Наследие. Трилогия (ЛП) - Нора Кейта Джемисин

Я выпрямилась и велела себе — не вздумай отступить.

— Ну что ж, — вдруг сказал Декарта таким тоном, словно мы тут вели светскую беседу о погоде. — Время перейти к делу, внучка. Через семь дней, ночью четырнадцатого дня, в Небе будет устроен бал. Бал в твою честь — отпразднуем твое провозглашение наследницей. На празднике будут присутствовать самые именитые граждане. Ты хотела бы кого-то видеть? Мы можем выслать приглашение.

А я услышала совсем, совсем другие слова. Через семь дней цвет Ста Тысяч Королевств соберется здесь, чтобы посмотреть, как ты умрешь. Интуиция прямо-таки орала мне в оба уха: Йейнэ, он говорит о церемонии передачи власти!

Между нами тихо и застенчиво висел заданный им вопрос.

— Нет, — ответила я. — Не хочу.

Декарта вежливо склонил голову:

— В таком случае, внучка, ты можешь идти.

Я долго смотрела на него. Возможно, мне более не представится случая поговорить с ним вот так, лицом к лицу и наедине. Он не сказал, за что убил мою мать, но ведь есть и другие секреты — которые он будет совсем не против открыть мне. Может быть, он даже знает, как мне спастись.

Но пока длилось это молчание, мне не пришло в голову ни единого вопроса. И как добраться до ответов на них — тоже не пришло. Поэтому я просто подняла с пола кинжал и вышла из зала и изо всех сил попыталась не чувствовать стыда, когда стража захлопнула дверь за моей спиной.

*

Оказалось, что мне предстоит бурная ночь. И все еще только начиналось.

*

Я вошла к себе и обнаружила, что у меня гости.

Курруэ уселась в мое кресло. Причем сидела прямо, напряженно, сцепив пальцы. И твердо и мрачно смотрела перед собой. Сиэй примостился на краешке кушетки в гостиной, задрав колени к подбородку и глядя в пол. Чжаккарн с бесстрастным, как всегда, видом несла безмолвную стражу у окна. Нахадот — его присутствие за спиной я ощутила за мгновение до того, как он рукой пробил мне грудную клетку.

— Скажи, — прошептал он мне на ушко, — почему я не должен тебя убивать?

Я широко раскрытыми глазами смотрела на ладонь, торчавшую из груди. Крови не было — да и раны, насколько я могла почувствовать, тоже. Осторожно пощупав пальцы Нахадота, я убедилась, что рука бестелесна, как тень. Мои пальцы прошли сквозь призрачную плоть, не встретив сопротивления, и разогнали мутное свечение там, где белел его кулак. Не больно, но словно окунула ладонь в ледяную реку. И между грудями склубился глубокий, болезненный холод.

Он мог выдернуть руку — и вместе с ней мое сердце. Он мог не вынимать руку, а сделать ее материальной. Я бы тут же умерла.

— Нахадот, — предостерегающе проговорила Курруэ.

Сиэй подпрыгнул и подбежал ко мне — в глазах плескался страх.

— Пожалуйста, не убивай ее. Пожалуйста-пожалуйста!

— Она Арамери, плоть от плоти, — прошипел он над ухом.

Дыхание его леденило шею, и она пошла гусиной кожей.

— Такая же, как все они. Они все считают себя высшими существами. Мы сделали ее тем, кто она есть, Сиэй, и что? Она осмеливается отдавать нам приказы! Да у нее нет никакого права вынашивать душу моей сестры!

Торчащие из меня пальцы сжались, как когти, и я вдруг поняла, что он хочет разодрать в клочья вовсе не меня.

Твое тело привыкло к двум душам, сказала Чжаккарн. А если останется только одна, оно может не выдержать.

Осознав это, я — совершенно неожиданно для себя — расхохоталась.

— Ну так давай, сделай это. Убей меня!

Смеяться было трудновато — возможно, из-за того, что из легких торчала чужая рука.

— Я вот это вот пускать в себя не желала! Давай, попробуй! Выдери из меня чужую душу!

— Йейнэ! — Сиэй вцепился в меня. — Но ты же умрешь!

— А какая разница! Вы все равно хотите меня убить! Декарта, кстати, того же мнения — у него вообще все уже распланировано. Моя смерть назначена через неделю! А я — я просто хочу выбрать более достойную кончину. Разве это плохо? А?!

— Сейчас увидим, — прошипел Нахадот.

Курруэ резко наклонилась вперед:

— Подожди, что она…

Нахадот выдернул руку. Видимо, это ему далось непросто — ладонь выдиралась как из застывающей глины. Я прочувствовала движение в полном объеме — меня пронзила такая боль, что я заорала на пределе легких. Инстинктивно подалась вперед — пытаясь таким глупым образом избавиться от муки, — но это лишь повредило. Думать сил не осталось — мысли поглотила агония страдающего тела. Ощущение было такое, словно меня рвут на части. Собственно, именно это и происходило.

А потом… потом случилось вот что.

*

Надо мной простиралось небо из кошмарных снов. Ночь это? День? Непонятно. Но над землей стояли одновременно и солнце и луна — правда, разобрать, что есть что, не получалось. Луна выглядела неестественно огромной и желтой, как застарелая опухоль. А солнце плавало в искажающем его правильную окружность мареве. В небе висело единственное облако — черное, не серое, как набухающая дождем туча, а именно черное, как перемещающаяся в небесах дырка. А потом я поняла — а ведь это и вправду дырка, потому что из нее что-то падает…

Маленькие такие фигурки — они вцепились друг в друга. Видимо, дрались. Одна — белая и сияющая, другая — черная и исходящая дымным ореолом. Они рухнули, вверх рвануло пламя и грохнуло, словно гром загремел. Земля содрогнулась, к небу взлетели пыль и каменные осколки, человек бы такого удара не пережил, но я знала, что они не…

И я побежала к ним. А вокруг меня — везде — лежали тела, не мертвые, я это точно знала, как во сне все знают, но умирающие. Под босыми ногами хрустела желтая высохшая трава. Энефа мертва. Все умирает. Листья облетают, будто густой снег идет. А впереди, среди деревьев: «Ты этого хочешь? Да?» В голосе звенит нечеловеческая ярость, эхо разлетается между стволов. А следом звучит вопль такой боли, такой муки, я такого никогда не слышала…

Я побежала через лес и остановилась у самого края воронки и увидела…

О богиня, я увидела…

*

— Йейнэ! — Меня легонько похлопали по щеке. — Йе-е-ейнэ!

Оказалось, глаза у меня открыты. Я сморгнула — слез не было. Я стояла на коленях. На полу. Сиэй — на четвереньках передо мной. Он испуганно таращился. Курруэ и Чжаккарн тоже внимательно смотрели, причем Курруэ выглядела расстроенной, а Чжаккарн — нет. Она, как обычно, выглядела статуей солдата на часах.

Мыслей в голове не осталось.

Нахадот стоял, подняв руку — ту самую, что сунул мне в грудь. И смотрел на меня сверху вниз, и я поняла, что он каким-то непостижимым образом знает, что за видение только что посетило меня.

— Не понимаю. — Курруэ поднялась из-за письменного стола.

И сжала пальцы на спинке кресла.

— Прошло двадцать лет. Душа должна достаточно укрепиться, чтобы пережить извлечение.