Толпа героев XVIII века - Евгений Анисимов

Рождение сына у молодой четы безмерно обрадовало императрицу Анну. Задуманный еще в 1731 году рискованный династический эксперимент вдруг увенчался полным успехом – родился, как по заказу, мальчик, он был здоровым и крепким! Покой династии был обеспечен, и Анна, став восприемницей новорожденного, тотчас засуетилась вокруг него. Для начала она отобрала Ивана у родителей и поместила его в комнатах рядом со своими. Теперь и Анна Леопольдовна, и Антон Ульрих мало кого интересовали – свое дело они сделали. Однако понянчить внука, точнее, внучатого племянника, заняться его воспитанием императрице Анне не довелось: 5 октября 1740 года прямо за обеденным столом у нее начался сильнейший приступ болезни, которая через две недели и привела ее к могиле.

Перед смертью она подписала указ о назначении Ивана Антоновича наследником престола и об объявлении Бирона регентом до семнадцатого дня рождения императора Ивана VI. Но Бирон не усидел на своем высоком кресле и трех недель: его сверг фельдмаршал Миних, сам рвавшийся к власти. До этого Бирон вступил в конфликт с Брауншвейгским семейством – так стали звать в России семью Анны Леопольдовны. Шпионы донесли Бирону, что Антон Ульрих осуждает регента и плетет нити заговора. Временщик действовал быстро и решительно: Антон Ульрих был допрошен регентом и посажен под домашний арест. Все должны были понять, что их ждет, если так сурово поступили не с простым подданным, а с отцом царя! Известно также, что Бирон угрожал и Анне Леопольдовне, обещая ей, при таком поведении ее супруга, отослать их всех в Германию. Словом, когда Миних пришел к Анне за одобрением своего замысла свергнуть временщика, мать императора не возражала.

Сразу же после свержения Бирона 9 ноября 1740 года собранные к Зимнему дворцу полки присягнули на верность «Государыне правительнице великой княгине Анне всей России» – таким стал титул Анны Леопольдовны, приравнявший ее власть к императорской. Рядом с правительницей стоял фельдмаршал Миних. Наступил час его триумфа и реализации великих планов. Но он ошибся. Его, русского Марса, победителя страшного Бирона, сбросила с политического олимпа тихая, рассеянная женщина – регентша Анна Леопольдовна. Произошло это так. Миних рассчитывал стать генералиссимусом за «подвиг» 9 ноября 1740 года, но просчитался. Высшее воинское звание получил отец царя Антон Ульрих. Как известно, двух генералиссимусов в одной армии быть не может, и Миних страшно обиделся на «жадных» супругов. Кроме того, назначив Миниха первым министром, Анна Леопольдовна фактически оставила его не у дел: внешние дела поручила Остерману, а внутренние – Михаилу Головкину. Фельдмаршал терпел только до весны 1741 года. В начале марта он подал прошение об отставке, и ее, против ожиданий Миниха, приняли – разом он стал отставником и утратил власть.

Не будем преувеличивать во всей этой истории самостоятельность Анны Леопольдовны. Ее слабой женской рукой водила рука вице-канцлера Андрея Остермана, который наконец почувствовал, что настал его час и он будет теперь править Россией.

Провозгласив себя великой княгиней и правительницей России и став, в сущности, самодержавной императрицей, Анна Леопольдовна продолжала жить, как жила раньше. Мужа своего она по-прежнему презирала и часто не пускала незадачливого супруга на свою половину. Теперь трудно понять, почему так сложились их отношения, почему принц Антон был так неприятен Анне. Конечно, принц тих, робок и неприметен. В нем не было изящества, лихости и мужественности графа Линара. Миних говорил, что провел с принцем две кампании, но так и не понял: рыба он или мясо. Когда Артемий Волынский как-то спросил Анну Леопольдовну, чем ей не нравится принц, она отвечала: «Тем, что весьма тих и в поступках несмел». Действительно, история краткого регентства Бирона показала, что в острые моменты, когда требовалось защитить честь семьи и свою собственную, принц бездействовал, и не без оснований Бирон говорил со смехом саксонскому дипломату Пецольду, что Антон Ульрих устроил заговор и привлек к нему… придворного шута, а потом на грозные вопросы регента отвечал с наивностью, что ему «хотелось немножечко побунтовать». Еще раньше Бирон говорил саксонскому дипломату Пецольду с немалой долей цинизма, что главное предназначение Антона Ульриха в России – «производить детей, но и на это он не настолько умен» – и что нужно желать, чтобы родившиеся от него дети были похожи более на мать, чем на отца. Словом, вряд ли бедный Антон Ульрих мог рассчитывать на пылкую любовь молодой жены.

Драма же самой Анны состояла в том, что она совершенно не годилась для «ремесла королей» – управления государством. Ее никогда к этому не готовили, да и никто об этом, кроме судьбы и случая, не думал. У нее отсутствовало множество качеств, которые позволили бы ей если не управлять страной, то хотя бы пребывать в заблуждении, что она управляет и делает это для общей пользы. У Анны не было трудолюбия, честолюбия, энергии, воли, умения понравиться подданным приветливостью или, наоборот, привести их в трепет грозным видом, как это успешно делала ее тетушка. Фельдмаршал Миних писал, что Анна «по природе своей… была ленива и никогда не появлялась в Кабинете. Когда я приходил по утрам с бумагами… которые требовали резолюции, она, чувствуя свою неспособность, часто говорила: “Я хотела бы, чтобы мой сын был в таком возрасте, когда бы царствовал сам”». Далее Миних пишет то, что подтверждается другими источниками – письмами, мемуарами, даже портретами: «Она была от природы неряшлива, повязывала голову белым платком, идя к обедне, не носила фижм и в таком виде появлялась публично за столом и после полудня за игрой в карты с избранными ею партнерами, которыми были принц – ее супруг, граф Линар – посол польского короля и фаворит великой княгини, маркиз де Ботта – посол австрийского императора, ее доверенное лицо… господин Финч – английский посланник и мой брат (барон Х.В.Миних)». Только в такой обстановке, дополняет сын фельдмаршала Эрнст, она бывала свободна и весела в обществе.

Вечера эти проходили за закрытыми дверями в апартаментах ближайшей подруги правительницы и ее фрейлины Юлии Менгден, или, как презрительно звала ее императрица Елизавета Петровна, Жульки. Без этой, как писали современники, «пригожей собой смуглянки» Анна не могла прожить и дня – так они были близки. Их отношения были необычайны и бросались в глаза многим. Финч, знавший хорошо всю карточную компанию, писал, что любовь Анны к Юлии «была похожа на самую пламенную любовь мужчины к женщине», что они часто спали в одной постели. Анна дарила Юлии бесценные подарки, в том числе полностью обставленный дом. Многие наблюдатели сообщали, что кроме Юлии на Анну оказывал огромное влияние граф Линар, тотчас же появившийся после прихода Анны к власти. Говорили о предстоящем браке Линара и Юлии. Цель его состояла в том, чтобы прикрыть связь правительницы с кем-то из этой пары… или, спросим в наш раскованный век, с обоими? Осенью 1741 года Линар уехал в Дрезден, чтобы получить там отставку и стать при Анне Леопольдовне обер-камергером. Как известно, эту ключевую в управлении России должность при Анне Иоанновне занимал Бирон. Теперь на нее готовился Линар. Бедная Россия! Но Линар не успел вернуться в Петербург. По дороге ему стало известно о свержении Анны Леопольдовны, и он благоразумно повернул назад. И правильно, надо сказать, сделал: не избежать бы ему путешествия в Сибирь.

В ожидании Линара Анна и Юлия долгими вечерами, сидя у камина, занимались рукоделием: спарывали золотой позумент с бесчисленных камзолов Бирона, чтобы отправить его на переплавку. Юлия давала советы своей сердечной подруге, как управлять Россией… Анна Леопольдовна была существом безобидным и добрым. Правда, как писал Манштейн, правительница «любила делать добро, но вместе с тем не умела делать его кстати». Таким, как Анна – наивным, простодушным и доверчивым, – места в волчьей стае политиков не было, рано или поздно такие случайные люди гибнут. Так и произошло с Анной Леопольдовной. В октябре – ноябре 1741 года, получив достоверные известия о заговоре цесаревны Елизаветы Петровны, Анна поступила наивно и глупо: она стала выяснять у самой Елизаветы подробности заговора и тем самым приблизила час своего падения – испуганная цесаревна дала приказ спешить с переворотом. Он произошел 25 ноября 1741 года, когда Елизавета Петровна во главе трех сотен гвардейцев ворвалась в Зимний дворец и арестовала правительницу и ее семью. Анна Леопольдовна проснулась от шума и грохота солдатских сапог. Есть две версии ареста Брауншвейгской семьи. По одной, Елизавета вместе с солдатами вошла в спальню правительницы и громко сказала: «Сестрица, пора вставать!» В постели рядом с Анной лежала девица Менгден. По другой, более правдоподобной версии, убедившись, что дворец полностью блокирован верными ей солдатами, цесаревна послала отряд гренадер арестовывать правительницу. При виде солдат Анна вскричала: «Ах, мы пропали!» По всем источникам видно, что никакого сопротивления насилию она не оказала, безропотно оделась, села в подготовленные для нее сани и позволила увезти себя из Зимнего дворца. Как известно, раньше всегда следили за знамениями, приметами, теми подчас еле заметными знаками судьбы, которые могут что-то сказать человеку о его будущем. Времена рационализма, прагматизма, атеизма, головокружительных успехов техники сделали для нас эти привычки смешными, несерьезными. В этом невежественном состоянии мы пребываем и до сих пор, лишь иногда удивляясь проницательности стариков или тайному голосу собственного предчувствия. Был дан знак судьбы и Анне Леопольдовне. Накануне переворота с правительницей Анной произошла досадная оплошность: подходя к цесаревне Елизавете, правительница споткнулась о ковер и внезапно, на глазах всего двора, упала в ноги стоявшей перед ней Елизавете. Современник, видевший это происшествие, воспринял это как дурное предзнаменование. И не ошибся. Принцу Антону Ульриху одеться не позволили и полуголого снесли в одеяле к саням. Сделано было это умышленно: так брали Бирона, а также многих высокопоставленных жертв других переворотов – без мундира и штанов не очень-то покомандуешь, будь ты хоть генералиссимус!