Осколок в голове - Сергей Бакшеев

– Ничего не получится. Он заговоренный.

– Брось эти колдовские штучки! Здесь не бабские посиделки. Забыт, чьими трудами создавалась твоя легенда?

– Как знаешь. Я предупредил.

Ахан Шакенов вспомнил кавказскую овчарку, вернувшуюся с разорванной пастью, свои отчаянные потуги сбить парня уазом. Да, пока пареньку везет. Но, может, все это время не с того конца заходили?

– Я слышал, Шиха опять вернулась? – задумчиво спросил Ахан.

Аксакал встревоженно обернулся:

– Тебе она зачем? Второй раз не получится.

– Это почему? – Ахан взъярился. – Ведь в прошлый раз получилось! Все вышло, как я задумал! – Ахан тряс немощного старика и твердил: – Все получилось, все получилось! Ведь так?

Ахан оттолкнул старика, но тот устоял.

– Как получилось, ты знаешь сам. – Аксакал сурово смотрел на взрослого сына.

Ахан в ярости замахнулся на старика.

– Дедушка! – раздался от юрты крик Мурата.

Внук метнулся к деду. Ахан сдержал движущийся кулак, рука опустилась, пальцы медленно разжались. Он резко повернулся и пошел прочь. Через несколько шагов остановился и крикнул сыну:

– А ты возвращайся в дом! Нечего здесь делать. Мурат обхватил деда за плечи. Приземистая фигура председателя колхоза растворилась в темноте. Вскоре стих и скрип песка под подошвами.

ГЛАВА 51

Молоко верблюдицы

Заколов сидел рядом с догорающим автомобилем, грязные руки растирали песок по влажным от слез щекам. Хотелось выть и кричать. Но ничто теперь не вернет малыша.

Шум огня стих. Тихон осмотрелся. Где этот толстый подонок? Ему показалось, что слышны шаги убегающего. Ну держись!

Тихон бросился в темноту.

Он бежал так быстро, как не бегал никогда. Исхудавшее за день тело легко разрезало прохладный вечерний воздух. Этот воздух врывался в жадно открытый рот и почему-то обжигал пересохшую глотку. Легкие раздувались в отчаянном усилии, а сердце колотилось где-то под горлом. Но ступни исправно пружинили, колени взметались вверх, а руки, согнутые в локтях, молотили встречный поток воздуха.

Вскоре Тихон уже видел спину ковыляющего толстяка. Сальные мешки тряслись на жирных боках, толстые ноги неуклюже шлепали по песку. Толстый Славян попискивал, как испуганный ребенок. Вот он споткнулся, упал, пыль взметнулась вокруг жирной туши. Славян успел встать и вновь заковылял вперед. Но Тихон был уверен, вот-вот он его достанет, и тогда…

Славян и писк разделились!

Взгляд Заколова остановился на пестром свертке, оставшемся после падения Славяна. Неужели? Тихон с ходу свалился на колени, штанины разодрались, мелкие песчинки застряли в царапинах.

Сверток тихо и устало пищал. Пальцы студента бережно приподняли завернувшуюся ткань. В открывшемся проеме показались запыленные пухлые щечки, утопающая меж них носопырка, зажмуренные глазенки и разинутый в безнадежном крике красный ротик.

– Успокойся, малыш. Все страшное позади. Я верну тебя маме. К мамке хочешь?

Младенец замолк, приоткрыл глаза. Голубенькие влажные пятнышки уставились на Тихона.

– Мама. Скоро будет мама. Потерпи, теперь все будет хорошо, – убеждал Тихон и не мог остановить нахлынувшие слезы. Хорошо, что его никто не видит, а то разнюнился сегодня, как девчонка.

Ребенок скривил мордашку, но плакал уже не тоскливо, а просительно.

– Эх, сколько же ты мотаешься с этими уродами. Не-не-не, не плачь, их уже нет. Придется посмотреть, что тебя тревожит, – Заколов расстегнул пакет, пальцы коснулись теплой влаги. – Мокренький. Ты извини, я никогда этого не делал, сейчас попробую перепеленать. Так. Да ты пацан! Я так и думал. Фу, какая бяка. Придется выбросить. Чем же это заменить? – Заколов пощупал свою футболку. С утра была свежей, а сейчас… – Ничего другого нет, малыш, – объяснял Тихон, разрывая снятую футболку. – Джемпер Боне отдал, это такой смешной дядя, я потом тебя познакомлю. А тебе футболочка досталась. Сейчас, сейчас, как же ее? Вот так сойдет? Все лучше, чем та мокряндия. Ну можно застегиваться.

Тихон вжикнул боковыми молниями пакета и позавидовал малышу:

– Теперь ты в тепле и сухости. Больше не пруди. А я… – Заколов поежился голым торсом. – Прохладно, однако. Ну ладно, потерпим. Пора нам топать к папке с мамкой.

Остаток футболки Тихон запихнул в карман. Пригодится по дороге. Крепкие руки неловко прижали маленький сверток к груди. Такая ноша для парня была впервой. Он шел обратно, пытаясь определить кратчайшее направление к лагерю. Там, во-первых, есть папа малыша, во-вторых, девушки, подружки Любы. Уж кто-нибудь из них сумеет понянчить и накормить ребенка, пока не приедет мама.

Заколов прошел мимо сгоревшего автомобиля. Впереди раздавались странные чавкающие звуки. Тихон разглядел силуэт верблюдицы. Подойдя ближе, он увидел верблюжонка, жадно чмокающего под мамкиным животом.

Шиха скосила большой глаз на Заколова. Молодому человеку показалось, что она смотрит на прижатый к груди сверток. Тихон опустил взгляд на детскую мордашку. Малыш крутил глазенками, дергал губами, рот жадно искал, за что бы уцепиться.

Тихон посмотрел в спокойные глаза Шихи. В ее взгляде сквозило равнодушное понимание. Тихон подошел ближе. Верблюжонок оторвал мордочку и с любопытством уставился на чмокающий сверток. Тихон, глядя на мощные ноги верблюдицы, осторожно приблизил малыша к соску. Капля жирного молока упала малышу на щеку. Тот потянул курносым носиком и жадно вцепился в оттянутый сосок. Пока он чмокал, верблюжонок заинтересованно наблюдал, а Шиха равнодушно взирала на проявляющиеся вверху звезды.

Тихон вспомнил о Сашке Евтушенко. Он надеялся, что друг уже вернулся в лагерь, и с ним сейчас все в порядке.

Шиха встревоженно дернулась. Тихон успел прижать малыша, прежде чем огромная нога животного резко подалась вперед. Шерсть упруго скользнула по голым рукам Заколова, широкое кожистое копыто вмяло песок, придавив кончик мизинца. Шиха и верблюжонок затрусили в ночную степь.

Тихон обтер губы мокрой от молока ладонью и посмотрел на свою примятую обувь. Если бы верблюдица ступила на пару сантиметров левее, она раздавила бы ему пальцы.

ГЛАВА 52

Равиль сталкивается с Шихой

Александр Евтушенко и Равиль Хасимов упрямо плелись по ночной степи. Равиль прикладывался к бутылке и выкрикивал невнятные приказания. Сашка его уже не слушал. Равиль тихо бурчал, мутный взор ловил колышущуюся спину и связанные руки студента.

Допив пузырь, он метнул бутылку в живую мишень. Студент охнул и шлепнулся на колени. Жестокий пьяный смех и оскал желтых зубов уткнулся в его повернувшееся лицо. Равиль ржал, вплотную склонившись над Сашкой. Студент отвернулся, но Равиль зашел спереди, продолжая брызгать слюной. Сашка оперся на колено, ноги с трудом распрямились, ботинки зашаркали по песку, стремясь удержать покачивающееся тело. Когда муть в голове осела, Сашка равнодушно взглянул на Равиля и двинулся дальше. Хасимов стих и угрюмо засеменил сзади. Окончательно стемнело.

Сашка шел медленно и тупо. Помимо разрастающейся боли его тело охватывал жар. Ему казалось, что вместе с усилившейся темнотой сгустился и стал вязким воздух. Он с трудом продирался сквозь липкую массу. Все тело словно состояло из отдельных, не соединенных между собой частей. Больное плечо огромной опухолью давило сверху причем прямо на голову. Грудь тыкалась в мягкую стенку. Связанные руки онемели. Ноги опускались и поднимались сами по себе. Земля казалась ему не ровной и твердой, а топкой, как болото. Пока он медленно поднимал правую ногу, левая погружалась в трясину. Он вытаскивал левую ногу, но тогда уходила куда-то вглубь правая. Глаза не смотрели вперед, а пропитывались темнотой.

Может, он давно уже не движется, а топчется на месте с закрытыми глазами?

И вдруг он ясно увидел перед собой силуэт верблюда. Изображение предстало как на негативной пленке: на черном фоне белела большая фигура животного. Особенно светлыми выглядели горбы. Верблюд стоял неподвижно. Сзади у его ног Сашка разглядел маленького верблюжонка, который тыкался носом в живот большого. Значит, это верблюдица. Она кормит своего детеныша.

Равиль вышел на шаг вперед и жадно смотрел, как ест животное. Шея верблюжонка равномерно двигалась, проталкивая порции молока, его грудь расширялась и опадала в такт движениям, а плотный, еще не заросший грубым мехом животик едва заметно подрагивал, принимая очередную теплую порцию.

Глядя на него, Равиль почувствовал всем своим исхудавшим телом такой голод, что у него закружилась голова. Он приблизился вплотную к верблюжонку. Сосунок косил любопытным глазом и совсем не боялся. Равиль отстранил морду верблюжонка и жадно припал к влажному соску.

Теплое жирное молоко наполняло его иссохший рот. Молоко текло легко, Равиль чуть не захлебывался. Он терзал сосок, и животное в какой-то момент мягко поддало его ногой. Равиль отпрянул, чтобы отдышаться.