Сашенька - Себаг-Монтефиоре Саймон Джонатан

— Ты прав. Стоит попрощаться с Сашенькой?

— Хочешь, чтобы тебе оторвали яйца? Я подгоню машину и заберу свою девочку. Скажу этой шаловливой лисичке, что мы уходим.

Когда они отъезжали, на подъездной аллее показались два черных «бьюика».

— Это приехали грузины? — прошипел Беня с заднего сиденья машины Гидеона. Маша сидела возле водителя и курила.

— Не оглядывайся, — прорычал Гидеон, — иначе мы превратимся в соляной столп!

Он надавил на газ, и машина понеслась прочь, взвизгнув шинами и взметнув облачко пыли.

5

Праздник закончился. Неполный месяц проливал свой мягкий свет на разогретые сумерки. Мендель, который безостановочно курил и трубно кашлял, и Сатинов — они оба работали на Старой площади — обговаривали перестановку кадров на МТС. Сашенька с Ваней стали убирать со стола.

За исключением неловкого момента с Беней Гольденом, вечер прошел на ура. В полумраке показалась бледная как стена фигурка.

— Мамочка, я не могу заснуть, — сказала Снегурочка, так воинственно размахивая подушкой, что Сатинов прыснул.

Сашенька почувствовала прилив нежности. Она не смогла удержаться и обняла дочь, вероятно, вспомнив холодность собственной матери. Но дело было в том, что Сашенька всегда радовалась, когда видела дочь.

— Иди я тебя обниму! Потом быстро в постель. Не слишком балуйте ее, особенно ты, Ираклий!

Снегурочка прыгнула Сашеньке в объятия.

— Этот ангелочек когда-нибудь пойдет спать? — рявкнул Ваня.

— Мама, мне нужно тебе что-то сказать.

— Что, дорогая?

— Меня разбудила подушка, чтобы я передала Ираклию донесение!

— Прошепчи мне его на ушко и быстро в кровать, не то папа рассердится.

— Очень рассердится! — подтвердил Ваня, который подхватил обеих, обнял и поцеловал Сашеньку, пока та тыкалась носом в щечку дочери.

— Мамочка, а что делают в саду те привидения? — спросила Снегурочка, указывая пальчиком через плечо матери.

Сашенька обернулась и стала вглядываться в окно.

Привидениями были четверо коротко стриженных молодых мужчин в белых костюмах. Все четверо вошли на веранду.

— Коммунистический привет, товарищ Палицын, — поздоровался один из них. В кабинете Вани зазвонил телефон, кремлевская «вертушка».

Через несколько минут Ваня вернулся, взъерошенные волосы придавали ему озабоченный вид. Он подозвал Сатинова.

— Ираклий, звонил твой приятель, товарищ Игнатишвили. — Сашенька знала, что Игнатишвили руководит отделом НКВД, отвечающим за дачи членов Политбюро и их питание. — Он говорит, что едет сюда с друзьями. Нам понадобится что-то из грузинской кухни…

Сатинов поднял глаза.

— Он предупреждал, что может приехать. Но с кем? Сказал, что с грузинскими друзьями.

— Грузинская кухня? — быстро соображала Сашенька. — Сейчас только полночь. Разум!

Слегка покачиваясь, вошел водитель.

— Ты вести машину сможешь?

Разум пребывал в такой стадии опьянения, какая свойственна лишь русским: он был пьян настолько, что практически уже трезв.

— Всегда готов, товарищ Сашенька. — Он громко икнул.

— Я позвоню в «Арагви», — предложил Сатинов, направляясь к телефону в кабинете.

Этот ресторан находился на улице Горького.

— Товарищ Разум, быстро в Москву, в «Арагви», и привезите что-то из грузинских блюд. Катитесь!

Разум спрыгнул с веранды, потерял опору, чуть не упал, встал и пошел к машине.

— Постой! — прокричал Сатинов. — Игнатишвили что-то привезет. У него лучшая еда в Москве.

Повисла пауза, Сатинов и Ваня переглянулись с молодыми мужчинами в белых костюмах, которые караулили у ворот, а луна заливала их серебристым светом.

— Кто едет, мамочка? — в тишине спросила Снегурочка.

— Тихо, Воля! Иди спать! — сказал ей отец, сверкая глазами. Он называл ее по имени, только когда был настроен очень и очень серьезно. — Сашенька, нужно приучить этого ребенка к дисциплине…

— С кем он едет? — спросила Сашенька у Вани, впервые забеспокоившись.

— Возможно, с Лаврентием Павловичем…

— Думаю, я поеду. Вечер был чудесный, — сказал Мендель, чьи жена и дочь уже давно ушли.

Сашенька отметила, что он, один из немногих руководящих работников, продолжал носить неподходящий буржуазный костюм с галстуком и никогда не надевал китель как у Сталина. Мендель вытащил коробочку с лекарством и положил под язык таблетку нитроглицерина. — Вызову-ка я своего водителя. Не выношу этих крикливых грузин с их тостами. Ох! Поздно!

К воротам подъехала кавалькада машин, их мощные фары осветили зелень буйного сада. Призраки в белых костюмах открыли ворота и впустили несколько черных «линкольнов» и новый ЗИС.

На небе зажглись звезды. Из дома раздавались звуки пианино, с соседней дачи долетал смех. Сашенька увидела, как из машины выбрался белокурый мужчина со спортивной фигурой в знакомой синей форме с красными лампасами.

Сатинов выкрикнул по-грузински:

— Гамарджоба!

— И по-русски:

— Это Игнатишвили, он привез еду.

Сашенька увидела Игнатишвили с ящиком вина, у ворот из ниоткуда материализовались охранники в синих гимнастерках.

— Входите, товарищи, — пригласила Сашенька. — Сатинов предупреждал, что вы приедете.

Глаза Игнатишвили предупреждающе зыркнули на нее из темноты, когда она вышла поздороваться с новыми гостями, протянула руку и замерла.

6

Смуглый круглолицый Лаврентий Берия, в мешковатых белых брюках и вышитой грузинской рубашке, нес еще одну коробку с яствами. Сашенька знала, что Берия был назначен новым наркомом внутренних дел.

— Лаврентий Павлович! Добро пожаловать! — Ваня спустился с веранды навстречу гостям. — Позвольте, я вам помогу…

— Не беспокойся, сам донесу, — ответил Берия.

Сашенька заметила, что Ваня напрягся, и звуки ночи затихли, и у соседей перестали петь и чокаться бокалами.

Казалось, к ней в сад сошел с постамента памятник.

У подножья лестницы появился сам товарищ Сталин в белом летнем кителе, галифе и светло-коричневых сапогах, отстроченных красными нитками.

Его улыбающееся кошачье, почти азиатское лицо разрумянилось, он продолжал напевать грузинскую песню.

Казалось, даже луна только отражает исходящий от него свет.

— Мы узнали, что товарищ Сатинов едет к товарищу Палицыну, — произнес Сталин с мягким грузинским акцентом, посмеиваясь, как озорной сатир. — Потом узнали, что приглашен и Игнатишвили. Товарищ Берия сознался, что его тоже приглашали. Значит, не пригласили только товарища Сталина, а товарищ Сталин хотел побеседовать с товарищем Сатиновым. Поэтому я обратился ко всем, признавшись, что не настолько хорошо знаком с товарищем Палицыным, чтобы приходить к нему в гости без приглашения. «Давайте поставим вопрос на голосование», — предложил я. Голоса склонились в мою пользу, и все решили, что могут пригласить и меня. Но я пришел на собственный страх и риск. Я не обижусь, товарищи хозяева, если вы дадите мне от ворот поворот. Однако мы привезли с собою вина и грузинские деликатесы. Где же стол?

Сатинов сделал шаг вперед.

— Товарищ Сталин, вы уже немного знакомы с товарищем Палицыным, — начал он, — а это его супруга, Сашенька, которую вы можете помнить по…

— Добро пожаловать, товарищ Сталин. Для нас такая честь, — наконец обрела дар речи Сашенька. Ее охватило жгучее и совсем не свойственное большевичке желание сделать реверанс, какой она привыкла делать в Смольном перед портретом государыни. Она не помнила, как сошла по ступенькам в сад, как подошла к Сталину — он был ниже ростом, старше, еще более уставшим, чем она помнила, с болезненным цветом лица. Его левая рука почти не двигалась. Она заметила, что у него появилось небольшое брюшко, а карманы кителя неаккуратно заштопаны. Но потом она решила, что великие люди не обращают внимания на подобные мелочи.

Казалось, Сталин наслаждается произведенным эффектом. Он взял ее руку и поцеловал по старой грузинской традиции, глядя ей прямо в глаза своими золотисто-медовыми глазами.