с осени работает, но узнать о ней хоть что-то не пожелала, просто в голову не пришло — ну стрижет и стрижет. — Вы не беспокойтесь, Наташа. И еще простите меня, так неловко получилось, но раз мы про деньги заговорили… Вот мамочка Кэти просила, если у вас будет окошко, привести девочку в порядок, раз уж мы на день рождения идем. Тут она и деньги просила вам передать. — Лина положила на подоконник конверт и добавила: — Только если у вас время будет. И знаете что — заходите ко мне кофе пить. У меня кофеварка стоит, и кофе отличный. Правда, приходите!

Под вечер приехал Валентин, у которого был назначен прием. На этот раз Лина знала клиентку: Ольга Васильевна, мамочка йорка Любочки, еще одного гостя, приглашенного на день рождения к Алисе Харламовой. Ольга ей не особенно нравилась: невысокая, подвижная до вертлявости и разговорчивая сверх меры брюнетка, которую приходилось выслушивать до тех пор, пока не возникал весомый предлог прервать поток ее речи. Говорила она исключительно про Любочку: расхваливала ее проделки и привычки, наряды, бантики, прически и прочее. К тому же Любочка время от времени «подрабатывала» моделью в одном из зоомагазинов, и это тоже служило неиссякаемым источником вдохновения для ее мамочки. Причиной визита Ольги к зоопсихологу стало недопустимое поведение ее обожаемой Любочки: вдруг стала капризничать сверх меры и — о ужас! — даже огрызаться на свою «мамочку». Чем дальше в лес, тем больше дров! В результате какой-то ссоры вполне мирная и безобидная до сих пор Любочка укусила Ольгу за палец. А малипусечка и обаяшечка йорк, кусающий свою «мамочку», — это такой же невозможный абсурд, как лазающая по деревьям корова.