Изгнанник - Елена Хаецкая

— Эвремар, возглавь отряд, — обратился Денис к эльфийской лучнице, — а я найду Евтихия и догоню вас. Не задерживайтесь.

Вторая полусотня умчалась по дороге вслед за первой. Произошло это мгновенно — солдаты как будто испарились. Только что были здесь, и вот их уже нет.

Снова опустилась гнетущая, удушливая тишина.

Денис медленно поехал через деревню. Несколько раз ему не везло, и он встречался глазами с крестьянами. Наверное, у них были пустые глаза. Или, напротив, полные ужаса и горя. Денис этого не различал, потому что был поглощен собственным чувством, которое с каждой минутой становилось все более острым. В конце концов ему начало казаться, что он пришел в класс без одежды и даже без нижнего белья и в таком виде вышел к доске отвечать.

Между двумя домами Денис увидел лошадь Евтихия и поймал ее. А вскоре заметил он и самого Евтихия. Тот стоял посреди сгоревшего дома, одного из самых маленьких. Широко расставив ноги и подбоченившись, Евтихий озирался по сторонам. Его губы шевелились — он что-то говорил безмолвно и при этом еще и гримасничал: двигал бровями, моргал, морщил лоб, высовывал язык, кусал губу. Щеки Евтихия были перепачканы пеплом, и весь левый рукав его тоже был вымазан, однако сумасшедший этого не замечал.

Дом сгорел дотла. Осталась только печь и еще одна стена торчала совершенно нелепо, облизанная снизу пламенем.

— Представляешь, — сказал Евтихий, обернувшись к Денису и как будто ничуть не удивляясь его присутствию, — а в печке до сих пор стоит горшок с кашей. Ты хочешь есть? Я ужасно голоден.

Он прошел по обломкам, давя их сапогами, наклонился и действительно вытащил из печки горшок. Наклонившись, понюхал, сморщился.

— Подгорело, — проговорил Евтихий. — Фу ты.

Он бросил горшок на пол, глиняная посудина разбилась, разлетелись черепки и ошметки сильно подгоревшей каши. Вонь сделалась крепче.

— Садись, — сказал Денис и кивнул Евтихию на лошадь. — Вся полусотня уже ушла вперед. Нам придется догонять.

Евтихий замер, удивленно воззрившись на Дениса:

— Так ты остался из-за меня?

— В общем, да, — нехотя признался Денис.

— Все были бы только рады, если бы я куда-то делся, — сказал Евтихий. — Не стоило тебе меня разыскивать.

— Я не люблю терять людей, — ответил Денис. — Не в моих правилах.

— Ну да, — пробормотал Евтихий, — об этом я как-то не подумал.

Он вылез из развалин, попытался стереть с лица грязь, еще больше ее размазав, уселся в седло, и они с Денисом наконец-то выбрались из злополучной деревни.

Денис спросил своего спутника:

— Что ты искал в том доме?

— Не знаю, — ответил Евтихий рассеянно. — Что-нибудь…

— Нашел?

— Нет.

— А что ты искал? — опять спросил Денис и покраснел, поняв, что этот же самый вопрос он только что задавал.

Но не Евтихия можно было удивить чем-то подобным.

Сумасшедший ответил преспокойно:

— Видишь ли, это моя родная деревня. И дом, где каша подгорела, был когда-то моим. Только я там ничего не нашел, даже каши. Все ухитрилось сгореть за последние несколько лет. Даже странно.

Атиадан осталась у Серой границы вместе с другими женщинами. Она сказала, что будет жарить мясо и жечь костры, чтобы мужу веселее было возвращаться. Она красила зубы золотой краской, и на кусках хлеба, которые она вкладывала на прощание в рот Авденаго, оставались золотые следы. Авденаго и не подозревал раньше, что можно так захмелеть от обыкновенной хлебной лепешки. Но Атиадан хорошо знала, как свести с ума своего мужа. Он сидел на телеге, наполовину закопавшись в мягкие опилки, а она угощала его, не позволяя ему даже пошевелиться, и при том не отламывала от лепешки, а откусывала. Он видел, как ее мягкие синие губы приникают к хлебной корочке, а потом закрывал глаза, и сладкий хлеб заполнял для него всю вселенную.

— Я сохраню тебя под языком, — сказал он ей, когда она помогла ему выбраться из телеги. — Я сохраню тебя под веками. Ты будешь у меня под волосами.

— А я буду беречь тебя в моем животе, — сказала Атиадан и пошевелила своим пушистым хвостиком.

Она всегда это проделывала так неожиданно! Авденаго даже покачнулся и вынужден был ухватиться за край телеги, чтобы не упасть.

— Ох, земля уходит у меня из-под ног, жена, когда я вижу тебя, — признался он.

Ему привели коня, и он сел верхом. Троллихи никогда не плачут, провожая мужей в поход; этим они здорово отличаются от человеческих женщин. Погружаясь в туман и морок Серой границы, Авденаго видел перед собой золотую улыбку и черные раскосые глаза под голубыми стрелками ресниц, и ему становилось тепло и сладко.

Денис и Евтихий поднялись на холм, и вдруг перед ними открылась вся картина сражения. Гархадан настиг троллей первым и не стал дожидаться второго полусотника; он с ходу вступил в битву, пока тролли не успели еще опомниться. Отряд Дениса догнал Гархадана минут через десять-пятнадцать и бросился на помощь. А сам Денис задержался, потому что разыскивал Евтихия, но теперь и они с Евтихием были здесь…

На какое-то мгновение юноше показалось, что он видит какую-то нереальную, плоскую картинку: вырезанные из бумаги фигурки, в беспорядке передвигающиеся взад-вперед, стиснутые так плотно, что даже карандаша между ними не просунешь.

Иллюзия держалась совсем недолго и разрушилась так же внезапно, как и возникла. Стремительно, вызывая головокружение, отодвинулась перспектива, долина и кишащие в ней существа обрели объем и смертоносность.

И в тот же миг Денис понял, что сегодня его убьют.

В этом чувстве не было ничего иррационального, как ему казалось, напротив: оно было холодным, совершенно отчетливым, его легко было осознать и облечь в слова.

— Меня сегодня убьют, — сказал Денис, просто для того, чтобы услышать, как это звучит.

Евтихий что-то ответил — Денис не разобрал, что именно. Наверное, это было не важно.

Они спустились с холма в долину и стали частью битвы.

Денис сразу же перестал замечать людей и эльфов; его окружали одни только тролли, плоскорожие, с узкими, ничего не выражающими глазами, с размазанными по коже узорами, которые были уже испорчены потом и соприкосновениями.

Денис принял первый удар на щит, и последняя для него битва началась. Он заставил себя не думать о близкой смерти, зная, что она придет, когда ей положено. Каждый отраженный выпад врага вызывал у Дениса искреннее удивление. Он никого не ранил, не убил, он только отбивался и изо всех сил старался продлить свою жизнь хотя бы еще на пару минут.

А потом настал миг, когда он понял, что больше не может этим заниматься. Он поднял щит и начал отступать, шаг за шагом. Тролли теснили его. Денис оглянулся — тролли были и позади него, и сбоку. Встретившись глазами с одним из них, Денис понял: вот, сейчас.