Шпион на миллиард долларов. История самой дерзкой операции американских спецслужб в Советском Союзе - Дэвид Хоффман

Движущийся автомобиль — рискованное место для встречи с агентом: Ролф не смог бы контролировать их маршрут. Припаркованная машина — тоже не лучший вариант: она может привлечь внимание любопытного прохожего или милиционера. Не стоило забывать и о дружинниках — организованных властями отрядах, патрулировавших улицы. Они не всегда готовы были проявить бдительность, но дружинник с красной повязкой на рукаве мог постучать в окно машины и потребовать документы. И все же не стоило огорчать Толкачева, который говорил о машине почти с детским возбуждением. И они пошли к автомобилю, разговаривая на ходу, наверстывая пропущенное время{258}.

Когда Ролф заговорил о молчании Толкачева в последние месяцы и сказал, что резидентура следила за светом на кухне, Толкачев перебил его. Он сказал, что не готов был встречаться в сентябре, а в октябре был готов и подал сигнал, припарковав свою машину рядом с рынком, как предлагал Ролф. ЦРУ выдало ему карту и инструкции насчет этого места, обозначенного как “Машина”: встать напротив рынка между 12.45 и 13.00, припарковавшись задом к обочине, и пятнадцать минут походить по рынку{259}. Толкачев точно выполнил инструкции, но Ролф не появился. Толкачев счел, что дело в инциденте, о котором он прочел в газетах. В сентябре КГБ застал советского гражданина во время встречи с американцем и обвинил американца в шпионаже. Ролф знал об аресте: резидентура и вправду потеряла агента, а оперативника выслали, но он заверил Толкачева, что это не было причиной. Просто Ролф не думал, что площадка “Машина” будет задействована раньше ноября, и не проверил ее. Он извинился за путаницу{260}.

Они дошли до компактных “жигулей” Толкачева, втиснутых между плотно припаркованными машинами, и залезли внутрь. Толкачев сел за руль. Ролф подумал, что это не самый удачный шаг, но у них было много дел. Толкачев был расслаблен, в хорошем настроении и, похоже, был настроен говорить. Вскоре Ролф с облегчением заметил, что окна запотевают. Их встречи обычно так и начинались: Толкачеву, жившему в постоянном напряжении, не с кем было поговорить, кроме своего куратора. Ему нужна была разрядка{261}.

Толкачев передал Ролфу 23 кассеты с пленкой — меньше, чем в прошлый раз, но на них могли быть сотни страниц секретных документов. Одна из камер Pentax барахлила, и он вернул ее. Ролф в обмен выдал ему запасной фотоаппарат, который прихватил, вспомнив о шести пустых катушках пленки в марте. Также он вручил Толкачеву новые стереонаушники, музыку для сына и пакет с 32 400 рублями.

Ролф рассказал, что принес Толкачеву новое надежное устройство связи, которое называли IOWL — временная односторонняя линия. В систему входили обычный коротковолновый радиоприемник, маленький электронный прибор под названием “демодулятор” и одноразовые шифроблокноты. Настроившись на определенную короткую волну в определенное время и подключив демодулятор, Толкачев мог получать и читать шифрованные сообщения. Устройство его, похоже, заинтересовало. Еще в одном из первых писем в ЦРУ он предлагал использовать для передачи секретных сообщений модифицированное радио{262}.

Поначалу казалось, что все в порядке, но по ходу разговора Ролф понял, что это не так.

Институт снова ужесточил порядок получения секретных документов. Как и прежде, по новым правилам требовалось сдавать пропуск. Толкачев хмуро сообщил Ролфу, что, значит, не может теперь забирать документы домой для фотографирования, чем так успешно занимался два года подряд. Пропуск, изготовленный ЦРУ, пока Толкачева не удовлетворил. Цвета и бумага отличались.

Толкачев сказал, что летом он пытался поработать с “Дискусом”, но ничего не вышло. Он передал Ролфу устройство и инструкции к нему. Не похоже, что он был этим огорчен: у Толкачева имелся опыт по части электроники и он понимал, что техника может давать сбой. Ролф смотрел на это жестче. Он подумал, что от “Дискуса” пока не было ни капли пользы.

После этого случая с пропущенными сигналами Толкачев предложил новый способ уведомлять о своей готовности к встрече — не зажигая свет на кухне, а открывая кухонную форточку. В день встречи, в полдень, она будет некоторое время открыта, если Толкачев готов встречаться. Ролф дважды уточнил: уверен ли он, что открытая форточка на его высоком этаже будет видна с улицы? Толкачев заверил, что будет — она будет выглядеть черным квадратом по сравнению с отражающей поверхностью оконного стекла.

У Толкачева было несколько личных просьб. Он просил ЦРУ передать ему карманный диктофон, информацию о последних событиях в Польше и книгу “Моя жизнь” Льва Троцкого, запрещенную в Советском Союзе. Когда прошли 20 минут, Ролф выбрался из машины и попрощался.

Толкачев уехал. Это была его одиннадцатая встреча с ЦРУ. Он умолчал о том, что жена узнала о его шпионской работе и что он обещал ее прекратить.

На следующее утро в резидентуре Ролф открыл оперативную записку, которую передал ему Толкачев. В ней тот ответил лишь на 11 из 45 вопросов, которые ЦРУ задало в марте, и извинялся за это. Он писал, что его доступ к информации не безграничен, что он “расстроен”, поскольку не имеет возможности что-то сообщить по “широким темам”, о которых его спрашивало ЦРУ. Толкачев пояснил, что он вряд ли сможет отвечать на технические вопросы о комплексах вооружений, “с которыми напрямую не связан”.

Ролф предложил штаб-квартире быть осторожнее в своих пожеланиях. Он выразил беспокойство тем, что они “перегружают” Толкачева вопросами из таких “областей, в которых он недостаточно хорошо ориентируется”. После двух лет “плодотворного сотрудничества”, писал Ролф, они могли точнее кроить по мерке, а не получать 11 результатов из 45, задавая вопросы, о которых Толкачев не может иметь представления. Но поток запросов не иссякал.

Осенью 1981 года Гербер полетел в главное управление для встречи с Кейси, новым директором ЦРУ. Большую часть своей карьеры Гербер посвятил шпионажу против СССР, а Кейси восхищался такими резидентами, как он. После своего назначения Кейси в докладной записке Рейгану делился своими впечатлениями: “Я получаю более профессиональные оценки от опытных, работающих в поле” оперативников, чем от “академичных” аналитиков из штаб-квартиры{263}. В разговоре с Кейси Гербер заметил, что хотя СССР — ядерная сверхдержава, с экономикой там швах. “Это страна, которая даже тостеры не может выпускать, — сказал он. — И хотя ракеты они могут делать, они не в состоянии накормить свое население”. Гербер основывался на своем опыте работы в Москве, но Кейси отмахнулся от его слов. Директор сказал, что СССР наступает в Латинской Америке и Африке и ему нужно противостоять повсюду{264}. Кампания Рейгана 1980 года строилась на обещании бороться с Советским Союзом, и теперь он претворял это обещание в жизнь.

На саммите в Оттаве в июле 1981 года французский президент Франсуа Миттеран сообщил Рейгану поразительные новости: французская разведка работает с секретным и весьма результативным агентом из КГБ, 48-летним полковником Владимиром Ветровым. Операция идет полным ходом. Ветров передал французам четыре тысячи страниц документов КГБ по программе промышленного шпионажа, в задачу которого входило похищение западных, особенно американских, высоких технологий. Для таких заданий в КГБ существовал специальный отдел, так называемая “линия X”. С одобрения Миттерана французы привезли весь массив документов, известный как “Досье Farewell”[15], в ЦРУ. Документы в подробностях показывали механизм действия советских спецслужб по добыванию секретных разработок Запада в области электроники и других новейших технологий для использования их в военной промышленности. После одобрения Рейгана Кейси, в сотрудничестве с американскими промышленниками, запустил секретную программу, частью которой была продажа в Советский Союз быстро выходящего из строя оборудования, если оно значилось в списках, составленных КГБ. Среди такого оборудования были модифицированные электронные компоненты (чипы) и дефектные турбины. Список советских запросов возглавляло нефтегазовое оборудование, предназначенное для управления новым газопроводом, идущим в Европу. Поскольку эти технологии не удалось получить в Соединенных Штатах, КГБ раздобыло программное обеспечение у канадской фирмы.

С согласия Рейгана ЦРУ настроило программу для автоматизированного управления таким образом, что через некоторое время оборудование вышло из строя: изменение скорости работы насосов и параметров для клапанов создало чрезмерное давление на швы трубопровода. Последовали взрыв и пожар. Это был самый масштабный из неядерных взрывов, когда-либо наблюдавшихся с космических спутников[16]. В операции “Досье Farewell” была задействована московская резидентура. Это укрепило убеждение штаб-квартиры, появившееся во время работы с Толкачевым, что глубокие разведывательные операции можно проводить прямо под носом у КГБ{265}.