Наследие. Трилогия (ЛП) - Нора Кейта Джемисин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он вздохнул:
— Не скрою, сама мысль вырастить душу Энефы в теле ребенка из рода Арамери выглядела невозможно привлекательно. По множеству причин.
Я кивнула. О, это я могла понять.
— Если мы сможем исцелить душу, — продолжил Сиэй, — у нас появится надежда на освобождение. Именно Камень — залог нашего подчинения. И заточения в этом мире — и в человеческих телах. Итемпас захватил Камень не потому, что так заботился о жизни на земле, нет. Он сделал это, чтобы направить силу Энефы против Нахадота. Двое из Троих — против одного. Но сам он не мог направлять силу — Трое слишком отличны друг от друга. Только дети Энефы имеют власть над силой Энефы. Либо богорожденные, вроде меня. Либо смертные. В войне участвовали и те и те. Мои братья и сестры — и одна жрица Итемпаса.
— Шахар Арамери, — проговорила я.
Он кивнул — я это поняла по тому, как качнулась перина. Чжаккарн выжидающе застыла — статуя да и только. Я мысленно нарисовала лицо Чжаккарн и сравнила его с тем, что увидела на стене в библиотеке. Те же черты — заостренный подбородок, высокие скулы. Хотя постойте. Все трое на нее похожи. Хотя на первый взгляд не выглядят как братья и сестры. И даже как представители одной расы. В облике всех детей Энефы есть что-то от нее — какая-то черта, напоминающая мать. У Курруэ — взгляд. Прямой, иссекающий, как ланцет хирурга. А у Сиэя — глаза. Цвета нефрита.
Как у меня.
— Шахар Арамери, — вздохнул Сиэй. — Она была смертной и, как смертная, могла управиться лишь с частью силы Камня. Но именно она нанесла решающий удар. В тот день Нахадот отомстил бы за Энефу. Но она помешала.
— Нахадот говорит — вам нужна моя жизнь.
В голосе Чжаккарн послышалось раздражение:
— Он что, так тебе и сказал?
Сиэй сердито одернул ее:
— У него природа такая! Он не может ей долго сопротивляться!
— Это правда? — спросила я.
Сиэй замолчал. Так надолго, что мне надоело держать глаза закрытыми, и я их открыла. Встретившись со мной взглядом, он отшатнулся. Плевать. Переживет. И хватит с меня подсадных душ и загадок! Я — не Энефа! И я не обязана его любить.
Чжаккарн опустила руки — в жесте чувствовалась скрытая угроза.
— Ты так и не заключила с нами союз. И ты можешь выдать нас Декарте.
Я посмотрела на нее с той же убийственной злобой, что и на Сиэя.
— С чего бы это? — процедила я, тщательно выговаривая каждое слово. — С чего бы мне выдавать вас — ему?
Чжаккарн быстро взглянула на Сиэя. Тот улыбнулся — правда, как-то безрадостно.
— А я говорил ей, что ты так и скажешь. Ты, Йейнэ, можешь не верить мне, но я всегда был на твоей стороне.
Я ничего не ответила. Чжаккарн все еще мерила меня свирепым взглядом, и я не собиралась отводить глаз. А смысла мериться силой нет. Если я прикажу, она все мне расскажет. И я навсегда потеряю ее доверие. Мой мир рухнул и лежал в руинах, но другого способа узнать правду не было.
— Моя мать продала меня вам, — проговорила я, обращаясь в основном к Чжаккарн. — Конечно, она пребывала во власти отчаяния, и, возможно, я бы на ее месте сделала то же самое. Но все равно — она меня продала. И сейчас я совершенно не расположена к Арамери. А вы и вам подобные — боги. И меня совсем не удивляет, что вы играете смертными жизнями, как фишками в игре никким. Но люди склонны вести себя приличнее.
— Вы созданы по нашему образу, — холодно ответила она.
Ах, какая своевременная ремарка. Аж противно.
Ну что ж. Как говорится, есть время сражаться — и время отступать. Во мне живет душа Энефы. Это все меняет. Теперь Арамери — точно мои враги. Потому что Энефа — враг Итемпаса, а Арамери — его слуги. Но это не делает из Энефадэ моих безусловных союзников. Я же, в конце-то концов, не Энефа.
Сиэй вздохнул, прерывая тягостное молчание.
— Тебе нужно поесть, — сказал он.
И вышел из спальни, и я услышала, как открылась и закрылась входная дверь.
Я проспала три дня подряд, не меньше. Да, я тут только что злобно орала, что сейчас встану и уйду, но орала я больше для порядку. Руки у меня тряслись, да и ноги не особо держали. Я посмотрела на жалко дрожащую руку и с неудовольствием подумала, что раз уж Энефадэ умудрились подсадить мне божественную душу, могли бы и озаботиться телом покрепче. А то смотреть противно.
— Сиэй любит тебя, — вдруг сказала Чжаккарн.
Я положила руку на кровать — так она меньше дрожала.
— Я знаю.
— Нет, не знаешь.
Чжаккарн проговорила это таким резким тоном, что я вздрогнула и посмотрела на нее. Она стояла злая-презлая. Не из-за союза, который я отказалась заключать. Она злилась на то, как я обошлась с Сиэем.
— А ты бы что сделала на моем месте? — мрачно отозвалась я. — Если бы тебя окружали сплошные загадки, а твоя жизнь зависела от отгадок?
— Я бы поступила как ты.
А вот это уже интересно!
— Я бы изо всех сил пыталась выжать из окружающих как можно больше сведений, и плевать мне было бы на их чувства и желания. Но я — не мать, по которой Сиэй так долго тосковал.
Так. И до каких пор они меня собираются сравнивать с этой своей богиней?! Ну уж нет, благодарю покорно!
— Я ему тоже не мама, знаете ли! — разозлилась я.
— А Сиэй знает! Но все равно тебя любит! — Чжаккарн горько вздохнула. — Он же ребенок…
— Ребенок? Да он старше тебя!
— Возраст тут ни при чем. Дело в природе, в сущности. Сиэй избрал путь детства. И идет по нему. Это трудная дорога, между прочим.
Еще бы. И ребеночек трудный, ничего не скажешь. Нет, мне их никогда не понять. Похоже, душа Энефы никак не способствовала более глубокому проникновению в тайны божественной природы.
— Так что вам от меня нужно? — резко спросила я.
Я устала — хотя, возможно, просто проголодалась.
— Мне что, прижать его к груди, когда он вернется? Покачать на ручках? Сказать — все будет хорошо, малыш? Может, мне и тебе спеть колыбельную и все такое?
— Не обижай его больше, — веско ответила Чжаккарн и исчезла.
Я долго смотрела на место, где она только что стояла. И все еще таращилась на него, когда вернулся Сиэй — с целым блюдом еды. Он осторожно поставил его передо мной.
— Слуги здесь привыкли не задавать лишних вопросов, — непонятно пояснил Сиэй. — Меньше вопросов — меньше проблем. Поэтому Теврил не знал, что ты болела. А тут я возьми и появись. Я же за едой для тебя ходил… в общем, он сейчас с твоих слуг шкуру спустит, ох…
А на блюде — о, на блюде лежали всевозможные даррские деликатесы. Маашевые лепешки. Рыба, запеченная в листьях каллены. На гарнир — обжаренные золотистые перчики. Целая чашка соуса из серри — к тоненьким, зажаренным до хрусткости полосочкам мяса. В Дарре так готовили некоторые виды ленивцев, но это, похоже, говядина. А еще — какая красота! — целый запеченный гран-банан. Мой любимый десерт, хотя как Теврил про это прознал, ума не приложу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});