Эмоции в розницу - Юлия Волшебная

камер, и приём транслировался в Центральных домах всех других городов ОЕГ. Периодически на плоских голографических дисплеях включалась трансляция то из одного, то из другого города, и тогда мы слушали отчёты управляющих этих городов. Я заметила, что объёмная голографическая стать Доверенного заместителя также находилась одновременно в каждом полисе.

«Интересно, где же находится он сам?» – снова задумалась я.

Вслед за отчётами наступил следующий важный этап официальной части. За особые заслуги одних лиц награждали местами в рейтингах, других представляли к повышению по службе. Мой отец был среди награждённых какой-то особой отметкой, но нового звания не получил.

Однако в тот вечер присуждали не только награды – не обошлось и без взысканий. Одного из министров прилюдно лишили звания и оштрафовали, полностью обнулив его персональный счёт. Как выяснилось, его уличили в посещении проституток в резервации эмпатов. В разоблачении преступника принял участие отряд «Зорких» под руководством Альберта Грина.

Лишённый должности министр, согласно процедуре, направился к выходу из помещения. Мне оставалось только гадать – что ждёт его там, за пределами зала. От этих мыслей у меня начало сводить живот, и отчего-то задрожали напряжённые икры и ладони. Я испугалась, что сейчас и других присутствующих в зале начнут разоблачать в связях с эмпатами, и я в таком случае окажусь среди них. Внезапно бывший министр, не дойдя нескольких шагов до выхода, схватился за грудь. Его лицо перекосилось от страшной гримасы, и он стал медленно оседать на пол, пока не рухнул всем телом навзничь. У меня пересохло во рту. Я не впервые становилась свидетелем подобной картины, но именно в тот вечер меня поразила реакция окружающих. А точнее, её полное отсутствие. Лишь несколько взглядов равнодушно проследили за упавшим человеком, но никто и с места не сдвинулся. Тем временем его окружили несколько роботов и вынесли, кажется, уже бездыханное тело прочь.

– На этом официальную часть съезда объявляю оконченной, – как ни в чём не бывало, объявил Господин Доверенный заместитель.

Далее он сообщил, что в следующем месяце главы департаментов сойдутся уже узким кругом для обсуждения текущих и стратегических планов, в частности, по расширению Центрополиса и ряда других наиболее быстро развивающихся городов. В качестве завершения вечера всем присутствующим предлагалось перейти к неофициальной части и обменяться деловыми контактами. На таких встречах многие люди впервые вживую знакомились со своими коллегами, с которыми бо́льшую часть времени сотрудничали удалённо в виртуальных офисах или через голографические трансляторы. Но лично у меня не было ни малейшего желания инициировать какие-либо знакомства, особенно с учётом причины, по которой я вынуждена была здесь оказаться.

Голограмма с изображением Доверенного заместителя после всеобщего финального «Слава Объединённому государству», наконец, погасла. Я надеялась, что мне удастся улизнуть в начинающейся суматохе. Однако стоило вместе со всеми подняться, как ко мне тут же подошёл Альберт, и, крепко ухватив под локоть, поволок в противоположный сектор зала. По дороге он то и дело кому-то кивал, здоровался то с одним, то с другим министром или их заместителями, так что я не могла перекинуться с ним и парой слов. Наконец, мы подошли к небольшой группе мужчин, обменивавшихся электронными данными посредством браслетов.

– Александр, уделите нам пару минут вашего драгоценного времени, – отец бесцеремонным тоном обратился к одному из стоящих в группе.

Высокий, тучный мужчина медленно развернулся в нашу сторону.

– Миранда, познакомься с господином Александром Лобзовским, действующим главой Департамента образования. Он благосклонно согласился организовать очную встречу со своим сыном.

«Лобзовский?! Я не ослышалась?»

Я вгляделась в лицо стоявшего передо мной человека. Да, сходство определённо было.

– Так это и есть ваша дочь? – с ухмылкой глядя на меня, спросил мужчина.

– Так точно.

– Слава ОЕГ, – произнесла я, стараясь не выдавать волнения. – Ваша фамилия мне знакома. Вы знаете человека по имени Якоб Лобзовский?

Альберт пристально и даже как будто озадаченно посмотрел на меня, но я не подала виду, что заметила это.

– Якоб? Ну а как же, это один из моих братьев. А вот, кстати, и мой сын, Марк. Великолепный юрист, между прочим. Вы пока договоритесь обо всём наедине, а мы тем временем с вашим отцом побеседуем. Нам тоже есть что обсудить, правда, Альберт?

Я поняла, что младший Лобзовский стоит у меня за спиной. Медленно, не дыша, развернулась, и у меня потемнело в глазах. Передо мной стояла практически точная копия Якоба Лобзовского, только помолодевшего на несколько десятилетий. Те же пухлые губы, такая же щель между передними верхними зубами, двойной подбородок и уродливо толстые короткие пальцы. Но хуже всего – взгляд. Такой же маслянистый, похабный взгляд, которым Якоб Лобзовский, бывало, обводил всю женскую половину учебной аудитории. Этим же взглядом он одарил меня лично перед тем, как изнасиловать в своём кабинете.

Что мне советовал Грег? Сделать своим советчиком страх? Страха не было – только отвращение. Непреодолимое, ни с чем не сравнимое. Кажется, Марк Лобзовский что-то произнёс, быть может, даже задал вопрос, но я не слышала его. Я стояла и размышляла, достаточно ли хорошо чувство отвращения может сойти за советчика или этого, всё же, маловато?

– Так вы готовы заключить предварительное соглашение прямо сегодня? По правде, я намерен поскорее разобраться с этой проблемой: у меня на вечер запланировано ещё несколько виртуальных переговоров, – я, наконец, разобрала его слегка шепелявую речь.

– Считайте, что у вас больше нет проблемы. Никакого соглашения не будет, так что можете спокойно отправляться на свои встречи, – и, пользуясь тем, что Альберт с Александром отошли куда-то вглубь зала, я развернулась и быстрым шагом направилась к выходу. Двери услужливо разъехались, выпуская меня и ещё нескольких посетителей. Я мельком обернулась, дабы убедиться, что никто не пытается меня догнать, и поспешила к подъёмнику.

Как ноги донесли меня до моего «дельфина», я уже не помню. Но оказавшись в салоне, я с ожесточением сорвала с себя браслет и, заткнув уши, заорала так громко, как только могла. Такого со мной ещё не было: всё тело колотило, сердце вылетало из грудной клетки и казалось, что горло вот-вот разорвётся на части от собственного крика. Трудно передать, каких усилий мне стоило удержаться от истерики на самом приёме. Однако вслед за агонией бешенства пришли спасительные слёзы. Я кое-как смогла продиктовать автопилоту маршрут, и, откинувшись на сидении, жгуче, навзрыд разревелась. То ли от каких-то несбывшихся ожиданий, то ли от жалости к себе, то ли просто от невыносимости накопившегося напряжения. Один за другим я прокручивала отдельные эпизоды прошедшего приёма. Рыхлое лицо Лобзовского-младшего, равнодушный взгляд матери, награждение отца и предсмертные судороги министра на глазах у